– Осока, ты в порядке? – забеспокоился Билл. – Ты как будто не в себе.
– Да нормально все.
– Ты себя не забываешь? – спросила Мамочка. – Ешь хорошо?
Билл встал, освободив для меня стул. Взял с тумбочки фуражку. Сказал, что у него есть дельце в участке на Чарльз-стрит, а потом он вернется и отвезет меня домой.
– Ты похудела, – произнесла Мамочка. – Съешь виноградинку.
– Чего это ты так вырядилась? – Об этом меня спросила даже Джудит, когда я зашла к ней тем же вечером.
Сначала мне показалось, что она не хочет меня впускать. Ей почему-то потребовалось много времени, чтобы открыть, но, может, она опять маниакально пылесосила, а я не слышала.
Взглянув ей через плечо, я поняла, в чем дело. На диване развалился Чез. Он, сняв ботинки, ковырялся перочинным ножиком в ногтях на ногах и зырил телик.
– Я могу зайти в другой раз.
– Не надо, проходи.
Когда я вошла, Чез поднял голову. Он подмигнул мне и возвратился к ковырянью под ногтями. Джудит проследовала за мной на кухню, где я рассказала ей о планах, подсчетах, датах и тому подобном.
– Все верно, – отозвалась она.
Я видела, что ей неловко. Поэтому сказала:
– Ладно, давай поговорим об этом в следующий раз. Кстати, он заходил ко мне сегодня.
– Правда? – произнесла она с деланым равнодушием.
– Подкатывал ко мне.
Она отвернулась к раковине набрать воды в чайник.
– Чай будешь?
– С ним что-то не так. Не знаю. Он нехороший человек.
– И почему же? Не потому ли, что подкатывал к тебе?
– Нет.
– Кому нужны хорошие люди? С хорошими одна скука.
Мне надо было сразу же уйти. И я хотела уйти. Но я осталась. Мы пили чай в гостиной перед включенным телевизором. Я все надеялась застать новую серию «За гранью возможного». Мы с Джудит поболтали, но без особого энтузиазма. Чез все время молчал. Я знала, что он прислушивается к каждому моему слову. Ни разу он не посмотрел мне прямо в глаза, но я-то знала, что он за мной наблюдает. Все время наблюдает. Постоянно.
Я резко встала и накинула пальто. Открыла дверь на улицу, бросила: «Пока» – и вышла, оставив их с оторопелыми лицами.
Уильям встретил меня не очень-то любезно. Лишь недовольно выпятил нижнюю губу.
– Я ждал, что ты раньше явишься, – буркнул он. – Тебя прислала Мамочка?
Он был без обуви и почему-то в шарфе. Невероятно, но он опять раскладывал пасьянс, будто и пяти минут не прошло с нашей последней встречи. Его жилище производило гнетущее впечатление; сделать бы тут хорошую уборку.
– Уильям, хотите, я буду у вас иногда убираться?
Он даже от карт не оторвался, только снова выпятил нижнюю губу.
– Всех так и тянет у меня убраться. Джудит, она вообще рвется притащить сюда чертов пылесос. Что с вами такое, девоньки?
– Ну, я не очень-то рвусь. Считайте, что меня попросила Мамочка. Она столько всего рассказывала про вас, вот я и предложила.
– Вот и не надо.
Я выдвинула стул из-за стола и села.
– Я собираюсь Обратиться.
– Знаю.
– Знаете?
– Да, знаю. И считаю, что тебе не стоит.
– Отчего же?
Он перестал переворачивать карты и посмотрел на меня в упор:
– Оттого, что это у тебя ненастоящее.
– Ненастоящее? Что вы имеете в виду?
– Да то, что ты не веришь. Ты и сама знаешь, поэтому спорить бесполезно. Ты думаешь, все чушь собачья. Дело твое. Никто тебя не станет переубеждать. Включая Мамочку.
– Не всё! В какие-то вещи я верю!
– Это и значит, что ты недостаточно сильна, – он постучал себя по голове, – вот здесь. – И снова занялся пасьянсом.
– Раз я решила, значит сделаю, – настаивала я.
– Это я тоже знаю. Сделаешь. Не станешь слушать моего совета.
– Еще какие-нибудь советы будут?
– Освободи свой ум. Не угнетай его. Жди, как во время родов. Ты же у нас акушерка или как? Вот и все советы.
– Но как понять, что спрашивать?
Уильям устало вздохнул.
– «Что спрашивать», – пробурчал он, по-прежнему не отрываясь от карт.
Я постояла, но он не отвечал. Я поняла, что больше ничего путного от него не дождусь, и собралась уйти.
– Как я узнаю свое? – спросила я уже на выходе.
– Узнаешь. Я уже его вижу. Его невозможно не узнать.
– Неужто? – засомневалась я.
Он бросил карту и вытолкнул вперед зажеванную нижнюю губу. Взглянул на меня слезящимися глазами. Невероятно медленно поднес к голове руки, разжал кулаки, поднял указательные пальцы вверх, и получились длинные уши. Он ими чуть пошевелил, и я остолбенела.
Потом его руки опустились на стол и вновь взялись за карты. Я вышла.
Вернувшись домой, я приготовила торт. Свадебный торт для Эмили Протероу. Я вся измучилась, пока замешивала в тесто море любви и посылала в духовку океаны доброй воли. Я заработалась до поздней ночи и страшно вымоталась. Но торт удался. Чего я только в него не нашептала. Одной лишь мне известно, сколько любви пошло на этот торт. Одной лишь мне. С утра я отослала к ним мальчишку с запиской. Эмили с матерью пришли за тортом и были от него в восторге. И хорошо мне заплатили.
Все потому, что торт удался.
22
Днем у моей калитки затормозила развалюха Чеза. На этот раз он прибыл не один, а с Джудит. Похоже, она не заходила после школы домой, потому что на ней была учительская одежда. Строгая юбка-карандаш и аккуратная кичка на затылке меняли Джудит до неузнаваемости. Чез нес окровавленного мертвого кролика. Наверное, утром набраконьерничал. Они прошагали по тропке через сад и вручили мне сей милый примирительный дар.
– Мог бы его хотя бы освежевать, – посетовала я.
– И вот что я получаю в благодарность! Поверь, ты сделаешь это в десять раз быстрее.
Что правда, то правда. Свежевать кроликов я была мастерица. Я пригласила их в дом, поставила чайник и подвесила кролика на заднем крыльце. Как оказалось, они придумали выход из моей бедовой ситуации, совместно выработали план моего светлого будущего.
– Помнишь, ты мне рассказывала про чудака, который навещал вас с Мамочкой?
– Какого еще чудака?
– Ну, того, из Кембриджа. Я вкратце рассказала Чезу, о чем он вас спрашивал, и оказалось, Чез его знает.
Я хмуро посмотрела на Джудит. Ну разве можно было кому-то рассказывать, о чем нас спрашивал Беннет. Ведь это все равно что сообщить, в чем наше знание и чем мы занимаемся. Я вспомнила Мамочкину фразу: «В постели не бывает тайн».
– Я лично с ним не знаком, – поправил Чез. – Но я о нем слышал.
– Чез ведь учился в Кембридже, – продолжила Джудит. – И понимает, зачем сюда явился Беннет.
– Он просто хотел на вас заработать, – объяснил Чез. – Сейчас книжонки типа Гарденера и Мюррея в топе, особенно с тех пор, как парочка приказала долго жить. Вот Беннет и решил нажиться.
Чез продолжил. Сказал, что люди изголодались по необычному. Сказал, что я не очень в курсе, поскольку не читаю желтую прессу, а он читает и видит, что люди хавают все, что им засунешь в рот. Сказал, что, если бы он хотел заработать по-легкому, нужно было бы всего-то позвать фотографа и репортера и устроить на ферме хиппанское представление. Когда я поинтересовалась, какого рода представление имеется в виду, он лишь пожал плечами и ответил, что, скажем, десять голых хиппанов, танцующих вокруг костра, вполне бы подошли. Конечно, он понимает, что это мусор. Зато какие легкие деньги!
– Да вы в своем уме?! – воскликнула я. – Как вы могли подумать!..
Джудит попыталась разрядить обстановку:
– Осока! Чез просто привел пример. Никто не предлагает тебе скакать вокруг костра. Мы говорим о книге.
– О книге?
– Ну да, о книге. Со страницами, с печатным шрифтом. Ты ведь знаешь, что такое книга?
Я знала, что такое книга. Джудит разглагольствовала довольно долго. Они придумали, как решить мои финансовые проблемы. Мне нужно было всего лишь сочинить книгу, Джудит помогла бы мне с написанием, а Чез – с публикацией. Они ничего с этого не хотят, сказала Джудит. Ни пенса. Чезу на деньги наплевать, а сама она только рада помочь подруге. Конечно, выплатить задолженность по аренде с этих денег не получится, признала Джудит, хотя бы по срокам, но зато какой задел на будущее. А главное – написать такую книгу легче легкого. Раз плюнуть, сказала Джудит. Раз плюнуть.
– Мы уже это обсуждали, – ощетинилась я, как ежик. – И решили, что нельзя писать такую книгу.
– Нет, – вступил Чез, – ты все-таки не понимаешь. Тебе не придется раскрывать никаких секретов.
– О каких секретах ты говоришь? – возмутилась я. – Ты что, думаешь, у нас есть секреты?
– Ну дай ему сказать, – молила Джудит. – Послушай.
– Смысл именно в том, что тебе вообще ни-че-го не придется раскрывать. Ты просто дашь им глупую жвачку, которой они так жаждут. Ну, пару-тройку рецептов народной медицины, чтобы понатуральнее выглядело, и дело в шляпе.
– То есть ты предлагаешь мне все сочинить?
– В определенном смысле, да. Смотри. Допустим, я все-таки решился сплясать голышом вокруг костра; платит мне чувак, который потом все специально переиначит в своей паршивой газетенке; его читатели раскошелятся на эту дрянь, хотя прекрасно знают, что такие газетенки специализируются на перевирании всего, что только можно. Кого в таком случае винить? Читателя, который любит, чтобы его обманывали? Циничную газету? Или меня, который станцевал за деньги?
