Англию. Мне следовало навести справки о Вашей матери и обеспечить вас обоих. Я этого не сделал. Предпочел думать, что душевные и физические раны помешали исполнению моего долга, но истина в том, что я забыл о нем из эгоизма и лености. Я недостойный человек и сожалею об этом.
Если позволите (при условии, что мне даровано прощение), молю Вас: приезжайте. Я поражен силой чувства, вспыхнувшего во мне при виде Вашего лица, запечатленного красками на холсте, и еще более — возросшей потребностью лицезреть его воочию перед собой. Могу лишь надеяться, что Вы также хотели бы увидеть мое.
Если Вы простите меня в достаточной мере, чтобы приехать, посылаю инструкции лорду Джону Грею, который организует Ваше путешествие в Лондон и предоставит средства.
Ваш смиреннейший и покорнейший слуга… и отец,
Малкольм Армистед Стаббс, эсквайр.
Постскриптум. Вас назвали Мишель. У Вашей матери был медальон — подарок ее французской бабушки — с изображением архангела Михаила, и она желала, чтобы он стал Вашим заступником.
* * *
Саванна
10 мая 1780 года
День выдался ненастный и холодный, сильный ветер гнал по реке белых барашков и норовил сорвать с молодых людей шляпы. Тендер почти закончил погрузку — последняя партия груза отправилась в трюмы военного транспортного судна «Гермиона», ожидающего на якоре.
— Ты когда-нибудь плавал на корабле? — вдруг спросил Уильям.
— Нет. Только на каноэ. — Синнамон дрожал, как беспокойная лошадь, готовая рвануть с места. — На что это похоже?
— Иногда захватывает дух, — попытался ободрить его Уильям. — Хотя в основном тоска смертная. Вот, я принес тебе прощальный подарок.
Из кармана сюртука он вынул маленькую баночку с мутной жидкостью и пузырек поменьше с пипеткой.
— На всякий случай, — сказал он, вручая их Синнамону. — Соленые огурцы и эфир. От морской болезни.
Синнамон посмотрел на подарки с сомнением, однако кивнул.
— Если затошнит, пососи огурец, — объяснил Уильям. — А не подействует — прими шесть капель эфира. Можно с пивом, — заботливо добавил он.
— Спасибо. — От ветра к Синнамону вернулся обычный румянец. — Спасибо, — повторил он и с сокрушительной горячностью схватил Уильяма за руку. — И скажи своей сестре, как сильно… насколько…
Волна подступивших эмоций захлестнула его, он тряхнул головой и крепче сжал руку приятеля.
— Ты сам уже сказал. — Высвободив кисть, Уильям подавил желание пересчитать пальцы. — Она была только рада помочь. И счастлива за тебя. Как и я. — Он ласково похлопал Синнамона по предплечью, чтобы тот, чего доброго, снова его не схватил, но вместе с тем испытывая самую искреннюю привязанность. — К твоему сведению, я буду по тебе скучать, — застенчиво добавил он.
А ведь и правда, — поразился Уильям, точно его обухом по голове ударили. Он вдруг почувствовал опустошение и не мог придумать, что еще сказать.
— Moi, aussi[297]. — Прочищая горло, Синнамон опустил взгляд на свои новые сапоги.
— Все на борт! — крикнул сверху лейтенант, капитан тендера, смотревший на них с неодобрением. — Поспешите, джентльмены!
Уильям взял новый чемодан — подарок лорда Джона — и сунул его в руку Синнамону.
— Ступай, — сказал он, старательно улыбаясь. — Напиши мне из Лондона!
Синнамон безмолвно кивнул, затем, после очередного гневного окрика с тендера, повернулся и, не замечая ничего вокруг, заковылял на борт. Опущенные паруса тендера сразу наполнились, и через минуту он уже летел по реке навстречу неизвестному будущему. Уильям проследил, как маленькое судно скрылось из виду, и с легким вздохом зависти (смешанным с горечью утраты) повернулся к Бэй-стрит.
— Au revoir, Michel, — сказал он себе под нос. — И с кем мне теперь говорить?
125
Женщина второго типа
Сразу после отъезда Синнамона Уильям по настоянию отца переехал из маленького домика, который делил с приятелем, в дом лорда Джона. Амаранте нужна компания, заявил отец.
— Она не принимает приглашений, — пожаловался он Уильяму, — и выходит из дома разве что за покупками.
— Но ведь ей и пристало тосковать, — осмелился пошутить Уильям, но тут же пристыженно умолк под сердитым отцовским взглядом. — Ты же говорил ей, что никто ничего не знает?
— Разумеется, — нетерпеливо отрезал лорд Джон. — И Хэл тоже, на удивление деликатно. Она просто опускает голову и твердит, что ей невыносимо быть на виду. «Выставлять себя напоказ», как она выразилась.
Уильям просветлел.
— Что ж, это многое объясняет.
— Разве?
— Ну, — неуверенно начал он, — как молодая вдова и мать наследника титула дяди Хэла… она возбудила бы… то есть вызвала пристальное внимание? Я имею в виду приемы, обеды и тому подобное.
— Она с большим удовольствием принимала такое внимание, насколько я могу судить, — цинично заметил отец, искоса глянув на него.
— Весьма. — Уильям отвернулся, взял с буфета мейсенскую тарелку и сделал вид, что рассматривает ее. — Теперь же ее… э-э… вывели на чистую воду, так сказать… пускай и между нами… — Он кашлянул. — Возможно, кузина чувствует, что не может играть роль красивой молодой вдовы и, гм…
— Однако она без смущения флиртовала с тупоголовыми юнцами, зная, что мы с Хэлом непременно об этом услышим. Хм…
Похоже, лорд Джон посчитал доводы Уильяма сомнительными, но не лишенными оснований. После чего сделал следующий — неизбежный, по мнению Уильяма, — вывод:
— И потом, как она поступит, если один из этих щеголей, воспылав страстью, попросит ее руки?
Лорд Джон нахмурился — ему пришла в голову очередная догадка. Быстро оглянувшись через плечо, он подошел
