делает крошечный глоток.
― Спасибо.
― Ты не пьешь? ― спрашиваю я.
― Почти нет, ― признается она, заправляя прядь волос за ухо. Взгляд ее голубых глаз блуждает по комнате, изучая обстановку. На стенах висят обрамленные гравюры с изображением ковбоев на родео в разных позах. Деревенские ковры устилают полы из твердых пород дерева. Угольно-серые балки поднимают потолок до небес. Она долго смотрит на эффектный камин с каменной стеной и оленьими рогами над порталом. ― Мне нравится твой дом. Он уютный.
Я усмехаюсь.
― Ты так не скажешь, если собрать здесь всех моих братьев. Это больше похоже на сумасшедший дом.
Она хихикает, и у меня в груди все сжимается. Этот смех. Его достаточно, чтобы довести мой самоконтроль до предела.
― Я закончила календарь на июнь. ― Поджав под себя ноги, она откидывается на спинку кресла. Ее короткие шорты задираются и обнажают изгиб упругой задницы.
Я беру свое пиво.
― Видел первый пост.
Ее рот кривится.
― Не впечатляет, я знаю. Пока что.
― Я надеюсь, что это сработает, Руби. Очень надеюсь, потому что сейчас ты ― наша последняя надежда.
Она обдумывает это.
― Я тоже на это надеюсь. Думаю, так и будет. Я отправила своему работодателю информацию о ранчо. Они занимаются организацией путешествий класса «люкс». Они сообщат своим партнерам. ― Она наклоняет голову. ― Я также написала нескольким звездам родео, с которыми знаком Уайетт. Кейд Эллиотт и Нэш Мейсон. Они обещали помочь.
Я киваю, впечатленный упорством Руби. Я понимаю, что недооценил ни ее, ни ее работу.
― Громкие имена.
― Ну, нам нужны большие пушки. ― Ее милое лицо смягчается, и она изучает меня. ― Я не позволю им тебя очернить, Чарли. Это твое ранчо, и мы его спасем.
Сейчас ее решительные слова ― тот свет, который мне нужен. Проведя рукой по бороде, я наклоняюсь к ней.
― Как ты это делаешь?
― Что делаю?
― Это. Всегда такая позитивная. Такая счастливая. ― Я вздыхаю, тяжесть последней недели навалилась на мои плечи. ― Ты так чертовски уверена, что все получится. Если бы у меня была хотя бы половина твоей уверенности, то, наверное, впервые в жизни появилась бы надежда.
По ее лицу пробегает тень.
― Я просто… стараюсь не думать о будущем. Я знаю, что это легче сказать, чем сделать, но я стараюсь жить настоящим. Я благодарна за каждый прожитый день, потому что никогда не знаешь, как долго это продлится. ― На короткую секунду ее глаза затуманиваются, затем она улыбается. ― Я думаю о своем подсолнухе.
― О чем?
― Подсолнух и терн. Это игра, в которую мы с братом играем с самого детства. «Подсолнух дня» ― это что-то радостное, что случилось за день. А «терн» ― это какое-то дерьмо. — Ее глаза загораются, она встает и пересаживается на столик напротив меня. Наши колени соприкасаются, это всего лишь легкое касание, но внутри у меня вспыхивают искры. ― Вот. Сделай это.
― Руби…
― Давай, ― уговаривает она. ― Попробуй. — Затем моя рука оказывается в ее ладони, и она кладет ее на свое теплое бедро… ― Расскажи мне о своем сегодняшнем подсолнухе.
Я хмыкаю.
― У меня его не было.
Она хмурится, ее носик морщится от этого движения, и будь я проклят, если она не выглядит мило.
― Чарли, всегда есть подсолнух.
― Не сегодня. ― И уже чертовски долгое время.
Руби садится ровнее, решив вытянуть из меня что-нибудь.
― Тогда твой терн?
Я хочу отказаться, оттолкнуть ее, зарычать, но, пока она смотрит на меня своими большими голубыми глазами, я проигрываю эту битву.
Что-то подсказывает мне, что с этой женщиной я всегда буду проигрывать.
― Не только видео угрожает ранчо, ― говорю я, и Руби приподнимает брови. ― На нас нацелились несколько крупных застройщиков. Та машина, которую ты видела на прошлой неделе, ― эти люди хотели купить ранчо. Я отказался, и они разозлились. Но… иногда я думаю, что мне следовало согласиться.
― Почему?
― Из-за моих братьев. ― Я опускаю взгляд на ее руку, прошлое накрывает волной воспоминаний. ― Иногда я думаю, что им было бы лучше в другом месте. Они все последовали за мной в Монтану. Бросили все, чтобы помочь мне. Форд играл в высшей лиге. Дэвис служил в армии.
Руби сжимает мою руку.
― Почему они последовали за тобой?
Я наклоняю к ней горлышко своего пива.
― Почему ты бежишь?
Она вызывающе вздергивает подбородок.
― Кто сказал, что я бегу?
― Я. Так почему?
― Почему это ранчо называется «Беглец»?
Отлично. Принято к сведению. Ее отказ сказать мне, почему она здесь, беспокоит меня больше, чем я готов признать. И все же. Это ее право.
Я выдыхаю.
― Это не то, на что подписались мои братья, и они застряли здесь из-за меня.
― Ты любишь это ранчо, ― говорит она.
― Люблю. Но своих братьев я люблю больше. Иногда то, что я с ними делаю… Если бы я продал ранчо, каждый мог бы вернуться к своей жизни.
Глаза Руби округляются от моего откровения.
― Ты им это говорил?
Мне требуется секунда, прежде чем я могу посмотреть на нее.
― Нет, ― мрачно отвечаю я. ― Я не хочу, чтобы они беспокоились обо мне. Они и так достаточно сделали.
Черт.
Я чувствую себя выпотрошенным. Впервые я вслух признаю, что чувствую себя чертовски виноватым. Эта девушка с широко раскрытыми глазами продолжает терзать мое сердце и разрушать все мои ожидания. Она слушает так, будто ей не все равно. Как будто она понимает.
― О, Чарли, ― вздыхает Руби. Она сжимает мою руку во второй раз, и я крепче обхватываю ее ладонь, чтобы она никуда не могла деться. ― Ты должен им сказать.
― Да. ― Я киваю ей. ― Когда-нибудь.
На мгновение единственным звуком в доме становится ритмичное вращение стиральной машины.
― А что насчет тебя? ― спрашиваю я, прочищая горло. ― Каким был твой подсолнух?
Она задумывается.
― Знаешь, что? То, что происходит сейчас. Этот вечер, ― решает она и одаривает меня ослепительной улыбкой. ― Мне нравится разговаривать с тобой, ковбой. Когда ты не кричишь.
Черт. Удар прямо в сердце.
Я не привык к такому. Когда рядом есть кто-то, с кем можно поговорить. После долгого дня, проведенного на ранчо, я обычно пью пиво, разбираюсь с
