«Да заснешь ли ты, заснешь ли ты?» — тоскливо, беззвучно шепчет она и чутко прислушивается.
Долго-долго ворочалась то на один бок, то на другой старуха. Наконец не слышно уже никакого движения, вот все совсем тихо в комнате. И вдруг среди этой тишины раздается храп.
«Заснула, — думает Груня, — или только дремлет?.. Нужно ждать…»
И она все ждет. Храп прекратился, дыхание спящей теперь такое мерное и спокойное.
Еще несколько минут — и среди тишины спальни, под кроватью чиркнула спичка. Груня осторожно выползла, поднялась на ноги, взглянула на спящую торжествующим, злобным взглядом, прокралась в соседнюю комнату, затем отперла дверь, уже не заботясь о том, скрипнет она или нет. Шатаясь, побрела она по темному коридору.
Но вдруг у нее все помутилось перед глазами, ей показалось, что под ногами очутился провал, что она быстро, быстро летит в бездонную, черную пропасть.
Она слабо вскрикнула, упала на пол без чувств и осталась неподвижной.
XXI. У ДЕДУШКИ
Мальчики были вне себя от восторга, что ночуют в Горбатовском у дедушки.
По отъезде старших они с Рибо отправились в назначенную для них комнату, где застали Степана, который показал им отличные удочки и все приспособления для завтрашнего ужения рыбы. Он сказал им, что отправится с ними сам и покажет лучшие места.
Но как ни интересовали Володю и удочки и Степан, которого он очень полюбил за его интересные рассказы про Сибирь, он сказал Рибо, что ему нужно еще увидеть дедушку перед спаньем, и побежал в дедушкин кабинет, где надеялся его застать.
Дорогой он побранил себя за то, что чуть было не забыл среди оживления и веселости этого дня обещания, данного им Груне. Конечно, он мог бы и завтра поговорить с дедушкой, но теперь, раз он вспомнил, ему хотелось как можно скорее узнать, что скажет дедушка, захочет ли он помочь Груне.
Он застал Бориса Сергеевича в кабинете. При входе его тот пошел к нему навстречу и ласково положил руку ему на голову.
— Что ты, Володя, мы ведь уже простились… или забыл здесь у меня что-нибудь?
Володя покраснел, немного смутился, но тотчас же оправился.
— Нет, дедушка, я ничего не забыл здесь, а только очень мне нужно поговорить с вами… я вам не мешаю?
Он заглянул ему в глаза.
— Поговорить? О чем же это, дружок? — сказал изумленно Борис Сергеевич. — Ну, пойди сюда, садись, говори, в чем дело?
Володя, сначала запинаясь, но затем разгорячась все более и более, рассказал дедушке все, что знал про Груню; а знал он про нее столько же, сколько и она сама знала, потому что знал по ее рассказам.
Борис Сергеевич слушал внимательно, с большим интересом. Его заняла и таинственная история Груни, которую он хорошо понял, несмотря на наивность рассказа ребенка. Ему нравились горячность Володи и доброта его сердца. А главное — невольно вспомнилось ему его собственное детство, нашествие французов, пожар Москвы и его приключения среди разграбленного, сожженного города, встреча с маленькой девочкой, которую он спас и которая впоследствии, через многие годы, стала его женою. Он будто видел повторение себя в этом маленьком рассказчике и глядел на него с большой любовью и нежностью. Наконец его захватило за живое положение бедной девочки, несправедливость и жестокость Катерины Михайловны.
«Боже мой, — думал он, — какой пример она подает детям!..»
Но в то же время ему стало неловко и тяжело слышать это обвинение бабушки из уст маленького внука.
— А ты разве не просил за нее бабушку? — сказал он.
— Нет.
— Отчего же?
Володя пожал плечами.
— Бабушка меня не любит, — убежденно ответил он, — и если бы стал просить ее за Груню, так ей стало бы еще хуже, а мне не позволили бы больше с Груней видаться.
— А Наташе… маме ты ничего не говорил?
— Я хотел ей сказать еще вчера вечером, но она весь вечер была больна, лежала… сегодня утром тоже мне никак не удалось. И потом… я так уже и решил, и даже Груне сказал, что самое лучшее рассказать все вам, дедушка!
— Почему же мне?
— Да оттого что… оттого, что вас уже непременно послушают и вам поверят. Возьмите Груню к себе, ей будет здесь хорошо у вас! Я и Степана попрошу, чтобы он не позволял никому обижать ее, — он добрый…
— Хорошо, дружок, — сказал, подумавши, Борис Сергеевич, — будь спокоен, я сделаю все, что можно, и думаю, что эта бедная девочка не будет больше наказана понапрасну. Успокойся, я не забуду.
Володя кинулся на шею дедушке и горячо поцеловал его. А затем простился и побежал в свою спальню.
Ему было теперь совсем хорошо, и он спешил, боясь как бы не упустить Степана. Может быть, он там уже что-нибудь интересное рассказывает.
Он не ошибся. Степан рассказывал Грише про медвежью охоту в Сибири. Володя заставил начать сначала, и так прошел еще час в интересных рассказах.
Наконец Степан остановился.
— А теперь, деточки, будет! — сказал он. — Сразу всего не перескажешь, давно спать пора, не то вас и не добудишься… А рыбку удить надо пораньше, на самой заре, а солнышко нынче рано, рано восходит… Много ли спать-то осталось!.. Я старый человек — мне что, поспал часика три — и будет… а ваш детский сон другой, ваш сон вам росту да силушки придавать должен, так спать нужно побольше… Христос с вами, деточки!..
Он перекрестил их, поцеловал, особенно нежно взглянул на Володю и вышел.
Мальчики разделись, улеглись. Но Володя никак не мог заснуть. Наконец задремал. Тогда стали ему сниться такие яркие сны, и всего было понемногу в этих снах, и все в них было перепутано — и Груня, и Горбатовское, и Сибирь, и медвежья охота, и завтрашняя рыбная ловля…
Вот ему снится, будто он с большим-большим ружьем идет около горбатовского озера и вдруг из-за куста ему навстречу медведь. Он не испугался. Он прицелился из своего ружья — выстрелил и видит, что у него в руках не ружье, а удочка. А медведь идет прямо на него. Он хочет бежать, но не может — ноги не слушаются, будто приросли к месту… А медведь идет и рычит. Вот он уже около него… Хватил его лапой… повалил… налег на него и душит…
Володя вскрикнул и проснулся.
«Что это? Никак пора, никак уже светает? Пожалуй, уже опоздали?»
Вся комната освещена бледным, красноватым светом. Они нарочно не спустили занавесок на окнах. И видит Володя из окна — небо красное.
Но солнце не так восходит! Что же это такое? Что-то странное!
Володя вскочил, подбежал к окну.
«Да, небо красное, а на дворе еще совсем темно — ночь. И солнце восходит с другой стороны… Это зарево… Это пожар!.. Но где же горит?»
— Месье Рибо! — крикнул Володя и стал будить француза, а потом Гришу.
Те долго не могли понять, в чем дело. Наконец стали одеваться. Володя был уже готов. Он выбежал из комнаты — в доме все тихо. Но вот издали раздаются чьи-то шаги. Он кинулся на эти шаги, они направлялись к спальне Бориса Сергеевича.
И он побежал туда же.
В это время Степан будил барина.
— Вставайте, сударь! Делать нечего, не хотел было вас тревожить, да думаю — как бы неладно что не вышло.
— Что такое? — испуганно спрашивал Борис Сергеевич.
— Горит, большущий пожар…
— Где горит? Горбатовское?
— Нет, Господь милостив. А надо так полагать — Знаменская усадьба. Я уж послал верхового на разведку.
Борис Сергеевич мигом вскочил с кровати.
— Эх, да что же ты, Степан! Давно горит?
— Да кто его знает! Сам минут с десять как заметил. Ставни-то закрыты — ну и не видно было сначала… Жарко горит! Коли усадьба — не дай Бог, время-то сухое, а дом старый-престарый. Ох, уж и говорил я — беда этот дом — чистая гнилушка!
— Так вели же ты скорей закладывать коляску да бочки, чтобы мигом…
— Все уже распоряжено, батюшка, извольте вот одеваться.
Борис Сергеевич мигом был готов. В это время вбежал Володя.
— Где пожар? — тревожно спрашивал он. Ему не ответили.
— Дедушка, я с вами!
— Зачем, оставайся, — выговорил Борис Сергеевич, спешно выходя из спальни. — Степан, удержи его!
Но Володю удержать было трудно. Он выскочил вслед за дедушкой, пробрался на крыльцо. А там уже столпился народ. Он прислушался.
«Знаменское».
«Боже мой, горит Знаменское!»
В это время к крыльцу была подана коляска.
— Дедушка, я с вами! Слышите, ведь это у нас горит! У нас!..
Степан схватил его за руку.
— Да куда ты, Володечка, голубчик, останься, ну чего поможешь… Может быть, и не Знаменское. Дедушка съездит, увидит — вернется…
Борис Сергеевич уже садился в коляску.
— Пошел скорее! — крикнул он кучеру.
Володя рванулся из рук Степана и в одно мгновение был в коляске возле дедушки.
Коляска помчалась. И только теперь заметил Борис Сергеевич, что Володя рядом с ним.
— Стой! — закричал он кучеру. — Слезай, Володя, слышишь, я тебе приказываю!
