— Знаю! Вы даже составили список магазинов, в которых делали покупки. — Маркус достал из кармана листок бумаги. — Мы все проверили. К сожалению, никто из продавцов не вспомнил, что вы там побывали.
Вестхаузен, нервно пощипывая галстук, улыбнулся:
— Ничего удивительного: предпраздничная суета. Люди словно с ума посходили.
— Но ведь вы здесь живете много лет. Городок небольшой — вас все знают. И мы в этом убедились.
— А я тут при чем? Разве я виноват, что они не помнят о моем приходе?
Маркус наклонился вперед и проговорил подчеркнуто медленно, со значением:
— Господин Вестхаузен, у нас есть основания считать, что вам известно о преступлении гораздо больше, чем вы пока нам сообщили.
— Даже если бы я действительно знал что-либо, зачем бы я стал об этом умалчивать?
— Именно этот вопрос нас и интересует.
— И каков же ответ?
— Возможны два ответа. Либо вы сами замешаны в преступлении, либо кого-то покрываете.
Вестхаузен рассмеялся, да так, что снова надолго закашлялся.
— Да, именно я, а не кто другой! — прокашлял он, несколько успокоившись. — Зачем бы я стал покрывать Вондри? Не потому ли, что он увел у меня жену?
Он, казалось, и мысли не допускал, что и сам может оказаться под подозрением. Всем своим видом показывал, что после того, как капитан открыл карты, ему беспокоиться не о чем.
— Какая абсурдная идея! Вондри, — Маркус протянул эту фамилию как можно дольше. — Нет, скажите, как она пришла вам в голову?
— Вы, наверное, меня дураком считаете. Слепому видно — не мне одному! — что Вондри у вас на мушке. И, если вас интересует мое мнение, вы не ошиблись.
— В высшей степени интересно, — Маркус притворился удивленным. — Вы утверждаете, будто существует общее мнение, что Вондри убил главного режиссера Пернвица?
— Я ничего подобного не утверждал.
— Но вы так считаете.
— Разве дело в том, что я считаю? — Вестхаузен умолк, задумался о чем-то и вдруг выпалил: — На вашем месте я поинтересовался бы, где Вондри достает электрооборудование для своего бунгало.
— Он строит бунгало?
— А вы не знали?
Маркус покачал головой, раздосадованный тем, что никто его об этом в известность не поставил. Хотя что тут удивительного: в каком цейтноте они ведут расследование!
— А ну давайте выкладывайте, господин Вестхаузен, — сказал он. — Нечего тень на плетень наводить. Рано или поздно мы все равно разберемся. Что вам известно о Вондри конкретно?
— Конкретно — все равно что ничего! — Вестхаузен облизал губы, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и распустил галстук. Ему было жарко, красное лицо покрылось капельками пота. Он, очевидно, размышлял, как далеко стоит зайти, на что решиться. — Но кое-что все-таки слышишь. А как же! Гонорар у Вондри довольно умеренный, а живет на широкую ногу — машина, бунгало, дорогой антиквариат… Никогда не поверю, чтобы здесь обошлось без левых делишек.
— Мы здесь не для того, чтобы вывести на чистую воду спекулянта, например…
— Понимаю, — хитро улыбнулся ассистент. — Это я просто так, к слову.
— Господин Вестхаузен! — вспылил Маркус. — Не будем играть в кошки-мышки! Намеки и околичности здесь неуместны. Какое отношение дела Вондри — легальные или нелегальные — имеют к преступлению, которое мы расследуем?
Испуганный резким тоном капитана, ассистент втянул голову. Жалкий человек, тщетно пытающийся найти ответ на заданный вопрос. Маркусу невольно вспомнился разговор с Вондри. Тенор тоже путался, впадая то в одну крайность, то в другую…
Молчание продлилось довольно долго и было прервано глухим звуком захлопнутой двери Быстрые легкие шаги в коридоре, и высокий женский голос вопрошает:
— Вернер! Вернер! Где ты?
— Моя жена, — удивленно и одновременно с облегчением проговорил Вестхаузен, сразу вскочивший со стула. — Ничего не понимаю… Да здесь я, здесь! — уже громко откликнулся он.
— Слава богу! — Дверь распахнулась, и в комнату буквально ворвалась молодая женщина. — Представь себе, опять произошло что-то ужасное! Только что в театре опять напали на осветителя Вечорека. Кто-то его заколол… — Она уставилась на Маркуса, словно не веря своим глазам. — Ты не один?
— Ты ведь знакома с капитаном Маркусом из уголовного розыска, — быстро проговорил Вестхаузен и поторопился помочь ей снять пальто. — Теперь и я понимаю, почему он здесь.
— И почему же?
— Потому что хотел убедиться, есть ли у меня алиби на последние несколько часов.
— У тебя… — Лоб молодой женщины покрылся мелкими морщинками. — Это правда? — обратилась она к Маркусу.
— Да, но в этом нет ничего необычного. Мы проверяем алиби всех членов труппы… Кстати, откуда вам известно, что произошло с Вечореком?
Она опустила глаза, сняла шляпку, убрала прядку волос со лба.
— Кто-то об этом говорил в автобусе.
— Кто именно?
— Двое мужчин. Раньше я их не видела.
— Какой номер автобуса? То есть откуда вы ехали и во сколько?
— Из Карлсберга-Южного в девятнадцать тридцать, — она нашла глазами Вестхаузена, который с пальто через руку стоял у двери и внешне безучастно прислушивался. — Ты уже давно дома?
Он покачал головой и протянул руку за шляпой, которую она ему нехотя бросила.
— Так что ты скажешь насчет Вечорека?
— Ничего я не скажу, — он открыл дверь, исчез в коридоре и вернулся без пальто и шляпы. — Мне до этого дела нет. Не я его убил — не мне и волноваться.
— И тебе ничуточки его не жалко?
Он только пожал плечами:
— У меня довольно собственных забот, и кому, как не тебе, знать — каких!
Опустив уголки губ, она недобро улыбнулась.
— В этом ты весь.
У Маркуса сложилось впечатление, что молодая женщина спровоцировала этот разговор с мужем для того лишь, чтобы не отвечать на его неприятные вопросы. С другой стороны — она несомненно чем-то встревожена.
— А не рассказал ли вам, фрау Вестхаузен, об этом повторном нападении на Вечорека господин Вондри? — как бы вскользь полюбопытствовал он.
Ее бледное лицо сразу сделалось замкнутым, неприступным:
— Нет!
— А вы, господин Вестхаузен, вы совершенно уверены, что узнали о случившемся от вашей жены?
— От кого же еще?
— Хорошо, — кивнул Маркус и с легким налетом иронии присовокупил: — Не стану вам больше мешать. Явитесь оба завтра ровно в девять утра в окружное управление полиции к обер-лейтенанту Штегеману. Я буду там.
Супруги обменялись быстрым взглядом. Потом жена отвернулась, а Вестхаузен спросил охрипшим голосом:
— А позволено нам будет узнать, почему?
— Разумеется! Все дело в ваших прежних показаниях. Если я не ошибаюсь, вы сейчас тоже признаете, что кое-что следует непременно выяснить. Например, — Маркус сделал паузу и посмотрел на ассистента режиссера как бы даже благожелательно, — как вышло, что я встретил вас, господин Вестхаузен, совершенно замерзшего и с давно заиндевевшими бровями, хотя вы утверждали, будто прогуливались какие-то двадцать минут?
Ассистент режиссера взмахнул руками, хотел было сказать что-то, но передумал. Его жена медленно повернулась к нему и посмотрела так, будто не верила своим глазам:
— Ты что, выслеживал меня?
Ответа не последовало, да фрау Вестхаузен на него и не рассчитывала.
Маркус кивнул супругам, прошел к двери.
— Не провожайте меня. Спокойной ночи!
Супруги его то ли не услышали, то ли были слишком заняты своими мыслями. Молчание в комнате сделалось неприятным, чреватым серьезным скандалом.
На улице Маркус остановился, чтобы надеть перчатки и поднять воротник. Ему вдруг почудилось, будто за ним наблюдают, но нигде поблизости в окнах первого этажа не дернулась ни одна гардина.
Вообще-то он имел все основания воспользоваться имевшимся у него ордером на арест. Он не сомневался, что они оба, и муж и жена, что-то от него скрывают, что-то утаивают. Но супруги ни в сговор не вступят, ни из города не скроются — тому гарантией отношения между ними. И вообще, в сочельник…
Метель улеглась, зато похолодало. Почти из каждого дома, мимо которого проходил Маркус, звучала негромкая рождественская музыка. Маркус вдруг ощутил, что он страшно проголодался: полцарства за сардельки с картофельным салатом!
Зачем ребенку зря мучиться! У девочки уже глаза закрываются, так ей спать хочется. Клаудиа положила в кукольную кроватку небольшую куклу, которую держала в руках, и, тяжело вздохнув, поднялась с пола. Ей было не по себе от мысли, что она вот-вот останется наедине с роскошной новогодней елкой. Наедине со своими мрачными мыслями, наедине с новогодними подарками, которые Эберхард успел принести домой.
— Видишь, Гитти, твоя кукла уже спит, — сказала она. — И тебе пора в постель. Поздно…
