Образцов насмешливо смотрел в страждущие глаза Володи Карасева. Того порядком лихорадило, и он то и дело поглядывал на часы Сергея.
– Сколько там?
– Половина восьмого. Даже минут на пятнадцать больше, у меня часы отстают. Да не трясись ты, как холодильник! Потерпеть не можешь?
– Ну хоть на бутылку пива дай! Я же не убегу, при тебе ее засосу.
– Я уже покупал тебе пива.
– Так это когда было-то?
– Двадцать минут назад. – Образцов подбодрил нового знакомого. – Ничего, успеешь, потерпи еще несколько минут.
Володя Карасев, решив подойти с другого бока, взял Образцова на испуг.
– Тогда до свидания, – он поднялся и сделал несколько уверенных шагов.
– Прощай, – равнодушно отозвался Сергей и тоже встал со скамейки, направляясь в другую сторону.
– Эй! – быстро окликнул его Володя. – Так дела не делают! Ладно, я согласен.
Образцов вернулся на место, не сводя глаз с первого подъезда. Володя занялся тем же, что и раньше: стал тихо стонать, хватаясь то за желудок, то за голову. Минуты через три он снова обратился к Образцову:
– Слышь, пацан, а криминала тут точно нет?
Сергей повернул к нему голову.
– Ну какой криминал, сам подумай! Передать несколько слов женщине, по-твоему, криминал? Это моя мать, но я не хочу с ней разговаривать. Поругались, понимаешь? Скажешь, чтобы через десять минут принесла мою одежду в сквер напротив.
– А сам не можешь сказать?
– Я тебе русским языком говорю: поругался я с ней. А прямо здесь шмотки взять не могу, обычно вслед за ней мой пахан выходит – чемпион Башкирии в тройном прыжке, от него не убежишь.
– А почему они вместе не выходят?
– Он квартиру на сигнализацию ставит да с дверьми железными возится. Я-то их распорядок от и до выучил.
– Все равно здесь что-то нечисто. – Володя подозрительно оглядел Образцова: тот был в темно-синей бейсболке, солнцезащитных очках в желтой оправе и с банкой фанты в руке. – Дай хоть водички хлебнуть.
Образцов, перевернув банку, потряс ее.
– Пустая. – Он вдруг застыл, вглядываясь в вышедшую из подъезда женщину. Антон подробно описал ее внешность, даже на довольно внушительном расстоянии Образ узнал ее. Сунув руку в карман, он вытащил две десятитысячные купюры и вложил их в руку Карасева. – Давай, мужик, вон она. Поторопи ее, скажи, сын будет ждать ее в сквере на площади Ганецкого через десять минут, пускай спешит. Вначале пусть сбегает за шмотками. Обязательно пусть вернется домой за одеждой, понял?
– А твой пахан ее не перехватит, а?
Женщина тем временем подходила к последнему подъезду; дальше ее путь лежал через соседний двор и площадь Ганецкого к станции метро «Войковская». Образцов видел ее низко опущенную голову и волосы, схваченные темной лентой. «Рано, Ольга Федоровна», – подумал Образцов.
– Давай, Карась, торопись. Пока она не завернула за угол, окликни ее. Ольгой зовут. Только потом не кричи, говори с ней тихо. На, – он вложил в ладонь Володи еще десятку. – Давай, мужик.
Сам он встал и быстро направился в сторону Старопетровского проезда. Зайдя за гараж, Сергей бросил кепку, очки и вышел с другой стороны, прикуривая на ходу сигарету. Удаляясь от дома, он услышал, как громко, на весь двор, зовут Ольгу Федоровну:
– Ольга! Эй, Ольга!
Сергей нагнулся, делая вид, что зашнуровывает кроссовки, и незаметно посмотрел назад.
На углу дома, прижав руку к груди, стояла мать Антона, а рядом с ней Карасев. Одной рукой он сжимал тридцатку, а другой указывал в сторону Ленинградского шоссе.
Володя, торопясь, помогал себе жестами; Образцов облегченно вздохнул, когда тот указал рукой на окна. «Молодец, не забыл сказать, чтобы вернулась домой».
Ольга Федоровна сделала два неуверенных шага, а потом побежала к своему подъезду.
Лейтенант Постников, несший наружное наблюдение, от неожиданности забыл включить рацию и возбужденно дышал в мертвый микрофон:
– Третий, Третий! Она вошла в контакт. – Чертыхнувшись, он щелкнул переключателем. – Третий, Гена! Никишина вошла в контакт. Мужчина лет около сорока, сейчас за ним следует сержант Воробьев. Никишина бегом направляется к подъезду.
– Берите его. Только в стороне и без шума, Никишин может быть рядом. Лепите горячим. Рацию не выключай.
– Понял. – Постников сорвался с места и вскоре догнал Воробьева. Опережая сержанта, он на ходу бросил: – Берем его!
Володя шел быстро, уже успел дойти до концертного зала. Как только он поравнялся с длинной чередой киосков, кто-то настойчиво потянул его за руку и увлек за ларьки. Тут же рука его взлетела кверху, а волосы рванули сильные пальцы.
Постников держал его крепко, до ломоты в суставах выворачивая руку. Подоспевший Воробьев оперативно проводил обыск.
– Ну! – грозно выдохнул Постников. – Где Никишин?
«Вот это я попал…» – успел подумать Володя, посылая обреченный взгляд на дверь ларька.
– Отвечай быстро! Где он?
Володя понял, что чем быстрее он ответит, тем быстрее его отпустят. Он же ничего не сделал… противозаконного.
– Кто? Тот парень?
– Да! Да! Где он?
– Он ушел. Он будет ждать ее в сквере через десять минут.
– Что ты сказал Никишиной?
– Той женщине?
– Да!
– Его матери?
– Твоей… матери!
– Чтобы она взяла его одежду и принесла ее в сквер. Больше ничего.
– В какой сквер?
Карасев указал подбородком на площадь Ганецкого.
Постников отпустил его руку, и Володя попал в объятия сержанта.
– Гена! – сообщил Постников в рацию. – Похоже, мужик не при делах. Никишин забил «стрелку» на площади Ганецкого через десять минут.
– Спроси, во что одет Никишин.
Карасев сообщил, а Постников передал:
– Черные джинсы или брюки, темная майка, темная кепка-бейсболка, темные очки в яркой оправе.
– Так, все темное… Оставляй этого типа с сержантом, а сам дуй в сквер. Ах как неожиданно рано он появился!..
– Что?
– Ничего. Времени мало, я снимаю Малахова из подъезда, держитесь пока вдвоем. Только не засветитесь! Ждите нас.
– Понял. – Постников убрал рацию и велел Воробьеву доставить Карасева в отделение.
– За что, а?! Я только передал, и все!
– Давай, мужик, шевелись.
«Где это я уже слышал?» – Володя нахмурил лоб и направился с сержантом в ближайшее отделение. Сегодня одинокие и похмельные будни, которые начались маленьким праздником, так и останутся серыми. Не будет человека, простившись с которым, ощутишь на сердце грусть; не будет щемящего чувства, словно уходит давно знакомый или близкий тебе человек.
«Так кто кому помог?» – никак не хотел успокоиться Володя Карасев. Чувствуя, как снова заломило затылок, он пришел к выводу, что это он помог тому парню.
Постников энергичным шагом направился к скверу, поглядывая по сторонам. Справа показался Малахов, с риском перебежавший дорогу перед грузовиком. Их было только двое, хотя, может, им не придется брать Никишина такими малыми силами. Психованный спецназовец, вооруженный автоматом. Лично Постникова такая перспектива не устраивала, и лейтенант невольно замедлил шаг.
Тем временем к площади Ганецкого спешно направлялась группа захвата, а в первый подъезд дома Никишиных входила Юлька Лиханова.
Прежде чем Карасев вошел в контакт с Ольгой Никишиной, Фролов услышал сообщение от Куликова:
– Двое за столиком явно проявляют инициативу. Внимание! Старший спешно направляется к подъезду.
– Вижу. – Фролов чуть наклонился и посмотрел влево. Парень уходил, а его старший товарищ, напротив, быстрым шагом, почти бегом направлялся к проезжей части. По мере приближения он срезал вправо, что явно указывало на то, что его конечная цель – женщина, медленно идущая вдоль дома. Фролов вызвал Куликова.
– Ты видишь того парня?
– Нет, Андрей, он зашел за гаражи. Хотя… Вот он. Точно это он, но без очков и кепки. Присаживается. Завязывает шнурки. Оглядывается.
В рации, настроенной на диапазон наружного наблюдения милиции, послышался нервный и возбужденный голос: «Никишина вошла в контакт! Мужчина лет около сорока…»
То, что мужчина разговаривал сейчас с Никишиной, Фролов видел. На секунду задумавшись, он возобновил прерванный разговор с Куликовым:
– Веди этого парня. Шикин и Лобанов присоединяются к тебе. Связь постоянная. Все поняли?
Два голоса подтвердили, а Фролов опять сосредоточил внимание на Ольге Никишиной.
Мужик уже отошел от нее – жаль, что они не смогут взять его, а она поспешно возвращалась к подъезду. Рация добросовестно передала, что «мужик не при делах», а наружное наблюдение снимается полностью: Никишин ждет мать в сквере.
И снова пауза. Фролов в это время оценивал непростую ситуацию. Решение придется принимать самому, связываться с шефом времени уже не было. Только бы решение оказалось верным. Фролов на миг представил себе неподвижные глаза Дробова и поднял рацию: