— Но такая работа бывает два раза в жизни! — простонал Садык. — Обычно я или сижу, без заказов, или занимаюсь пустяками.
Улымас, страж справедливости, запыхтел:
— Плати, плати, плати!.. Срок — пять дней…
Жена и дети Садыка плакали так громко, что слышно было во дворе Улымаса. Сборщик податей хохотал, прислушиваясь к рыданиям.
Одним другом у Насреддина будет меньше и одним рабом у пресветлого эмира 'больше…
Судья решил быть милостивым: он снизил сумму налога с трех тысяч шестисот монет до трех тысяч ровно.
— Я пожалел тебя, Садык, — прошептал он, — и обокрал на шестьсот монет повелителя правоверных! Что мне, бедному, будет, если пресветлый эмир узнает об этом? Я уступил тебе, чтоб никто не мог говорить о моей бессердечности. Но отсрочки ты не получишь ни одной минуты…
И вот Насреддин сидел в хижине чеканщика и пытался найти выход из положения: до срока уплаты налога оставалось всего два дня.
— Может быть, пойти к судье и еще раз попросить его об отсрочке? — задумчиво предложил Садык.
— Скорее добьешься милосердия у шакала, чем у богача! — ответил Насреддин. — Этот грабитель прикинется невинным ягненком. «Обращайтесь к сборщику податей», — скажет он.
Светлое пятно от дыры в стене вдруг пропало. Чья-то тень закрыла ее.
Насреддин и Садык увидели в дыре лицо одноухого — бывшего слуги бая Абдуллы, ныне перешедшего в услужение к судье.
— Салям! — небрежно сказал слуга. — Мой хозяин посылает тебе, Насреддин, зайца в подарок. Что передать господину?
— Вежливости учись у невежи, — сказал Насреддин Садыку. — Видишь, как разговаривает со мной этот одноухий мошенник? — И, взяв зайца, Насреддин сказал, кланяясь: — Передай своему щедрому и великодушному хозяину, что Насреддин с благодарностью принимает его дар.
Одноухий скрылся, а Насреддин задумчиво оглядел лежащую на полу зайчатину.
— Я бы не взял от него и заячьего хвоста, — сказал Насреддин Садыку, — но тут дело не в. подарке. Если бы я не принял зайца, то разрушил бы планы судьи!
— А зачем тебе идти навстречу его коварству? — удивился Садык. — Если я попал в его сети, так останутся еще и Хасан, и Мамед, и Пулат. А если что-нибудь случится с тобой, то нам всем станет плохо.
— Пусть судья решит, что я попался на его крючок, — усмехнулся Насреддин. — Пусть он продолжает то, что задумал… А ты иди и успокой семью…
Вручению зайца Насреддину предшествовала длинная история. Абдурахман, длинноносый шпион, день и ночь ломал голову над тем, как учинить Насреддину какую-нибудь пакость.
— Выслушай меня, о светоч справедливости, — сказал Длинный Нос своему толстому хозяину. — Я вспомнил притчу о том, как погубила себя лисица. Когда она появилась в лесу, то все звери относились к ней с уважением. Даже боялись ее! Она умела найти острое словцо, спастись из любой западни, дать хитрый совет…
Я понял, о какой лисе ты говоришь, — довольно запыхтел судья, умиленный собственной догадливостью. — Продолжай, продолжай…
— Однажды к лисе пришли гости — тигр, леопард и пантера, — почтительно продолжал Абдурахман, — и хотя лиса была бедна, но она, согласно великим законам гостеприимства, должна была принять знатных гостей как полагается. Но лиса так растерялась, что даже не накормила их пловом. Она лаяла, что плохо живет, что трудно стало охотиться и еще что-то… И гости ушли.
— Нет ничего позорнее, чем нарушение законов гостеприимства! — забормотал судья.
— И с той поры все животные стали презирать лису, — закончил Абдурахман.
— Если он… ходжа… то есть лиса… — рассуждал судья, — не примет нас хорошо, он опозорится. А если с помощью своих друзей он устроит нам пир, то мы наложим на него такой налог, заплатить который будет не под силу даже самому беку. Но, может быть, Абдурахманчик, этот нечестивец привез с собою деньги из дворца эмира? Может быть, он богат, и у нас ничего не получится?
— Клянусь бородой пророка, — торжественно приложив ладонь к животу, прогнусавил Длинный Нос, — что у ходжи нет за душой не только полмонеты, но и рисового зерна! Он стар, не может работать, его кормят друзья. Сегодня он ест в одном доме, завтра — в другом, послезавтра — в третьем. И так все время. У нас тысяча домов. Получается, что каждая семья кормит Насреддина приблизительно раз в три года.
— Ну что ж, — задумался судья, — пожалуй, следует испытать гостеприимство Насреддина. Я пошлю ему зайца в подарок, а потом приду на обед… И вот что я еще придумал! — восторженно запыхтел судья. — На следующий день после этого обеда к ходже придут…
И он поделился своим хитромудрым планом со шпионом…
Насреддин отнес зайца в дом Пулата, где жил эти дни.
Только солнце скрылось за крышами и едва молодая жена Пулата успела сварить суп из зайчатины, как возле дома показались отдувающийся толстяк судья, чайханщик Шараф, ростовщик Керим и Абдурахман — Длинный Нос.
— Мы к ходже — есть зайца, — сказал толстяк.
«Гость — всегда гость, даже если он шакал» — гласит пословица. И Пулат усадил пришедших за еду.
— Получил ли ты зайца в целости, ходжа? — спросил судья. — Не украл ли мой одноухий мошенник половину по дороге?
Насреддин поблагодарил за зайчатину и сам принес с огня котел заячьего супа.
Гости съели чуть ли не весь суп. Жена Пулата подала пустое блюдо для плова.
— Что нужно для плова? — спросил Насреддин молодую хозяйку.
— Рис и жир, — смущенно ответила она. — И еще шафран и мясо.
— Нет. Мера шафрана, два барана, два кувшина жира… — начал Насреддин, но чайханщик Шараф перебил его;
— Не много ли на два барана два кувшина жира?
— Но ведь плова же все равно не будет, — усмехнулся Насреддин, — так пусть он будет хотя бы жирным.
— Не будет? — разочарованно спросил ростовщик Керим. — А для чего же на столе стоит блюдо?
— Если бы в доме были рис, и жир, и мясо, — произнес ходжа, — то на нем подали бы плов!
— Не хочешь ли ты сказать, — ехидно спросил Керим, — что мы уже поели?
— Не будем мешать отдыху хозяев после сытной трапезы, — прокряхтел судья. — Спасибо за угощение!
И, лукаво посмеиваясь, компания вышла из дому.
— Пока все идет так, как хочется судье, — вслух подумал ходжа. — Интересно, что они еще надумали?
Это стало ясно на следующее утро. К Насреддину в гости пришли мулла, караван-сарайщик Нурибек и торговец Мустафа.
— Принимай гостей! — загорланил Мустафа. — Мы друзья твоего друга судьи, который подарил тебе зайца…
— Разведите остатки заячьего супа водой, — распорядился ходжа, — и подавайте дорогим гостям!
Накормив кое-как незваных пришельцев, Насреддин задумался.
— А чем мы будем угощать прочих друзей судьи? — спросил растерянно Пулат.
— Они хотят заставить меня нарушить законы гостеприимства и отпустить голодных голодными, — пощелкал пальцем по бороде ходжа. — И тогда весь город будет знать, что я — жадный и скупой старик, платящий злом за добро.
— Как же нам быть? — огорчился Пулат.
А следующие гости — одноухий прислужник судьи, стражник и тощий слуга Улымаса — уже стояли на пороге.
— Мы — друзья друзей твоего друга судьи, который подарил тебе зайца! — сказал стражник. — Мы хотим есть!
И они бесцеремонно уселись на лучшие места. Насреддин внес и поставил перед гостями котел, наполненный водой.
— Ходжа, — повизгивая от восторга, закричал одноухий, — разве это еда? Или ты забыл, что мы твои гости? Что мы друзья друзей судьи, который подарил тебе зайца?
— Дорогие друзья друзей моего друга, — поклонился Насреддин, — перед вами суп, который является другом друга того супа, в котором варился заяц моего друга.
Так одноухий и увел своих — не супа хлебавших — мошенников.
Но, шагнув уже за порог дома Пулата, одноухий сказал:
— Теперь ты, Насреддин, должен принести в подарок судье зайца. Ты же не захочешь оставаться в долгу?
— Теперь они хотят заставить меня сделать им подарки, — молвил ходжа, когда за непрошеными гостями закрылись ворота. — Я отнесу судье зайца, он ответит мне какой-нибудь ценностью, затем от меня тоже потребует золото или серебро… А так как у меня этих металлов нет, они начнут говорить, что я не знаю законов вежливости… И все это накануне дня уплаты налогов Садыком'
Ходжа долго сидел в раздумье, потом вышел на улицу и зашагал к охотнику Вахобу.
Вахоб только что вернулся с охоты. В мешке у него шевелились два зайца.
— Раз они тебе нужны — бери, — сказал охотник Насреддину.
Прошло несколько дней. Однажды судья разбирал на базаре какую-то тяжбу.
— Я буду делить ваше имущество по закону аллаха, — кряхтел он.
— Это значит: одним — много, другим — мало? — вмешался Насреддин. — Уж лучше жить по людским законам — тогда все было бы иначе, совсем иначе!
