Она крепко прижалась к нему, не умея выразить, как она любит его, как она ему рада. Потом пошла в свою каюту.
Каэ шла и оборачивалась, чтобы еще раз увидеть черный полупрозрачный силуэт прекрасного исполина.
Сангасои, работавшие на палубе, спокойно восприняли тот факт, что Каэ разговаривала сама с собой, а после долго смотрела на какое‑то одинокое облачко, флегматично плывущее над рекой. Они уже привыкли к этой ее странности.
Фенешанги грустно посмотрели на нее, потом на ее собеседника, одиноко стоявшего на носу корабля.
— Он тоже немного полубог, — заметил Римуски.
— Он совсем полубог, — сказал Мешеде.
— А по‑моему, он ближе к богам, — не согласился Фэгэраш.
— Еще больше, — молвил Тотоя.
Четверо фенешангов подошли к призрачному исполину и встали с ним плечом к плечу. Золотое солнце плакало в чистом небе, и слезы его огненными лучами стекали на землю, благословляя ее со всей силой любви и нежности. Оно обнимало теплыми руками и близкий теперь Вард, и далекую Иману, и весь крохотный шарик планеты Арнемвенд, так нуждающейся в Любви и Истине.
Кахатанна — 4
Пылающий мост
Часть 1
В подземелье царила гнетущая тишина. В таком безмолвии звуки приобретают особое значение и их начинаешь ценить. Не то что там, наверху, где поют птицы, шелестят деревья, звенит вода и раздаются голоса… Тот, кто мечтает о тишине, просто не знает, что это такое.
Стражник вытянул шею и прислушался, но никаких особенных звуков не различил: что‑то похожее на шорох и слабые стоны. И тотчас же подумал, что с ним могло сыграть шутку его воображение. Когда шесть часов подряд находишься в одиночестве и темноте, многое может пригрезиться.
А потом прямо под ногами, под каменной толщей, что‑то заворочалось и зарычало.
Стражник побледнел и крепче ухватился похолодевшими руками за древко секиры. Постоял, привалившись к сырой, в грязных потеках стене. Шумно выдохнул. Куда бы сбежать из этого проклятого места?
Бежать было некуда…
Первые несколько дней все было иначе — дети плакали. Плакали громко и отчаянно. Цеплялись слабыми ручками за прутья решетки, звали родителей и иногда пронзительно кричали, жалуясь на голод, жажду и боль. Любого, кто проходил мимо, они пытались привлечь воплями или разжалобить мольбами, однако быстро ослабели и уже на четвертые сутки бессильно лежали на каменном полу, сбившись в тесную кучу, и только изредка хныкали.
Капитан замковой стражи, Лондэк, был настоящим солдатом. А это значило, что он безоговорочно исполнял приказы своего повелителя, не рассуждая, не задумываясь, не сомневаясь. Он всегда считал, что думать — это неподходящее занятие для воина. Иногда думать уже поздно, и тогда приходится действовать так, как тебе говорят другие. Именно по этой причине в мире существуют полководцы, военачальники, командиры и простые воины. Лондэка устраивал такой расклад — он считал его наиболее разумным и правильным, вот почему долгое время и полагал, что все идет как положено. Как и должно быть, ибо стражники исполняли только то, что приказывал их господин. И это не значит, что он или его подчиненные отличались чрезмерной жестокостью либо безжалостностью, отнюдь.
Воины и стражники Змеиного замка были обыкновенными людьми. Там внизу, в деревне, что лежала у подножия Змеиной горы, жили их семьи: жены, дети, у некоторых — родители. И они, конечно же, любили своих близких, особенно — детей. Поэтому детский плач, вот уже четвертые сутки подряд доносившийся из подземелья, ранил их сердца, заставляя задуматься о том, что ведь это могли быть и их собственные сыновья и дочери.
Когда один из самых старых и могущественных магов Сарагана — Змей Могашшин приказал доставить в замок два десятка детей в возрасте от шести до восьми лет, никто из слуг не посмел перечить свирепому хозяину. Но что чувствовали суровые воины, запирая в подземелье эти невинные создания, знали только они сами. Могашшин велел держать маленьких узников под замком на хлебе и воде вплоть до его прибытия в крепость. Слуги так и поступили. А что им еще оставалось делать? Разве лишь надеяться на вмешательство бессмертных. Однако бессмертные на помощь не торопились. Змей Могашшин, правда, тоже, и дети постепенно слабели в подземной темнице. Сердобольные стражники изредка приносили им поесть, страшась, что хозяин проведает об этом нарушении.
Находящийся в окрестностях Харамдара знаменитый Змеиный замок слыл неприступным. Он был выстроен на вершине абсолютно голой, безлесой горы, с правого склона которой падал вниз пенный голубой водопад, образуя быструю реку с мелким каменистым ложем. Левый склон — гладкий как стекло — представлялся непреодолимым препятствием. Однако же укрепления были возведены по всему периметру горы. Четыре круглые башни, словно головы дракона, поднимались над зубчатыми черными стенами. Ворота были узкие, а подъемный мост опускали только тогда, когда в этом возникала настоятельная необходимость. Хозяин замка — Змей Могашшин официально считался придворным магом Сарагана. Но с тех пор, как аита Зу‑Л‑Карнайн завоевал эту страну, большинство вельмож Сарагана отправились служить ко двору нового повелителя. А его наместник‑тхаухуд в магах и предсказателях не нуждался, гораздо больше доверяя своему мечу. Змей Могашшин, казалось, смирился с тем, что его карьера так бесславно закончилась, и уединился в замке.
Несколько лет все было тихо, и постепенно о самом существовании старого мага забыли. Помнили о нем только жители деревни, близкие которых служили в Змеином замке, да еще несколько работорговцев, ценивших щедрость этого заказчика. То, что заказы у него были несколько странные, их не смущало. Они и не то успели повидать на своем веку.
Пожалуй, капитан Лондэк знал больше, нежели другие. И именно это знание не давало ему спокойно жить на свете. Незадолго до того, как старый маг принялся скупать у работорговцев похищенных ими детей, в подземельях Змеиного замка поселилось некое странное существо. Его никто и никогда не видел, но то, что оно существовало в действительности, было несомненной истиной, потому что Змей Могашшин стал закупать в окрестных деревнях скот, который живьем загоняли через черный ход прямо в подземелье несколько самых доверенных слуг. Там коров, овец и коз привязывали к специально вбитым в стены крюкам и оставляли. Дальше животными занимался старый чародей, что само по себе могло вызвать недоумение, ибо привыкший к роскоши старик никогда не был склонен заниматься фермерским трудом. Но, невзирая на грязь и прочие неудобства, он регулярно каждый вечер отправлялся в глубь горы с новой партией животных, гоня их темным тоннелем туда, где, как полагал капитан, находилось некое помещение, тщательно охраняемое от всех без исключения. Возвращался маг спустя несколько часов и приказывал, чтобы eтром были куплены новые коровы или овцы.
Сперва слуги подумали, что их господин решил приносить обильные жертвы какому‑нибудь божеству, потом — что он ставит очередные свои опыты. Однако количество исчезнувших животных росло, а Змей Могашшин все не унимался. И по замку поползли странные слухи. Стражники, дежурившие ночью, уверяли, что откуда‑то из‑под земли каждую ночь доносятся стоны, рычание и будто бы визг смертельно испуганных тварей. Зная слабость доблестных воинов, не упускавших возможности выпить кружку‑другую доброго старого вина, им долгое время не верили. Однако вскоре и служанки стали сплетничать в лакейской и на кухне о том, что якобы слышали этот жуткий рев. Точно дракон поселился в недрах горы. И людей стал охватывать страх.
А спустя два месяца маг впервые купил вместо животных два десятка мальчишек, которых работорговцы гнали в Харамдар, на ярмарку. Их тоже отвели в подземелье. И ни один оттуда не вернулся.
Змей Могашшин выглядел довольным как никогда раньше.
Очень долго, покуда хватало сил и воли, капитан Лондэк старался не думать о судьбе детей, попадавших в Змеиный замок. Он уговаривал себя, что такова, стало быть, воля богов, всеведущих и вездесущих, и что это крайне опасно — соваться в хозяйские дела. Однако шести‑, восьмилетние создания, никому не причинившие зла, заключенные в клетках, будто преступники, — такое было чересчур даже для сурового воина. Стражники тоже жаловались своему капитану на то, что им по ночам чудятся крики и плач, что совесть их вконец заела, а дома жены величают душегубами, будто они по своей воле творят такое беззаконие.
Зу‑Л‑Карнайн был слишком далеко. И хоть он не приветствовал рабства, никому из подданных старого мага и в голову не могло прийти пожаловаться на своего хозяина. Они прекрасно знали, какое наказание ждет ослушника и предателя. Но и душа больше не могла выносить зрелища мук и страданий, на которые Змей Могашшин обрекал детей‑рабов.
