Тогда Пиппин ударил вверх, и расписное лезвие запада прошло сквозь шкуру и глубоко вонзилось во внутренности тролля, струей брызнула его черная кровь. Он наклонился вперед и упал, как рухнувшая скала, на Пиппина. Чернота, зловоние и острая боль пронзили Пиппина, и мозг его погрузился в глубокую тьму.
«Вот и конец, как я догадывался, – подумал он, теряя сознание; и ему стало легко и весело, кончились все страхи и сомнения. И, прежде чем погрузиться в забытье, он услышал крики; они доносились до него, как из забытого далекого мира:
– Орлы летят! Орлы летят!
На мгновение Пиппин подумал: «Бильбо!.. но нет. Это было в его истории, давно, давно. А это моя история, и теперь она кончается. Прощайте!» – Это была его последняя мысль, и больше он ничего не видел.
ЛЕТОПИСЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ
КНИГА ШЕСТАЯ
1. БАШНЯ КИРИТ УНГОЛ
Сэм, испытывая сильную боль, поднялся с земли. Мгновение он пытался вспомнить, где он, потом сознание отчаянного положения вернулось к нему. Он находился в глубокой тьме перед подземным входом в крепость орков; ее бронзовые двери были закрыты. Ударившись о них, он, должно быть, потерял сознание; но как долго он лежал здесь, он не мог сказать. Тогда он был, как в огне, яростный и отчаянный; теперь он дрожал от холода. Он подполз к двери и припал к ней ухом.
Далеко внутри он услышал слабые голоса орков, но вскоре они прекратились или ушли за пределы слышимости, и все стихло. Голова у него болела, перед глазами плыли во тьме пятна света, но он заставил себя успокоиться. Во всяком случае ясно, что он не сможет проникнуть в крепость орков через эту дверь; он может ждать здесь много дней, прежде чем ее снова откроют, а ждать нельзя: время стало необыкновенно драгоценным. Он больше не сомневался в своем долге: он должен освободить хозяина или погибнуть в этой попытке.
Так намного легче, – угрюмо сказал он себе, вкладывая жало в ножны и отворачиваясь от бронзовой двери. Медленно двинулся он назад по темному туннелю, не осмеливаясь использовать эльфийский свет: идя, он старался привести в порядок события после того, как он и Фродо покинули перекресток дорог. Он подумал, сколько же сейчас времени. Где-то между концом одного дня и началом следующего. Но сколько всего дней прошло, он не мог сказать. Он был в земле тьмы, где дни остального мира казались забытыми, и все, кто входил сюда, тоже оказывались забытыми.
– Интересно, думают ли они вообще-то о нас, – сказал он, – и что случилось со всеми ними там?
Он неопределенно махнул рукой в воздухе – в сущности, он стоял сейчас лицом к югу, а не к западу, так как снова оказался в туннеле Шелоб. А на западе мир приближался к полудню четырнадцатого марта по календарю Удела, и в этот момент Арагорн вел черный флот от Пеленора, а в Минас Тирите занимались пожары, и Пиппин наблюдал за растущим безумием в глазах Денетора. Но среди всех забот и страхом мысли их друзей постоянно обращались к Фродо и самому Сэму. Они не были забыты. Но они были далеко, и помочь Сэмвайсу, сыну Хэмфеста, не мог никто; он был совершенно один.
Наконец он снова оказался у каменной перегородки и, не найдя замка или затвора, как и раньше, взобрался на нее и мягко спрыгнул. Украдкой пробрался он по туннелю, где на холодном сквозняке раскачивались обрывки паутины Шелоб. Воздух показался Сэму холодным после подземелья, он оживил его. Сэм осторожно выглянул.
Все было зловеще спокойно. Свет был таким, как сумерки в конце темного дня. Испарения, поднимавшиеся из Мордора и двигавшиеся на запад, плыли низко над головой – огромное месиво облаков и дыма, освещенное снизу тусклыми красными отблесками.
Сэм взглянул на башню орков и неожиданно в ее узких окнах, как в маленьких красных глазах, сверкнул свет. Сэм решил, что это какой-то сигнал. Страх перед орками, забытый на время в гневе и отчаянии, вернулся. Насколько он мог судить, у него был только один путь: он должен отыскать главный вход в башню и попытаться войти. Но колени у него подгибались, он обнаружил, что дрожит. Отведя глаза от башни и рогов ущелья, он заставил свои непослушные ноги повиноваться и медленно, напряженно прислушиваясь, вглядываясь в тени по сторонам дороги, он пошел дальше мимо того места, где упал Фродо и где еще чувствовался запах Шелоб, и продолжал подниматься, пока не оказался у выхода из ущелья, где он надевал Кольцо и где мимо него прошел отряд Шаграта.
Здесь он остановился и сел. Он почувствовал, что не может идти дальше. Если он пройдет верхнюю точку перехода и сделает шаг вниз, в Мордор, этот шаг будет безвозвратным. Он никогда не вернется. Без ясной цели он достал Кольцо и надел его. Немедленно он ощутил его тяжесть и почувствовал, на этот раз гораздо яснее и сильнее, злобу глаза Мордора, ищущего, старающегося пронзить тень, опущенную для его собственной защиты, но теперь мешавшую разрешить его сомнения и беспокойство.
Как и раньше, Сэм почувствовал, что его слух обострился, но все предметы кажутся ему неясными. Скалистые стены тропы казались бледными, как будто виднелись сквозь туман; на расстоянии он вновь услышал ворчание Шелоб в ее логове; и резко и ясно, совсем близко, как казалось, он услышал крики и звон металла. Он вскочил на ноги и прижался к стене у дороги. Он был рад Кольцу, так как приближался еще один отряд орков. Или, вернее, так показалось ему вначале. Потом он неожиданно понял, что это не так; его обострившийся слух обманул его: крики орков доносились из башни, чей рог теперь находился как раз над ним, с левой стороны ущелья.
Сэм задрожал и попытался заставить себя двигаться. Очевидно, что-то происходит. Возможно, несмотря на все приказы, жестокость орков взяла верх, и они пытают Фродо или свирепо рубят его на куски. Он прислушался, и надежда снова вспыхнула в нем. Сомнений не было: в башне сражались, орки дрались друг с другом, очевидно, Шаграт и Горбаг что-то не поделили. И хотя надежда была слабой, ее оказалось достаточно, чтобы оживить его. Еще может появиться возможность. Любовь к Фродо победила все остальное, и забыв об опасности Сэм закричал:
– Я иду, мастер Фродо!
Он побежал вперед по извивающейся тропе. Дорога сразу же повернула налево и круто ринулись вниз. Сэм вступил в Мордор.
Он снял Кольцо, руководствуясь смутным предчувствием опасности, хотя сам он думал, что просто хочет видеть более ясно.
– Лучше видеть самое плохое, – пробормотал он. – Ничего хорошего не даст блуждание в тумане!
Жестокой, грубой и горькой казалась земля, на которой остановился его взгляд. И под его ногами высочайший хребет Эфел Дуата круто, большими уступами опускался в темный желоб, на дальнем конце которого поднимался второй хребет, гораздо более низкий, с неровными краями, похожими на клыки, на фоне красного света за ним: это был угрюмый Моргай – внутреннее кольцо, ограждающее эту землю. Далеко за ним, но прямо впереди, за широким озером тьмы, испещренным крохотными огоньками виднелось большое зарево; из него поднимались огромные колонны клубящегося дыма, тускло-красные у основания, черные вверху, где они сливались в волнующийся балдахин, покрывавший всю эту проклятую землю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
