«Сегодня как раз вторник», — вспомнил Вадим Гранцов. Он подошел к окну и посмотрел на сиреневую полосу океана, видневшуюся между башнями отеля. Где-то там, на северо-востоке, океан бился о берега Европы, вливался в тесный Ла-Манш, набирался сил в Северном море, чтобы протиснуться в Балтику и, наконец, хотя бы брызгами, как кончиками пальцев, коснуться Кронштадта. «Сегодня вторник, и Регина поставит свечку к иконе Николая Чудотворца, покровителя странников», — подумал Вадим. «Когда вернусь, пойду на службу вместе с ней».
Во дворе сновали работники отеля с вениками и пластиковыми мешками. Они уже основательно вычистили газон и сейчас доводили санитарное состояние территории до прежних немыслимых вершин, наклоняясь за невидимым мусором.
За воротами отеля виднелась улица, по которой двигались две поливальные машины. Дуги воды сверкали на утреннем солнце, и в мокром асфальте отражались пальмы и белые стены домов.
— У меня отличные новости, — объявил с порога Ксенофонтов. — Все чрезвычайные обстоятельства прекратили свое существование. Нет никаких препятствий для полноценного отдыха. Если вы еще не утратили желания посетить Сан-Деменцио, то…
— Нет, не утратил, — сказал Гранцов.
— Прекрасно! Полагаю, что сразу после легкого завтрака мы и отправимся. Сейчас в ресторане кормят беженцев, поэтому вам придется немного обождать. Однако если желаете, завтрак будет подан прямо сюда.
— Желаем. Через полчаса.
— Вот и замечательно, — Федор Ильич поглядел на часы. — Вот и превосходно. Вы найдете меня внизу, мы с Оксаной помогаем вывозить наших горемык.
Старик был явно чем-то обрадован. «Наверно, ему и самому уже надоело торчать в отеле», — подумал Гранцов. «Зря радуешься, власовец недобитый».
Он уже решил на этот раз обойтись без услуг Ксенофонтова. До Сан-Деменцио их подбросит Василь, а там они прекрасно справятся сами. Марат отправится на свой семинар, Вадим встретится с загадочным мистером Гарсиа, после чего останется только вернуться в отель и дождаться своего рейса на Питер.
Словно уловив его мысли, Василь заворочался в кресле. Шляпа свалилась на пол, и одессит, постанывая, вытянул ноги.
— Вот это я вздремнул, — пробормотал он, глянув на часы. — Это что, уже десять вечера?
— Десять утра, — успокоил его Вадим. — Как самочувствие?
— Пока не знаю. Ой, как же меня скрючило… Ой, как все затекло-то…
— Ты когда собираешься выезжать?
— Да хоть сейчас и поедем. Только вот спину развяжу…
Василь встал, с хрустом потягиваясь.
— Вроде, все срослось. Состыковался организм. Давайте, собирайтесь потихоньку. Я только за шмотками смотаюсь — и к вам. Засиживаться не будем. Раньше поедем — быстрее доедем. Спасибо за приют. Я вас не очень тут стеснил?
— Не очень, не очень. А долго ехать туда?
Одессит укоризненно поцокал языком:
— Кто же перед дорогой такие вещи спрашивает? По прямой триста километров, это я точно могу сказать. А сколько ехать? Можно два часа, а можно и два дня. Как получится.
— Два дня меня не устраивает.
— Меня — тем более, — Василь отряхнул свою шляпу и отвернулся к зеркалу, тщательно устанавливая ее на затылке. — Не волнуйтесь, Вадим Андреевич. Довезу в лучшем виде. Я же говорю, моя ласточка круче любого самолета.
Гранцов растолкал Марата и отправил умываться, а сам приник к экрану телевизора, потому что началась программа новостей по спутниковому каналу.
Он вдруг увидел на экране знакомые картины. Показывали отель «Глобо Торизмо», точнее, рекламный щит на крыше, весь в пулевых пробоинах. Коридоры отеля. Простреленные двери. Группа молящихся мусульман. Работник отеля на хорошем английском поясняет: мы предоставляем всем беженцам не только временное жилье, но и помещения для религиозных отправлений. Система Глобо Торизмо учитывает разнообразие религий. В нашем штате есть и мулла, и раввин, и христианские функционеры. Это хорошо, когда люди могут обратиться к Богу со своими проблемами. И это плохо, когда люди думают, что у них разные боги.
Розовые автобусы с буквами GT. Водитель тоже бегло говорит по-английски. Да, он подъехал прямо к дому, у которого собралась большая толпа. Жильцы успели сесть в автобус, и как только они отъехали, толпа набросилась на дом.
Вот этот дом. В черном проеме окна болтается сорванная рама. Ветер гонит по улице рваную бумагу и стайки пуха.
Три портрета. Молодые лица. Эти трое солдат погибли сегодня ночью.
Угловой дом в стиле модерн, с овальными окнами под крышей. Неоновая вывеска «сомбрериа» повреждена, светятся только две крайние буквы. Из подъезда выносят тело, затянутое в черный пластик. Комментарий: сработала мина на лестнице. Погибшего изрешетили чугунные осколки.
— О, да это же тот самый дом! — сказал Кирсанов, вытираясь. — Жалко парня.
— Да, жалко.
«Как же я не разглядел там, за чугунной трубой, тротиловую шашку?» — ругал себя Гранцов. «Не было ее там. Только скомканная тряпка, в которую уходил провод. Да и не могла шашка поместиться в тесное пространство между трубой и стенкой. Что же там рвануло с такой силой?»
Снова говорящая голова заполнила экран. Речь шла об утренней пресс-конференции полковника Моронадо.
Пустынный плоский берег, низкие волны далеко выкатываются на гладкий песок. Вдалеке виднеется силуэт танка с опущенной пушкой. Он отбрасывает длинную тень на песок. В углу кадра — армейские грузовики и джипы, от них направляется пестрая толпа с камерами и микрофонами.
Толпа репортеров останавливается перед брезентовыми полотнищами, расстеленными на песке и придавленными по краям камнями, на брезенте какие-то продолговатые предметы.
Вот полковник Моронадо в черном комбинезоне, он стоит перед шатким стендом и водит указкой по плану города. Стенд шатается под ветром, и полковник придерживает его свободной рукой.
Крупный план позволяет разглядеть на брезенте длинную сумку. Рядом — несколько вполне обыкновенных термосов, одни поменьше, другие побольше. Полковник Моронадо повертел маленький термос в руках, отвинтил крышку, — и на свет появилась остроконечная граната. Жестом фокусника полковник поднял над головой сначала один большой термос, потом второй — а затем легко и сноровисто соединил их корпуса в одно целое. Граната была вставлена в трубу, труба легла на плечо гранатометчика, тот опустился на одно колено и навел оружие на далекий танк. Моронадо поднял палец вверх, призывая всех к тишине. Женщины в кучке журналистов зажали уши руками, но это была излишняя предосторожность. Не было ни грохота, ни вспышки, ни облака дыма. Труба только немного качнулась, выстреливая тяжелую гранату, и сказала низким шепотом «Пуфффф». Зато танк-мишень, до которого было метров триста, громыхнул всем своим железом так, что уже и мужчины схватились за уши.
Вадим Гранцов немного разбирался в гранатометах и решил, что журналистам продемонстрировали нечто вроде бельгийского «Армбруста». Он читал об этой системе когда-то, но в действии увидел впервые. Почти бесшумное оружие с гранатой-невидимкой — она была без реактивного движка, в полете ее не выдавал дымный след. Идеальное оружие для скрытного удара по бронетехнике.
На экране возникли еще несколько одинаковых сумок. Они были раскрыты, и мировая общественность могла убедиться, что в них были самые обыкновенные на вид коробки с термосами.
— Вот они, сумочки-то, — растерянно заключил Марат. — Ай да Вася-Василек…
— Твоя фирма не торгует такими игрушками? — спросил Гранцов.
— Нет.
— Напрасно. Дело прибыльное.
На экране появилось озабоченное лицо Моронадо. Он говорил устало и медленно, с длинным «э-э-э» перед каждой фразой, и Марат разобрал только «маньяна», «завтра». Полковника сменил один из его помощников. Тот бойко говорил по-английски, отвечая на вопросы журналистов. Микрофоны и диктофоны тянулись к нему со всех сторон. «Вопрос к полковнику Моронадо! — пробилась на экран яркая блондинка. — Он назвал события заговором. Если это не народные волнения, а заговор, то какие силы стоят за ним?»
«Маньяна», — отмахнулся Моронадо, и помощник перевел: «Завтра выйдет обращение президента к нации, там будут даны ответы на все ваши вопросы».
«Какие признаки заговора видит полковник Моронадо в этих народных выступлениях?», не унималась блондинка.
«Маньяна, маньяна», что означало: «Завтра вы все узнаете. Но — завтра, а сегодня в одиннадцать приходите на брифинг, услышите официальное сообщение».
Телевизор сам собой переключился на какой-то фестиваль пляски народов Юга.
— То-то Василю стали киллеры мерещиться, — задумчиво проговорил Кирсанов. — Наверно, есть причины.
— Какие киллеры?
— Да он вчера напросился у нас переночевать, потому что боялся к себе в номер возвращаться. Значит, были причины.
