принципов организации филиппинского общества. По его мнению, они рождают политический хаос, коррупцию и, наконец, парализуют действие государственного механизма. Предвыборная кампания проходила под популистскими лозунгами «рис и дороги» и содержала резкую критику социальной несправедливости. Была высказана мысль о необходимости «революции сверху», по инициативе правительства, для борьбы с «нищетой и социальной несправедливостью» во избежание насильственной («якобинской») революции снизу в результате социального взрыва.
Переход к авторитарной государственности в условиях острой кризисной ситуации в экономике, когда происходили саморазрушение модели «олигархической демократии» и массовый подъем пестрой, в том числе экстремистской, оппозиции, был, очевидно, единственно реальным вариантом выхода из кризиса и ориентации общества на ускоренную капиталистическую модернизацию.
Примерно за год до окончания своего второго президентского срока Ф. Маркое в сентябре 1972 г. ввел в стране военное положение, что следует считать, по-видимому, отправной точкой полуторадесятилетнего этапа авторитаризма на Филиппинах. Вводя военное положение и ссылаясь при этом на действующую конституцию 1935 г., Ф. Маркос следующим образом распределил «угрозы» безопасности и стабильности: «коммунистическая опасность» — увеличивающиеся масштабы вооруженной борьбы ННА, руководимой Компартией идей Мао; «правая» угроза со стороны всесильных олигархических кланов — важнейший дестабилизирующий фактор, толкающий общество на грань гражданской войны; боевые операции мусульманских сепаратистов на юге страны под руководством ФНОМ — угроза унитарному устройству и территориальной целостности государства.
Ф. Маркос опирался на новых бизнесменов, технократов и армию (с введения военного положения, собственно, началась ее политизация), но и большинство рядовых филиппинцев с энтузиазмом поддержали президента. Первыми мерами Ф. Маркоса были роспуск полностью обанкротившегося в глазах населения парламента, запрещение партий, а также акция чрезвычайной важности — ликвидация частных армий олигархов с конфискацией около 500 тыс. единиц оружия, находившихся в частных руках. Вслед за этими первыми акциями последовали репрессии в отношении ряда представителей политической элиты, олигархов, чиновников, арестованных по обвинению в подрывной деятельности. Одной из первых жертв стал Б. Акино, который, находясь в заключении, пересмотрел свои прежние взгляды и постепенно выдвинулся в самого крупного лидера антимаркосовской антиавторитарной оппозиции. В ответ на репрессии возник поток эмигрантов из разных слоев общества, недовольных переменами у себя на родине, направлявшихся в основном в США, где возникли центры антимаркосовской оппозиции и налаживались контакты с теми американскими конгрессменами, которые негативно воспринимали политику Ф. Маркоса. По оценкам западных авторов, филиппинская эмиграция в США за весь период авторитарного режима на Филиппинах достигла почти 300 тыс. человек.
Главной национальной целью Ф. Маркос провозгласил строительство «нового общества» в противовес «старому обществу», которое, утратив способность к жизнедеятельности, обречено на уход с исторической сцены. К моменту введения военного положения у Ф. Маркоса уже была разработана концепция «нового общества», которая, если говорить о ней кратко, содержала элементы современных экономических учений, теорию «революции сверху» (она же «революция из центра»), а также националистические и популистские и чей. Ф. Маркос прибегал также к понятию «демократическая революция», фактически возведенному в ранг официальной государственной идеологии. Ее суть — стремление представить процесс капиталистической трансформации как возрождение «истинно национальных традиций» («барангайная демократия»[69]), исконно филиппинских форм организации общества. Все эти идеи были изложены Ф. Маркосом в многочисленных трудах и публичных выступлениях. Он во многом повторял (и заимствовал) опыт стран-партнеров по АСЕАН (Малайзии, Сингапура, Индонезии).
Сразу же после введения военного положения на Филиппинах началось осуществление новой экономической политики, разработанной группой технократов и ученых-экономистов, возглавленной президентом. Смена курса в экономике предполагала заметное повышение роли государства в управлении хозяйством, создание 11 промышленных комплексов для перехода к этапу «избирательной модернизации». Модель экспортоориентации была избрана для перестройки структуры промышленности и номенклатуры экспорта-импорта.
Новая концепция развития, ориентированного «вовне», изменила прежние правила роста и определила перспективы дальнейшего пути развития экономики (в начале 1970-х годов темпы экономического роста достигли 6,2 % сравнительно с почти нулевыми показателями в разгар кризиса на рубеже 1970-х годов). Все эти перемены начала 1970-х голов создавали впечатление, что Филиппины вошли в русло динамичного развития, как и другие государства ЮВА — филиппинские партнеры по АСЕАН, к этому времени уже добившиеся весомых результатов в экономической модернизации. Недаром в то время Ф. Маркоса сравнивали ни больше ни меньше как с Ли Куан Ю, лидером Сингапура — наиболее процветающего государства региона. Но очень скоро стало ясно, что «формула успеха» асеановских стран — сильная государственная власть, экономический рост, социальный порядок, дисциплина не срабатывает на Филиппинах. Достаточно глубокая демократическая и конституционная традиция в филиппинской политической культуре мешала реализации в полном объеме этатистских тенденций и прочному закреплению авторитарной государственности. Авторитарная государственность в филиппинских условиях не обрела функции стимулятора и гаранта экономической модернизации. Напротив, по мере утверждения системы авторитарно-бюрократического правления усиливалась тормозящая роль государства в области экономики. Уже с середины 1970-х годов начался экономический спад, перешедший в стагнацию и затем острый кризис на рубеже 1980-х годов. Все это было связано, в частности, и с тем, что Ф. Маркос сумел потеснить лишь политические позиции «старой олигархии», но так и не смог сломить ее экономического могущества — старые магнаты лишь на время ушли в тень, исподволь саботируя реформаторские начинания администрации. Обнаружилась и редкая устойчивость традиционного поведения филиппинской правящей элиты. Новая элита из нуворишей и окружения Ф. Маркоса полностью повторяла поведенческие стереотипы прежней олигархической верхушки: фракционность, политическую недальновидность, предпочтительность групповых и личных интересов и целей, коррумпированные связи между бюрократией, бизнесом и политиками. Все это тормозило продолжение политики реформ.
Именно в конце 1970-х годов появился термин «капитализм крони» (или кронизм, от англ. crony — близкий друг), т. е. дружков и фаворитов президента и его жены — И. Маркос, присваивавших государственные средства и погрязших в коррупции. Прагматики-технократы, инициаторы форсированной экономической модернизации, утратили политический вес, уступив позиции «старой» бюрократии. Опорой президентской власти все более становилась армия, причем высшие командные посты занимали выходцы из провинции Илокос — «малой родины» Ф. Маркоса (в литературе часто употребляется термин — «илоконизация армии»), во главе с начальником генштаба генералом Ф. Вером. Им противостояли так называемые вестпойнтцы, получившие высшее военное образование в США. Существовала стойкая неприязнь между Ф. Вером и его заместителем «вестпойнтцем» генералом Ф. Рамосом (в будущем — президентом Филиппин).
Политизация армии зашла довольно далеко — с низших до высших постов военные выполняли отнюдь невоенные функции (в бизнесе, административном управлении и т. п.). Здесь Ф. Маркос явно пытался использовать индонезийский опыт, хотя это, конечно, несопоставимо с реалиями тогдашнего жесткого военно-бюрократического режима в Индонезии. Режим личной власти на Филиппинах Ф. Маркос определял как «конституционный авторитаризм». Филиппинский авторитарный режим относился к смягченным, «либеральным» разновидностям авторитаризма. На Филиппинах допускалась первоначально полулегальная, а с
