— Ну, которому я перстень ворованный под протокол возвращал. Он-то, наверное, в курсах. Трясся аж весь, когда… Он точно в курсе. Если еще жив, конечно.
— А что за старик?
— Я так тогда понял, что при научной библиотеке консультантом этот перец подвязан. При областной.
— Как зовут?
— Да что я, помню, что ли? Он не из коллекционеров. Я его тогда первый и последний раз видел. И откуда у него тот перстень оказался, я, честно говоря, не знаю. Может, кто из его предков ссыльным декабристом был. Те еще любители были в тайные общества поиграть. Но не спросил я. При ментах постеснялся. Да и заполошно было. Кстати, а у тебя эта гайка откуда?
Я промолчал. Васька пустоту своего вопроса осознал и посоветовал:
— Ты топай туда, на Сухэ-Батора. Захочешь, найдешь. Его, деда этого, ни с кем не перепутаешь. Он у них там, поди, самый древний.
И он, исчерпав весь запас своей услужливости, пошел сигнализацию включать и ставить лавку на центральный пульт.
А я покатил дальше. Колобком. Зачерствевшим и уставшим. Но всё еще не растерявшим своего боевого настроя.
И закатился первым делом в ближайшее интернет-кафе.
Пойманный телефонный номер написал на бумажке и сунул дежурному оператору. Дескать, пробить нужно, браток. По ворованным базам. Тот даже глазом не повел. Он вообще глаза не отрывал от экрана. По лицу его тени бегали. Он фильм смотрел. Мне показалось, кстати, что какой-то старенький фильм, потому что я уже когда-то раньше слышал, как некто очень ехидный проповедовал голосом русского переводчика вот это вот забавное:
Вы утратили веру, прочитав «Алису в стране чудес»? Нет, «Алису в Зазеркалье».
Там есть стишок про моржа и плотника.
Это чистой воды разоблачение религии.
Морж — толстый жизнелюб, он символизирует либо Будду, либо, с учетом бивней, индуистского бога — слона Ганешу. В общем, восточные религии.
Ну а плотник — явный намек на Иисуса, росшего сыном плотника. Он представляет христианство.
Чем они заняты в стишке? Что делают?
Лицемерно увлекают устриц за собой, чтобы потом безжалостно пожрать мириады этих беззащитных тварей.
Не знаю, какой вывод сделали бы вы, но мне всё ясно.
Основанная на мифических постулатах вера разрушает внутреннюю сущность человека. Религиозные институты подавляют нас. Разъедают душу, сковывают действие страхом перед бесплотной фигурой, грозящей нам пальцем через тысячелетия. Ты, мол, только попробуй, и я тебя выпорю. Только попробуй.
Я попытался с ходу вспомнить название фильма, но не смог. Теперь, подумал, будет вертеться в голове. Мимо языка. И еще будет зудеть, что насчет Будды докладчик не прав.
Ну да ладно.
Оставил бумажку и пошел за свободный компьютер. Я был уверен, что парень, несмотря на весь его внешний пофигизм, номерок пробьет. Ведь бумажка, на которой я его написал, была пятидесятидолларовой.
Усевшись за аппарат, я достал из кармана два помятых листка, вырванных из блокнота, и зашел на свою страницу живого журнала. Он у меня обзывается «Журнал Майора Африка». Почему так — это долгая история. Сейчас не об этом.
Короче.
Вставил я задним числом дату прошлой пятницы — двадцать три ноль семь ноль четыре и написал в окошке темы: «Почему я не Чарльз Буковски». Потом собрался с духом и перенес с черновика всё остальное.
Потому что постановил, что так будет правильно.
Да.
Тут я вот о чем.
Подумал, вдруг последний день на белом свете живу. Всё к тому ведь и шло, собственно. А раз так, решил — зачем незаконченными оставлять дела, которые можно закончить.
Вот поэтому.
В общем, как у самураев: просыпаясь утром нового дня, будь готов к смерти. Всегда будь готов к смерти. Не оставляй незавершенных дел.
И мой последний в жизни текст был таким:
Почему я не Чарльз Буковски
вообще-то фразу «почему я не Чарльз Буковски» нужно читать не так, как название школьного сочинения, типа «почему я не Чарльз Буковски» и вот сейчас я раскрою вам эту тему.
нет.
фразу «почему я не Чарльз Буковски» надо читать так, как она прозвучала в первый раз.
а прозвучала она вопросительно и с ноткой легкого сожаления.
произнес я ее сегодня, лежа в ванне.
сейчас расскажу.
значит, когда вода остыла, я решил добавить горячей и включил кран, затем, как обычно, выдернул пробку и стал регулировать уровень воды, закрывая-открывая дырку пяткой.
правой.
хотя нет.
немного не так.
я сегодня как раз вдруг подумал, что это не я регулирую, а пятка сама всё регулирует, а я здесь и вовсе как бы ни при чем. мои мысли обычно в это время далеко, мне не до дырки, и пятка-умница сама знает, что и когда ей там делать.
меня это обстоятельство позабавило.
а потом я вдруг подумал, что миллионы людей делают так же. и это меня с ними роднит, например, подумал я, с Чарльзом Буковски.
не знаю, почему я вдруг подумал именно о нем.
хотя про него же не скажешь — «он делает так же».
он же умер, про него надо говорить — «он делал так же», но тем не менее, почему-то я подумал о Буковски.
и я легко мог представить его голого в ванне.
вот Кафку нет. не мог. а Буковски — пожалуйста.
я стал развивать эту мысль, и развивал, пока не надоело.
и получалось, что все писатели на земле делятся для меня на две категории: на тех, которых я могу представить голыми в ванне, и на тех, которые остальные.
потом я стал думать о том, почему я подумал о Буковски.
последний раз открывал его где-то с месяц назад, случилась долгая поездка домой из Киева через Москву, с заездом в Свердловск-бург: вокзалы-поезда, дорожная сумка, и рассованные во все нычки книжки, те самые, которые карманного формата, а ни в один карман не влазят. но в дороге удобно — легкие.
в основном была всякая нудь, хрень и ересь, но был и Буковски. студентка еще ехала, помню, всё пыталась его у меня позычить. но я не дал.
объясню.
она разболтала, что родом из маленького провинциального городка, я подумал, тургеневское воспитание, вишневый сад. все дела, а я не Морфиус, чтобы швырять детей в пустыню реальности.
и я подсунул ей Маркеса.
хотя и тут, честно говоря, сомневался.
ну.
да.
так вот.
я вспомнил об этом, но всё же, как ни пытался, не приблизился к пониманию того, отчего именно Буковски мне пришел вдруг на ум. видимо, какая-то подсознательная связь существовала в моей голове между наполненной ванной и Буковски
потом я вновь вспомнил о студентке, она была мила, но не в моем вкусе, а потом еще этот неизбывный запах лапши… в общем, как-то ничего в дороге не хотелось, студентку тоже.
вспомнив ее, я вспомнил о писателях, которые женщины, про них-то я совсем забыл, и я стал думать, могу ли я представить писателя, который женщина, голым в ванне.
оказалось, вполне.
к примеру, Татьяну Толстую, рубенсовские формы, обнаженная Маха, все дела.
да. ее могу, еще и других.
Мадонну, например, могу, правда, она плохой писатель, да и поет в общем-то тоже так себе.
а вот Мариэтту Шагинян я не мог представить голой в ванне.
выходило, что писатели, которые женщины, тоже делятся у меня на тех и на других, и тут они были наравне с писателями, которые мужчины.
и это было справедливо.
потом я подумал, что, если б Буковски, лежа голым в ванне, представил голого писателя, который женщина, он всенепременно бы вздрочнул. причем душевно.
вот тут как раз я с легкой грустью и произнес ту самую фразу — «почему я не Чарльз Буковски».
а потом подумал, ну и что, что не Буковски. а что мне мешает вздрочнуть, не будучи Буковски.
собственно, ничего не мешало, но я решил попусту не дрочить, а вылезти и написать этот вот рассказ.
я знаю, что многие скажут: лучше бы ты вздрочнул. а какая разница? — отвечу я многим, на что некоторые из многих скажут: то в воду, а то нам в мозги, и будут в чем-то правы, меня это тоже смущает, а что делать? утешает мысль, что и с моими мозгами часто делают то же самое, тут мы все на равных.
такие дела.
выбравшись из ванны, я задумался, о чем бы таком мог написать рассказ Чарльз Буковски, выбравшись из ванны.
почему-то подумалось, что о том, как замечательно он недавно вздрючил одну сисястую и толстожопую негритянку.
правда, он бы написал не «вздрючил», он бы написал другое слово, я это слово написать не могу, он-то гений — ему простят, уже простили, мне не простят, я не гений.
потом я подумал, что никогда в жизни не имел негритянку, не оттого, что расист или брезгую, просто жизнь так сложилась, а если бы сложилась по-другому, то я был бы не против, хотя, конечно, это я сейчас так думаю, что был бы не против, а случись реально — кто там знает, как бы оно всё было, вдруг увидел бы, что все эти дела у нее черны как смоль, и не смог бы.
с непривычки.
ничего про себя наперед думать нельзя.
вот в детстве я думал, если что, так я буду Кибальчишом, а Плохишом не буду.