– Скажи своей накхини, мне надо встретиться с наместником, – тихо попросил Анил. – Я должен открыть ему глаза на Данхара! Этот змеев выродок узнал, что я сын Аршалая, и тут же решил убить меня! Его следует покарать…
– Погоди. Во-первых, один ты точно не доедешь. Зачем Данхару свидетель его поражения?
– Тогда я поеду к Каргаю.
– Каргай ловит самозванца, тратя время впустую. Послушай, разве ты не хочешь найти Аюра? Держись с нами, и как знать – встретишь царевича намного раньше, чем ожидал…
– Теперь-то я тебе зачем? – фыркнул Анил. – Заложник?
– Может, я просто не хочу, чтобы тебя убили.
– Неожиданно!
– Сам удивляюсь… – Хаста чуть подумал и добавил: – Многие здесь поклоняются Аюру как богу, но вот соратников у него, подозреваю, маловато. Скоро ему понадобятся смелые и верные люди – такие, как ты. Мне представляется, ты ему очень пригодишься…
Алая полоса над лесом погасла, и окончательно стемнело. Как только в небе показалась луна, где-то в глубине крепости раздались гулкие звуки барабана. Во дворе начали собираться увешанные оружием накхи в обличье готовых к бою змей. Как будто зная свое место, они молча выстраивались, образуя в середине двора широкий круг.
– Начинается! – прошептал Хаста, обращаясь к Анилу. – Послушайся доброго совета – уйди отсюда потихоньку.
– Не хочу, – заупрямился Анил. – Я собираюсь посмотреть!
– Тогда, по крайней мере, веди себя тихо, что бы ни…
В тот же миг чья-то тяжелая рука толкнула жреца в спину и выпихнула в озаренный кострами круг.
– Пой, – раздался сзади приказ Марги.
Хаста окинул взглядом ощетинившийся острым железом круг накхов, который вновь показался ему донельзя зловещим и жаждущим его крови. Набрал побольше воздуха – «Ну, помогай Исварха!» – и затянул во все горло:
– Взяли крепость мы, Эх, у переправы! Покатились головы Да в густые травы! Сзади враг прокрался, Чаял, что нежданно, Но Ширам смеялся — Пусть идут болваны! Копья просят крови, Руки просят боя! Марга наготове — С лунною косою. Как сошлись вплотную, Бились в лютом раже, Чтоб украсить сбрую Бородою вражьей…
Не будь Хасте так страшно, ему было бы стыдно. Он голосил первое, что приходило в голову, и всякий раз, оканчивая припевку, не знал, какие строки спрыгнут с его языка в следующий раз. Сказав Марге, что не умеет складывать песни, Хаста лукавил лишь отчасти. Да, слова порой сами приходили к нему, но он никогда не относился к этому иначе как к забаве.
Вдобавок он знал, что способен впопыхах насочинять такого, что потом как бы успеть сбежать от возмущенных слушателей. Но пока все вроде шло неплохо. Накхи молчали и внимательно слушали. Никто вроде даже не был против, что он поет хвалу воинам на языке их врагов.
– За реку ходила Марга ратью малой, Храбро разгромила Дворик постоялый. В песнях будет живо, Как мы погостили: Растекалось пиво, Лопались бутыли! Сломим об колено, Продырявим шкуру! Саарсан велел нам Отыскать Аюра!
Закончив насмешливый перепев крайне сомнительного побоища на постоялом дворе, Хаста выдохнул и невольно напрягся, готовясь к худшему. «Сейчас закидают грязью… Да лучше уж грязь, чем метательные ножи…» Однако вместо этого он вдруг услышал рядом звон читры – кто-то потихоньку ему подыгрывал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Ну чем я не сказитель!» – взбодрился Хаста и перешел к описанию главного подвига Марги и девчонок. Тут, по крайней мере, было что воспеть. Пусть захватить Кирана и не удалось, однако накхини пробрались в самое сердце Лазурного дворца, вышибли дух из блюстителя престола, напугали его до икоты и утащили мешок важных донесений.
– После до столицы Пробирались тихо: Зря предатель тщился Нам устроить лихо! Полонили накхи Самого Кирана: Никакого знака Не дала охрана…
Воспев Маргину военную хитрость с копьями, Хаста принялся обстоятельно живописать расправу над блюстителем престола, уделив внимание тому, кто, кого, сколько раз и куда пнул, – описания, особенно ценимые накхами в их воинственных песнях. По всему выходило, что Киран спасся исключительно милостью Исвархи, хотя совершенно непонятно, зачем Господу понадобился такой жалкий трус. В конце песни Киран с грохотом проваливался под землю – по всей видимости, от стыда.
– Пусть удрал, но все же Мы не прогадали, Исписали рожу, Грамоты забрали! Толку с жезлоносцев Как руна с теленка! Заплетем же косы Доблестным девчонкам!
Хаста умолк и закрыл глаза.
Круг молчал. Было слышно, как ветер качает сосны в лесу и те издевательски скрипят, будто вторя уже утихшей песне.
«Сейчас они порвут меня голыми руками, чтобы не марать свое любимое оружие… – затаил дыхание Хаста. – Вот сейчас…»
И точно – стоящие вокруг него грозные воины взревели в один голос так, что над горой с испуганным карканьем взмыла стая разбуженных ворон. Марга выскочила из толпы, подбежала к опешившему жрецу и порывисто обняла его:
– Вот это да! Я и не знала, что ты так можешь!
– Да я и сам не знал, – безуспешно пытаясь высвободиться, отозвался Хаста.
– Да, брат был прав, и я скажу ему о том при встрече в Накхаране! – с жаром проговорила Марга, под восторженные возгласы уводя певца из круга. – Только на обратном пути тебе непременно надо будет кого-нибудь убить.
– Зачем?!
– Не беспокойся, я все устрою. Тебе даже не надо будет выслеживать врага, мы тебе его подведем…
– Марга, послушай…
– У нас без этого нельзя! Какой ты мужчина, если никого не убил?
– Я ведь жрец, – безнадежно возразил Хаста.
– Это не помеха. Я попрошу Ширама, и мы оставим в наших владениях один храм Исвархи нарочно для тебя.
Хаста мысленно выругался, красочно помянув Первородного Змея, всех его родственников и потомков. Похоже, Марга вовсе не шутила. Он подумал, а не рассказать ли ей о клятве и ждущей его на севере мохначке, но прикусил язык, опасаясь навлечь на себя немедленную и свирепую грозу. В памяти возникла давняя беседа с Ширамом, когда тот намекнул, что желает выдать за него одну из своих сестер. Теперь намеки начинали приобретать чересчур устрашающие очертания.
«Но почему именно Маргу? Почему не какую-нибудь другую сестрицу, чья конская сбруя не украшена связками отрезанных вражьих бород? Да и вообще зачем мне его сестры?!» Хасте очень захотелось, воспользовавшись праздничной суматохой, прямо сейчас выскользнуть из крепости и затеряться в здешних чащобах. С голоду он не помрет – в осеннем лесу это невозможно, – а там, глядишь, выйдет к жилью… Но он вспомнил святейшего Тулума, подумал о скрывающемся невесть где царевиче и со вздохом отринул заманчивые мечты.
