— Дальше! — срывающийся голос принадлежал, видимо, старшему.
Лука повиновался ему. И там луч выхватил из сумерек силуэт.
Тело лежало на боку. Нечто подобное он видел в итальянском музее под открытым небом, где были представлены жертвы вулкана Везувия. Но в отличие от людей, погребённых под толщей пепла и лавы и не подвергшихся тлению, этот человек, на взгляд взрослого, уже включился в пищевую цепочку простейших организмов. По его рукам и ногам расползлись длиннющие черви.
«Братья ничего не придумали», — это была последняя мысль племянника. — Перед тем, как последний приём пищи низвергнулся из его желудка.
МИРРА ИЗ ГОРОДА МИРНОГО
В Бога не верю. Потому что эволюция подарила нам мозг. Так говорила учительница биологии. И этот кусок мяса создаёт сознание. А чтобы погасить его, надо добраться до черепушки.
Зеркальный шар крутится на потолке. Или это моя голова? Потом шар почему-то гаснет. Начинают крутиться потолок и стены. Ужасно, потому что не за что зацепиться глазами. На белой поверхности стен и потолка нет ни одной картинки, лампы, гвоздя — ни какого-то другого цветового пятна. Поэтому самое большое развлечение — сны. Моя подружка Алька вообще считала их чем-то настоящим. Фантазёрка! Она даже уверяла, что во сне можно воздействовать на реальность. Надо только… Нет, здесь её всегда прерывали смешками. Так что обитатели «Божьей коровки», точнее, та их часть, которая способна была следить за ходом её умственных построений, так и не узнали всех Алькиных секретов. А зря. Мне бы пригодилось.
От досады я кусаю губы, и боль напоминает мне, что я ещё живая. И с этим надо что-то делать. Но ничего не остаётся, как просто дрыхнуть. Ведь время остановилось для меня. Как для насекомого, увязнувшего в янтаре. Такой сувенир имеется в доме у Дамировых. Я с него пыль стирала. Как бы я хотела вернуться в то время и в тот дом. Хотя бы в качестве застывшей в янтаре мошки. А впрочем, согласна я и на простое воспоминание. Дескать, жила — была в городе Мирном девочка Мирра. Но судьба-проруха! Или я всё-таки не верю в неё?
Когда ты моложе остальных… Когда представляешь научный интерес… Тогда тебя изо всех медицинских сил тянут на эту сторону.
В палате интенсивной терапии — особое освещение. Свет направлен лишь на столики медсестёр. Понятия не имею, откуда мне это известно. Как и то, что мониторы приборов поблёскивают то красным, то зелёным. Может, я стала такой же всезнающей сущностью, как Бабуленция. Но одновременно я не лишилась плоти. Правда, сейчас она представляется мне типа человеческих фигур из анатомических атласов. То есть без кожи.
Сегодня вокруг меня- слишком многолюдно. Когда же они сочтут, что пришла моя очередь освобождать койко-место? Должна же пандемия как-то повлиять на скорость принятия этого решения. Судя по всему, сегодня как раз такой день. По крайней мере, об этом свидетельствует щекотанье в груди. Кхы-кхы. Это что, Мирра издаёт этот звук? Если так, её отключили от аппарата искусственной вентиляции лёгких.
Надо мной склоняется лицо. Из-за масок я перестала различать медсестёр. Но судя по запаху изо рта, она использует зубную пасту с эффектом отбеливания. Нет, названия не помню. В голове осталась лишь картинка телерекламы: чернокожий парень и его ослепительный оскал. Сестра принимается заворачивать меня в одеяло. Эй, я же не младенчик! Ей на подмогу приближается другая, и они сноровисто переносят меня на более жёсткое ложе. Каталка?
Надо мной скользит потолок-изученный мной досконально. Он не сплошь белый, а в трещинах, пятнах и разводах. Больница-то старая. Продолжительное перемещение в пространстве производит на меня слишком сильное впечатление, делая мои веки неподъёмными.
Глава 14
Снова в «Красные кирпичики»
Немного существовало в мире вещей, способных выбить Алькиного отца из колеи. И пандемия уж точно не в этом списке. Он встретил её с поднятым забралом. Метафорически, разумеется. А потом, когда всё пошло по нарастающей, когда стали вдруг возвращаться знакомые, обосновавшиеся за границей, и лечиться здесь, стали посещать мужика всякие негативные мысли. А ведь человек был не робкого десятка, заложивший фундамент семейного благосостояние в 90-ые. Да и сейчас производил впечатление человека основательного. Мощная шея, для которой тесен ворот сорочки, а потому даже на работе в предпочтении — футболка с круглым вырезом. Но и такие личности, как оказывается, имеют свои уязвимые места.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А добил его участковый терапевт, вызванный к старшему сыну. «Понаехали тут!» — разоткровенничался он за чашкой кофе. В доме Бондалетовых он позволял себе некоторую дерзость в речах. На скорую руку, но расслаблялся, потому как Бондалетовы- народ надёжный. И главное — никогда не важничают. — «Понаехали со всех концов Земли. На мою голову! И всем срочно КТ делай. На каждый их чих. А у нас очередь — до лета. При этих словах что-то дрогнуло в Петре Михайловиче. Аесли конкретно, то скорее всего привычная картина мира и дала трещину.
Не полагаясь на заклятье „чур три раза — не моя зараза!“ Бондалетов раздобыл где-то аппарат для индивидуальной вентиляции лёгких и поставил в подвал. Однако привычная картина мира от этого не возвращалась. Что выразилось в многократном навязчивом мытье рук. Далее обильному орошению стали подвергаться и ноздри, уши, глаза и другие естественные отверстия. При чём с завидной регулярностью.
В свою очередь, это пошатнуло ПКМ его второй половины. Та настояла на „удалёнке“. Пётр Михайлович пошёл навстречу супруге, но при этом сделал вид, что делает это скрепя сердце, что было лучше для обеих сторон.
Домашнее уединение и в самом деле принесло облегчение: нестерпимые позывы к мытью сократились. Но тут с эффектом разорвавшегося снаряда „Красные кирпичики“ накрыла новостная волна: один из первых поселенцев — господин Г.- пустил пулю в лоб.
Добровольный уход из жизни ближайшего соседа вверг Бондалетова если не в депрессию, то в меланхоличное размышление — точно. А это было не свойственно Петру Михайловичу. По крайней мере, в последнюю четверть века.
Господин Г. в рейтинге личных состояний занимал в посёлке первое место, и уже длительное время никто не мог его оттуда потеснить. Да и не пытался. Потому как недра земли российской, освоение которых покойный прозорливо перехватил у обессилившего СССР, принесли ему несметные богатства. Алькиному отцу до них было далеко. „Как до китайской пасхи!“ — признавал он сам. Так что никаких видимых причин пускать пулю в лоб у господина Г. не было. По крайней мере, в логике рассуждений его соседей. Однако ж…
Соседский отпрыск Лука постучал в кабинет Петра Михайловича как раз в момент таких рассуждений и с весьма конкретной просьбой. Давать деньги на нужды болящих было Бондалетовы не впервой. А здесь и вовсе речь зашла об особе, которую Пётр Михайлович если не знал, то, по крайней мере, одно время замечал её присутствие в доме. И Бондалетов, сам того не ожидая от себя, не стал распоряжаться выделить денежные средства со специального счёта, из специально заложенной в бюджет компании для благотворительных целей суммы, а направил стопы прямиком к предмету, резко выбивающемуся из элегантного ряда кабинетной обстановки. Это был громоздкий выкрашенный в грязновато-голубой цвет металлический шкаф, исполнявший, как ни трудно было догадаться, роль сейфа.
„Самое первое хранилище бабла“, сделал вывод посетитель. — А оно, как первый секс, исключительно памятно».
Подобный монстр имелся и у Дамировых — громоздкий пластмассовый кейс с хитроумным замком. К чему последний, если кейс можно было сокрушить одним ударом об асфальт? История об этом умалчивает, ибо использовался кейс на самой заре первоначального накопления капитала.
Итак, господин Бондалетов отворил дверцу мастодонта, весившего не одну сотню килограммов. (Мечта любого «металлиста»-бродяги!). Дверца издала лязгающий звук. Когда хозяйские руки, напоминавшие шпатели, погрузились во внутренности, молодой человек деликатно отвёл глаза. А когда счёл возможным поднять их, Бондалетов уже сноровисто, словно карточный игрок, раскладывал банкноты.
