— Ну, проходи. — Горстков шире открыл дверь и посторонился. — Я в случайные визиты не верю, двенадцатилетний сосед-пацан заскочил, значит, ему гвоздь нужен либо иное чего.
Гуров неожиданно вспомнил, что у него в кармане упакованный ужин, который они из ресторана взяли, и начал вынимать.
— Ты что же, в гости со своими харчами ходишь? — удивился Горстков.
— Так вышло, я в ресторане заказал, а тут отъехать потребовалось, — невозмутимо ответил Гуров.
— Мать! — повысил голос хозяин. — Гляди, до чего дожили, к нам уже со своим провиантом приходят, скоро ложки и ножи станут приносить.
— Извините, Нина Дмитриевна, я не подумал, заверните домой, я ребятам отнесу, может, им всю ночь работать.
— Конечно, конечно. — Хозяйка взяла сверток и вышла.
— Вы присядьте, Юрий Карлович, — сказал Гуров, прохаживаясь по кабинету, — давайте расставим все точки над i. Сегодня вы хозяин, а я — человек, пришедший к вам по делу, и денег с сегодняшнего дня я у вас не получаю. Вы, Юрий Карлович, богатый бизнесмен, а я — старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник милиции Гуров. Договорились. — Он не ставил вопросы, влепил жирную точку, как о деле решенном.
— Хорошо, Лев Иванович, — добродушно ответил Горстков. — Отчего такая ледяная волна?
— Оттого, уважаемый, что вы мне, мягко говоря, многого не рассказываете, проще выражаясь, врете. Вы знаете, что ваша дочь наркоманка?
— Как? — Впервые Горстков смешался. — Ну, баловалась в юности… давно прошло.
— А вам известно, что происходит, когда дети балуются с огнем?
— Черт побери! — Горстков закрыл лицо ладонями, жест получился театральным и одновременно трагическим. — Так она снова?
— Не сама, ей помогли.
— Так что же теперь делать?
— Говорить правду. Вы не хотите мне рассказать, что произошло при ее рождении? — Сыщик задал вопрос чисто интуитивно. Он собирался сначала навести справки в роддоме, но сейчас решил не откладывать, задать вопрос в лоб.
— Вы и это знаете? — Горстков сгорбился, казалось, стал меньше. — Мать ничего не знает, и Юлия тоже, главное, им не говорите.
— Я никогда не выдаю информации.
— Все очень сложно, никто не виноват. Нина родила мертвого ребенка, а она так мечтала… В это же время одна девица родила здоровую девочку… Я хорошо заплатил, и новорожденных поменяли. Девица не хотела ребенка, даже обрадовалась.
— Если бы подобное случилось в романе, получилось бы занимательно…
— Меня заверили, что подобных случаев тысячи.
— Возможно, возможно, не специалист, — сказал Гуров задумчиво. — Хорошо, я погорячился и остаюсь у вас на зарплате, мне ребятам платить необходимо, они люди порядочные, потому нищие.
Пришла Мария, бледная, указала Гурову глазами на дверь. Когда они вышли из кабинета, актриса сказала:
— Девочке плохо, необходим врач, и, как я понимаю, не на час или день, нужен стационар и профессиональное медицинское обслуживание надолго.
Сыщик вернулся к банкиру, спросил:
— Юрий Карлович, у вас есть врач, которому вы доверяете как себе?
— Конечно. Юлии так плохо?
— Ей не очень хорошо, — ответил Гуров. — Необходимо положить в отдельную палату, я дам охрану. Хотя убежден, в ближайшие сутки-трое неприятелю будет не до нее, мы зверя серьезно подранили, ему нужно время, чтобы зализать собственные раны.
— И что бы я без вас делал? — Горстков снял телефонную трубку.
— Через пару дней мы отправим Юлию из Москвы. — Гуров о чем-то напряженно думал, слегка улыбался.
— Но вы же сами сказали, что против спецслужбы не попрешь, они узнают об этом мгновенно и проводят ее до места.
— У меня имеются некоторые соображения, — ответил Гуров. — Столб лбом не перешибешь, но обойти столб можно.
Глава седьмая
Собрались, как обычно, в кабинете Гурова и Крячко. Хозяева сидели за своими столами, оперативники разместились за свободным столом. Валентин Нестеренко, Борис Гаврилов, Илья Карцев и Григорий Котов тихо переговаривались между собой, ждали, когда Гуров закончит писать какую-то справку и начнет совещание. Веткин еще находился в госпитале.
Наконец Гуров расписался, поставил дату, положил документ в папку и облегченно вздохнул.
— Не люблю писать, ужас просто, — сказал он, оглядывая присутствующих. — Что приуныли, коллеги, работа не нравится?
— Лев Иванович, работа даже лошади не нравится, а мы люди обыкновенные, — как старший из присутствующих, ответил отставной полковник Нестеренко.
— Что с девчонкой? — спросил Котов, склонив голову набок.
— Мучается, лежит в отдельной палате под охраной, — ответил Гуров. — Говорят, что наркотическая ломка — штука страшная. Врачи помогают, но они не боги, девочке тяжело.
— На кой черт и кому это надо? — Гаврилов сверкнул золотым зубом.
— Борис, точно ответить не могу, имею лишь предположения. — Гуров взглянул на сидевшего напротив Крячко, словно спрашивая совета.
— Чего смотришь, старшой? — Станислав пожал плечами. — Предположения — они и есть предположения, но от имени коллег рискну сказать, что нас больше устраивают приказы. Ты держишь все в голове, видишь шире, ты — голова, мы — исполнители.
— Твоя позиция, Станислав, не нова, — усмехнулся Гуров. — Не бойся, никто ответственность на тебя взваливать не собирается. Значит, свежий для русского человека вопрос: что делать? Я оцениваю ситуацию следующим образом. Хотя воюют против нас не криминальные авторитеты, а спецслужбы, мы имеем дело с довольно обычным уголовным делом — попыткой шантажа, только в очень крупных размерах. Известно, Горстков миллиардер. Никакого отношения к избирательной кампании желание отнять у Горсткова деньги, много денег, не имеет. Случайное совпадение по срокам: когда шантаж замысливался, о предстоящих президентских выборах преступники не думали. И нам не следует себя накручивать на высокую политику, обычная уголовщина.
Гуров коротко рассказал о рождении Юлии, о том, что она в юности баловалась наркотиками.
— Какой-то грязный человечек из органов узнал об истории с рождением дочери миллиардера, решил, что Горсткова можно на этом прихватить, сорвать солидный куш. А чтобы папаша особенно не дергался, не играл мускулами, дочку решили вернуть к наркотикам. Такова предыстория. Возможно, некто желает использовать Горсткова и в предвыборной суетне, но это факт сопутствующий, основное — деньги. Значит, мы должны Юлию из игры исключить.
— Если акцию осуществляет спецслужба, то я не представляю, как это можно сделать, — сказал Котов, глядя из-под лохматых бровей, и еще больше ссутулился. — Существует пограничный контроль, стоит девушке шагнуть через границу, как к ней приставят сопровождающего, и ни в одном уголке мира мы ее не спрячем.
— Факт, — согласился Станислав. — Ни в одной стране не спрячем, а в родной Сибири посадим под ближайшей сосной, и никакие службы девушку в жизни не найдут. Там танковый корпус потерять можно, никакое спутниковое слежение не поможет.
— Идея люкс, — кивнул Нестеренко, — только в Сибири, под сосной, быстро с голоду ноги протянешь. Надо, чтобы тебя кормили, поили, лишнего не болтали, а такой девице, как Юлия, еще хорошая туалетная бумага требуется.
— Напугал, — Станислав усмехнулся. — А Гуров на что? В России такой дыры не найдешь, где бы у Льва Ивановича не было дружка-приятеля, должника, на худой конец — агента.
Оперативники взглянули на молчавшего Гурова, который неопределенно пожал плечами и сказал:
— Станислав склонен к преувеличениям, но в некотором смысле он прав.
— Преувеличение? — возмутился по-мальчишески Крячко. — Да я, не сходя с места, назову три-четыре города, куда тебе стоит только позвонить, как твою протеже мгновенно примут на полный пансион, обеспечат всем необходимым, мыслимым и немыслимым, лучше, чем в Москве и Париже. Начинать? — Он растопырил пальцы, готовясь загибать.
— Кончай цирк. — Гуров махнул на друга рукой.
— Именно цирк. Звони Буничу, он сейчас то ли губернатор, то ли глава администрации, в любом случае, хозяин области.
— Бунич, Бунич… Знавал я такого, — бормотал Гуров, листая записную книжку.
— Он знавал, — усмехнулся Крячко, подмигивая приятелям. — Пару лет назад Лев Иванович, разматывая одно убийство в областном центре, столкнулся с этим Буничем. Тот никаким краем к убийству отношения не имел, но город был полностью коррумпирован, а этот Бунич не привык, чтобы на его земле командовали приезжие. Они чуть было не сшиблись, оба умные, поняли: их интересы не пересекаются — и разошлись мирно. Бунич помог Гурову расправиться с продажным генералом, а Лев Иванович вовремя отвернулся и «не заметил» некоторых грехов хозяина, которые не имели непосредственного отношения к нашей конторе.
