– Не понимаешь, что тебя заставило это сделать, что ты во мне нашла?
– Не будем уточнять. Я чувствую, что ты хочешь сам отомстить тем типам, что убили Женю. Но пожалуйста, будь осторожен, а я тебе обещаю, что буду с тобой во всем советоваться.
Он взял мои руки в свои и поцеловал.
– Ты вообще-то что-нибудь ешь?
– А что?
– А то, что ты худая, как персидская кошка.
– Как это? Персидские кошки все толстые.
– Вовсе нет. Это так кажется из-за пушистости. А в руки возьмешь – это все одна шерсть, а самой кошки там чуть-чуть. – Он обхватил меня руками, но отпустил до того, как я сделала попытку освободиться.
– Таня, – спросил меня Кирилл, когда мы уже подходили к моему дому, – все-таки та история с номерками в кафе очень странная. Если все, что ты говоришь, так и есть, она требует подготовки. А кто мог знать, что вы с дочкой пойдете в кафе? Вы в тот день никого не встретили?
– Встретили. – Я засмеялась, – Карамазова.
– Карамазова?
– Да, я его часто встречаю, такой милый старичок, комплименты мне все время говорит. Он что, живет тут рядом?
– Да вроде бы, – как-то неуверенно ответил Кирилл.
– Не на него же думать, что он нас с Аськой выследил. Такой приличный человек, в Эрмитаже работает. Он кто – искусствовед?
– Не то чтобы искусствовед, – Кирилл не смог скрыть улыбку. – Должность у него не знаю какая, а работа специфическая. Он в Эрмитаже дезинфектором работает.
– Что-что? Там что – клопы?
– Думаю, что тебе не надо объяснять, что в Эрмитаже картины не только в экспозиции, но и в запасниках. Рамы старые, деревянные, как заведется какой-нибудь жучок – все проест. А карбофосом ведь поливать не будешь. Представляешь, приходят люди в Эрмитаж, а там от картин карбофосом воняет. Вот у него, у Карамазова, есть какой-то специальный состав, который не пахнет, он им обрабатывает рамы и мебель. Это у них семейный бизнес, отец его там работал, состав сам придумал.
– С ума сойти! А с виду прямо профессор! А как же он с Марией Михайловной познакомился?
– Тоже по этой части, уже давно. У людей ведь тоже картины и мебель старая, антикварная, всякое может случиться, вот Карамазов и ходил по таким домам по рекомендации. А потом уж прижился как-то, когда Женин отец умер и Мария Михайловна заболела.
– Каких только профессий не бывает на свете!
Я не пригласила Кирилла зайти и правильно сделала, потому что вернулся Сергей. Хорошо, что он не видел Кирилла, а то подумал бы, что я нарочно сплавила ребенка, а сама тут развлекаюсь.
Сережа сказал, что все в порядке, что он устроил Галку с детьми в деревне у матери своего приятеля. Дров он им наколол, проживут недельку, а потом он съездит проведать.
– Как у тебя дела?
– Пока никак, – вздохнула я.
– Ну ладно, разбирайся.
И опять мне позвонил тот монотонный металлический голос.
– Вы удовлетворены? – холодно поинтересовался он. – Теперь Валентина не будет вам больше докучать, и вы можете иметь дело только со мной. Это будет справедливо.
– А справедливо убивать ни в чем не повинных людей? Чем вам ее муж помешал?
– Это нелепица, досадное стечение обстоятельств.
– В общем, так, – решительно начала я. – Я сегодня была в полиции и все там рассказала. Мне уже наплевать, что со мной будет, если они узнают про фотографию. Той вещи все равно у меня нет, а вы – убийца. С завтрашнего дня мой телефон поставят на прослушивание, а меня будут охранять круглосуточно, и вас рано или поздно поймают.
Выслушав всю эту чушь из моих уст, голос противно рассмеялся и повесил трубку.
Кирилл быстро и грамотно выполнял свою работу у Густава Адольфовича. Они с коллекционером много разговаривали во время этой работы и за чаем, которым поила Кирилла Вера Ивановна по окончании каждого рабочего дня. Старики страшно расстроились по поводу гибели Жени и очень сочувствовали Марии Михайловне. Они старались отвлечь Кирилла разговорами от мрачных мыслей. Коллекционер был человеком интересным, повстречал в своей жизни много замечательных людей, и Кириллу общение с ним доставляло истинное удовольствие. Похоже, и хозяину квартиры нравился спокойный и воспитанный молодой человек. За несколько дней они подружились, и Кириллу иногда казалось, что они знакомы уже многие годы. Он с грустью думал, что после окончания работы дружба прервется. Но вместе с тем он старался побыстрее закончить, потому что времени совсем не хватало.
Вечерами Кирилл сидел за письменным столом и рассматривал с помощью специального приспособления кадры микропленки. Приложение – много-много английского текста, так, это потом. Вот в начале что-то научное, а вот пересняты какие-то листы с параметрами и формулами, и вставки между ними по-русски. Но это не важно, а важно то, что на одном листе сохранилась печать. Кирилл поставил максимальное увеличение и, напрягая глаза, прочел: «Институт экспериментальной фармакологии». Так, это уже что-то. Он быстро просмотрел остальные листы с формулами и в конце увидел подпись – весьма неразборчивую – не то Соколов, не то Соловьев, но перед этой подписью стояло «проф.»
Уже легче. Знать бы теперь, как найти этого проф. Соколова-Соловьева в Институте экспериментальной фармакологии.
Уже погасив свет и лежа на своем продавленном диване, он долго перебирал в памяти всех знакомых по прежним временам. Из-за болезни матери он растерял все связи – почти год провел в хлопотах, менял белье, кормил ее с ложечки, давал лекарство по часам. Ночами он стирал, так что некогда было ходить в гости и даже разговаривать по телефону. В первое время друзья еще звонили ему, спрашивали, как дела, но потом перестали, потому что порадовать их ему было нечем. А после маминой смерти он чувствовал себя таким опустошенным, что сам не хотел ни с кем встречаться.
Из своего НИИ он уволился давно, года три назад, интересно, не развалилось ли там все? Он вспомнил свой отдел. Хорошие попадались люди, и работа интересная. Жаль, что теперь это никому не нужно. Кто помоложе – давно оттуда ушел: уж больно мало платили. Остались тетки постарше да начальство – ему всегда и везде неплохо. Однако он отвлекся. Что-то смутно брезжило у него в мозгу. Работала с ним тогда одна женщина, очень, кстати, толковая, Надежда Николаевна Лебедева. И был кто-то у ее мужа в мире фармакологии. Потому что, когда мама еще только начала болеть несколько лет назад, с помощью Надежды Николаевны ему, Кириллу, удалось достать редкое, такое нужное маме лекарство. Значит, он знает, что завтра делать.
Он позвонил Лебедевым домой прямо с утра. Надежда страшно обрадовалась, но когда узнала о смерти его матери, по-бабьи заохала, запричитала. Сказала, что по-прежнему работает в НИИ, что пока не разогнали, но народу, конечно, в пять раз меньше. И даже зарплату почти не задерживают, если это можно назвать зарплатой.
– Но я, Надежда Николаевна, по делу вообще-то звоню. – Кирилл не смог сдержать нетерпения в голосе.
– Теперь все только по делу, – загрустила Надежда, – говори уж.
– Помнится, был у вас кто-то в институте фармакологии? – осторожно спросил Кирилл.
– Был да сплыл. У Саши там сын раньше работал, они ведь с женой оба медики. Только он давно там не работает, теперь в какой-то совместной фармакологической фирме, семью-то надо кормить.
– Жаль, но, может, связи у него там остались?
– Связи-то верно остались, а тебе что нужно?
– Вы спросите его, Надежда Николаевна, знает ли он такого профессора – не то Соколова, не то Соловьева, работал ли этот профессор в Институте экспериментальной фармакологии и жив ли еще?
– Узнаю, конечно. Тебе срочно?
– Очень!
– Тогда вечером сама тебе позвоню.
– Ой, спасибо, Надежда Николаевна!
– Погоди благодарить, рано еще.
После смерти Жени у Кирилла появилась еще одна новая забота – Цезарь. Мария Михайловна осталась одна, то есть за ней по-прежнему ухаживала дальняя родственница Раечка, но Цезаря она не то чтобы боялась, но слегка опасалась, главным образом не за злобность – Цезарь был чрезвычайно интеллигентный воспитанный пес, – а за размеры. Таким образом, среди ежедневных обязательных дел Кирилла были прогулки с осиротевшим Цезарем. Это не было Кириллу в тягость. Они с собакой всегда были друзьями. После смерти хозяина Цезарь стал еще большим меланхоликом, но Кирилла всегда встречал, радостно помахивая хвостом.
Этим утром, направляясь с Цезарем на единственное место прогулок, расположенное неподалеку от дома – пустырь на берегу Кронверки, на задах Петропавловской крепости, Кирилл повстречал Карамазова.
Мария Михайловна была очень больна, к ней никого не пускали, Кирилл подумал, что Карамазов скучает без своих почти ежедневных посещений старушки, чувствует себя не у дел. Карамазов напросился прогуляться с ним, Кирилл согласился.
