Так ты же не упал, - пожал плечами Гийма. – И сам говорил, что нога болит с зимы. А теперь тебе товеги не угодили.
- Хорош! – нахмурился сингел. – Отстань от меня, олда. Покажи, что мы везём.
Олданец приподнял тяжёлые покрывала и запустил руки в огромный сундук. Кесса восхищённо присвистнула. Тут была не одна шкура, а десятка два, а то и больше, - бурые и пегие, в подпалинах; а рядом, в соседнем коробе, свалены были рога – короткие, толстые рожки диких килмов, грозные длинные рога товегов, а в малом ящичке – Гийма открыл и его – лежали россыпью вываренные белые костяшки. Олда покосился на Кессу, хмыкнул и достал из сундука странную штуку – пучок плоских серых лезвий на толстой чешуйчатой верёвке. Он взялся за основание пучка и с силой встряхнул его. Лезвия с громким треском развернулись в шипастый веер.
- Ох ты! – Кесса удивлённо мигнула. – Что это?
Гийма снова встряхнул веер – тот с треском закрылся.
- Хвост Двухвостки, - ответил олда. – Такими погремушками встречают богов.
- Двухвостки? – эхом повторила Кесса, осторожно прикасаясь пальцем к лезвиям. Это были плоские иглы, намертво вросшие в кожу хвоста, и они шевелились вместе со шкурой. Каждая из них была широкой, как лезвие ножа, и такой же длинной.
- Это маленький хвост, - Гийма забрал вещь у Кессы и спрятал обратно в сундук. – Я видел большой. Там каждая игла с локоть длиной. Тот хвост – от большого, старого зверя. А это был детёныш.
- Как они теперь без хвостов? – вырвалось у Кессы, и она тут же прикусила язык. «Их, должно быть, убили,» - подумала она. «Вот жалость!»
- На пастбищах Кигээла им дали новые, - серьёзно ответил Гийма. – А старый зверь прожил очень много. И в стойбище был траур, когда он умер. Нас тогда чуть не прогнали от шатров…
- Хэ-э, - поморщился Гарт. – Олда опять говорит о скотине. Хорошо, его семейство не притащило на берег ни Двухвостку, ни товега! Тебе, Гийма, придётся нести меня, когда мы долетим. Я не могу скакать на одной ноге!
- Как скажешь, - пожал плечами олданец, накрыл сундуки и ушёл на нос, к Свейну.
- Гарт, а что с твоей ногой? – тихо спросила Кесса. – Товег ударил тебя?
- Да он с зимы хромает, - ответил с носа Свейн. – Это от холода.
Гарт смерил его недобрым взглядом и покачал головой.
- Верно, растянул, - он отодвинул голенище и закатал штанину, показывая припухшую и покрасневшую кожу. – Биться – не бился. Надо было в стойбище найти лекаря, да кто же знал…
Кесса сочувственно хмыкнула. «Была бы здесь Эмма! Она что-то говорила про такие штуки…»
- Тут, внизу, много участков, - сказала Кесса, посмотрев на берег. – И на каждом есть колдун. Сядем здесь! Нам в помощи не откажут.
Свейн и Гийма переглянулись и дружно фыркнули.
- Гарт боится воров, - пояснил молодой сингел. – Жаден ты, Гарт Гьоррен, не в меру, вот что!
- Тихо там! – рявкнул старик. – Куванцы по весне – сущее проклятие, ничего нельзя оставить. Чем выше по Реке, тем их больше. А тут ещё эта новая напасть – фарки… Ты слышала о них?
- Да, мерзкие создания, - покивала Кесса. – Нападать толпой на безоружного… Прокляни их Река! Но… что вы делаете ночью? Так и спите на лету?
- По очереди, - хмуро откликнулся Гийма. – А всё оттого, что Гарт…
- Рот закрой! – старый сингел поднялся на ноги и потянулся к его уху, но олданец проворно отступил.
- Так не годится, - покачала головой Кесса. – Надо нам сесть. Едва стемнеет, садитесь на первый же участок. Пусть Гарту полечат ногу. А я останусь на корабле и постерегу его. Если куванцы сунутся, живыми не уйдут!
Она многозначительно постучала пальцем по рукояти лучшего из ножей. Свейн присвистнул и толкнул в бок Гийму – тот таращился на Кессу во все глаза, только что рот не разевал. Гарт нахмурился.
- Что ты хочешь за помощь, Чёрная Речница?
- Вы же помогли мне, - пожала плечами Кесса, надеясь, что её покрасневшие уши надёжно спрятаны под волосами. «Что я несу?!» - запоздало подумала она и покраснела ещё сильнее.
- Мать Макега! Хоть поспим как люди, - выдохнул Свейн, поворачивая нос корабля направо, вслед за Рекой. - На участке не поверят…
Кесса не думала, что заснёт до заката – солнце светило ей в глаза даже сквозь полосатую ткань надутого шара – но небо понемногу затянули тучи, и она провалилась в сон. Сквозь дрёму она чувствовала, как хиндикса, покачиваясь, заходит на посадку, как содрогается, привязанная к причалу, и как нехотя ложится на брюхо. Потом снаружи послышались незнакомые голоса, и Кесса приоткрыла один глаз и выглянула в щель между сундуками. Сверху её прикрывали от посторонних взглядов плетёные покрывала – их настелили поверх криво поставленных ларцов, спрятав и сундуки с товаром, и спящую среди них Кессу. Снаружи было темно, корабль покачивался под чужими шагами. Потом кто-то на берегу зажёг лучину, и Кесса увидела затылки людей, склонившихся над чем-то, и пушистые серые перья в волосах одного из них.
- К утру поправим, - сказала женщина с перьями, выпрямляясь. – Вы, втроём, отнесите его ко мне. На ногу ему наступать нельзя. Кто ещё с вами?
- Это караульный, - ответил, судя по голосу, Гийма. – Он спал полдня, а ночью обещал смотреть за хиндиксой. Я ему еды принесу.
- Ну, пусть смотрит, - покачала головой колдунья. – Куванцы нам не докучают, но сейчас все Речники в отлучке – а плотовщикам того и надо. Хаэй! Смотрите за берегом!
- Хаэй! Смотрим! – нестройно отозвались три голоса откуда-то сверху – верно, с обрыва. Кесса повернулась на другой бок и закрыла глаза. Она не хотела выбираться из-под покрывал, пока берег не опустеет.
Когда Кесса покинула укрытие, вокруг было тихо – только шелестела над обрывом Высокая Трава, да Река шуршала прибрежными камешками. Накинув серый плащ, странница встала на носу корабля и вгляделась в темноту. Из одной из пещер вышла едва различимая тень, поравнялась с хиндиксой и постучала по обшивке.
- Держи, - Гийма протянул Кессе укрытый листьями горшок, от которого
