— Ну, девятнадцать лет пренебрежения — это довольно большая черная метка, — парировала я, сердито убирая остатки медикаментов и выбрасывая окровавленные бинты. Шкафы громко стучали, пока я носилась по кухне. — Я способна справиться со своими проблемами.
— Способность не имеет к этому никакого отношения. — Данте, поморщившись, дернулся вперед, чтобы схватить меня за запястье и притянуть ближе. — Мы твоя семья, Tesoro (с итал. Сокровище) ; наше право и обязанность защищать тебя. Почему ты не позволяешь нам делать то, что естественно?
Я отказывалась смотреть в его горящие черные глаза. На первый взгляд они были такими же бездонно-черными, как и у любого мафиози без морали, которых я встречала, но иногда, если их поймать под прямым углом или посмотреть на меня, как он обычно делал, они были прекрасны до глубины души.
Это было глубоко сбивающее с толку сопоставление, которое я была не в настроении терпеть.
— Мне не нужны никакие спасители. Я достаточно сильна, чтобы справиться со всем самостоятельно, — сказала я, мой голос был таким холодным, что воздух между Данте, телефоном и мной мгновенно застыл.
— Я пришел к тебе, потому что мне нужна была помощь. Это делает меня слабым? — тихо спросил Данте, обхватив меня своей неповрежденной рукой так, что я оказалась прижата к его адскому тепла.
— Нет, — раздраженно пробормотала я. — Хотя, если тебя подстрелили, ты чертовски тупой.
Я посмотрела на его улыбку, потому что, как и солнце, ее невозможно было игнорировать.
— Хорошо, теперь, когда все улажено, объясни мне, в чем заключается план.
— Кто сказал, что есть план? — спросила я невинно, высвобождаясь из его рук, чтобы налить ему стакан виски и схватить бутылку ибупрофена.
Сальваторе фыркнул.
— Никто из нас не настолько глуп, Козима. Если ты не хотела нашей помощи, то это потому, что у тебя есть свои собственные планы. А теперь, будь добра, скажи нам, прежде чем я умру от неизвестности.
Я закатила глаза от его драматизма, хотя это всегда согревало мое сердце, потому что было очень похоже на мою собственную реакцию.
— Хорошо, это не такой уж и план, но намерение есть. — Я глубоко вздохнула, потому что знала, что им не понравится то, что я скажу. — Я хочу ликвидировать Орден.
Двое мужчин сразу же разразились хриплым спором. Я скрестила руки с напряженным вздохом и подождала, пока они немного успокоятся, прежде чем вмешаться, чтобы объяснить.
— Это была моя собственная вина, но я поехала в Лондон с Себастьяном, чтобы поддержать его номинацию на премию BAFTA за лучшую мужскую роль, и Эшкрофт увидел меня там. Он шантажирует меня, заставляя стать его новой рабыней.
— С чем? — спросил мой отец, вплоть до банальных вопросов, хотя я чувствовала его ярость через телефон.
— Видимо, есть фото и видео с той ночи, когда Александр лишил меня девственности в бальном зале.
Данте выругался из нескольких английских и итальянских слов, а затем громко стукнул кулаком по столешнице.
— Мне следовало вспомнить… может быть, я мог бы проскользнуть и забрать записи, когда ходил в Перл-Холл на ваше… мероприятие.
— Ты знал? — крикнул Сальваторе.
— Это не твоя вина, — успокоила я Данте, положив руку на его толстое предплечье. — Ты не мог знать.
— Но я знал. В Ордене Диониса принято записывать, как каждый лорд лишает девственности свою рабыню. Они должны представить запись совету, а затем, черт возьми, им выставляют оценки за их исполнение. Любой, кого уличают в недостатке — возможно, Мастер слишком мягок или девушка слишком нетерпелива — вызывается на совет для дачи показаний.
— Потому что, если что-то из этого произойдет, может показаться, что Хозяин и раб влюблены друг в друга, — глухо заключила я.
Каждый хищник является в чем-то жертвой.
Предупреждение Александра прозвучало в моей голове, когда все встало на свои места. Я была так шокирована тем, как он преследовал меня через бальный зал, держал меня и врезался в мою девственную вагину, как безжалостный зверь, хотя он был относительно добр ко мне в дни после моего первого ужина. Это казалось излишне жестоким, потому что, честно говоря, мы оба знали, что он мог бы заполучить меня добровольно через несколько дней или с помощью некоторых тщательно выверенных прикосновений к моему предательскому телу.
Почему ему нужно было схватить меня, как мародер, его способ получить добычу всегда смущала и ранила меня.
Но теперь, конечно, это было так ясно.
Они наблюдали за нами.
Не только Орден через камеры, которые, как я знала, были закреплены по всему бальному залу, но и через Ноэля, который был их глазами и ушами в поместье.
Боже, но у нас не было ни единого шанса против их механизмов.
Данте протянул руку и успокаивающе сжал мое бедро.
— Улучшает или ухудшает это твои воспоминания?
Я медленно моргнула, затем еще раз быстро сомкнула веки, чтобы перерезать нить, привязывающую меня к тому прошлому.
— Это меняет ситуацию.
— Тем не менее, ты все равно хочешь уничтожить Орден ради него, — заявил он, разрезая мою маску скальпелем.
Мой подбородок выдвинулся вперед, когда я посмотрела на него сверху вниз, подражая надменной осанке Елены.
— Неужели это настолько невозможно, что я могу захотеть уничтожить их для себя? Они разрушили мою жизнь, не говоря уже о жизни многих людей, которых я люблю.
— Как Александр, — безжалостно уколол Данте.
— Как и ты, — отрезала я.
Он поднял руки вверх, как два белых флага капитуляции, но я была на грани защитного раздражения, и ничто не могло унять это беспокойство. По опыту я знала, что единственный способ снова расслабиться — это находиться под клинически холодными руками опытного Доминанта.
И не какого-нибудь Доминанта, а самого Александра.
Непрошенный образ его прошлой ночи всплыл в моем воображении; густая волна золотистых волос сбилась с его лба, как корона, холодный металлический плен его глаз, когда он через переполненную комнату объявил меня своей. Снова оказаться в его объятиях было похоже на волшебство, на то, что я так долго выдумывала в котле своего сердца, что до сих пор не могла поверить, что это сбылось.
— Ты знаешь, что он тебя не любит, — напомнил мне Сальваторе ровным и реальным голосом, но не недобрым. — Он был воспитан монстрами, чтобы быть монстром. В таком сердце нет любви. Если бы это было так, он бы пришёл за тобой в какой-то момент за последние полдесятилетия.
Было бы самое время признаться им обоим, что Александр пришел за мной, но я не хотела иметь дело с последствиями. Если бы они думали, что он может появиться снова, они бы каждую минуту размещали Данте рядом со мной, как тень.
Я не была уверена, что они беспокоились столько о безопасности, сколько о том, что, если мне представится шанс, которого не было у меня три года назад в день свадьбы, я могла бы остаться с ним навсегда.
Мой желудок болел от силы моих противоречивых эмоций. Я могла бы быть честной с самой собой, признав, что снова увидев Александра, я наблюдала, как моя уравновешенная черно-белая жизнь приобрела яркие краски, но я также была достаточно умна, чтобы задаться вопросом, полезно ли это для здоровья или нет.
Он был моим похитителем, моим обидчиком.
Заклятый враг моего отца и изгнанный старший брат моего лучшего друга.
Худший кошмар психиатра.
У меня была своя жизнь, над которой я так много работала, чтобы сделать ее полноценной и счастливой в Нью-Йорке. Александр, появившийся ни с того ни с сего, не должен был подорвать это так, как это произошло.
Но Боже, я безмерно надеялась, что увижу его снова.
Я была влюблена в него навечно, как будто я была проклята, и понятия не имела, как найти противоядие.
— Я могу помочь, если ты настаиваешь на получении информации об Ордене, — прервал мои мысли Данте. — У меня все еще есть связи, к которым я мог бы обратиться… Почему бы тебе не позволить мне назначить встречу с человеком, которого я знаю, который мог бы помочь нам получить некоторые ответы?
