Как, например, две роты, что вытаптывали траву в саду Симмерсона на потеху группе офицеров, за стульями которых виднелась редкая цепочка сержантов.
Брайтвел приказал проделать несколько артикулов с мушкетами, и зрители восхищённо захлопали. Слуга принёс на серебряном подносе напитки.
Брайтвел скомандовал: «Смирно!» Наступила тишина.
Офицеры встали. К ним подошёл подполковник Гирдвуд в сопровождении хозяина дома. Сэр Генри Симмерсон был в своём старом мундире Южно-Эссекского полка. То, что Симмерсон и Гирдвуд спелись, Шарпа нисколько не удивило. Гости направились к рекрутам, и парочка последовала за ними.
— Что это они делают? — прошептал Мариотт.
— Заткнись.
Старшина Брайтвел вызвал из строя шесть новобранцев, наугад указанных офицерами, и поставил их лицом на север. Каждому он вручил по паре зарядов. Высказывая завидную сноровку, рекруты произвели два жидких залпа по пустынным болотам. Ветер подхватил ватные комочки дыма. Двое гостей, возбуждённо переговариваясь, вернулись в дом, и Шарп обратил внимание на жёлто-коричневую отделку их мундиров. В Южно-Эссекском эти двое не служили.
Ещё два офицера отделились от остальных. У одного лацканы были белыми, у другого — зелёными. Шарпа озарило. Он вдруг понял, зачем офицеры других полков могли съехаться в это уединённое местечко. Шарп скользнул по ступеням вниз, досадуя, что не догадался раньше, и одновременно поневоле восхищаясь простотой и наглостью махинации. Сэр Генри Симмерсон и подполковник Гирдвуд были аферистами, чёртовыми аферистами, и Шарп голову дал бы на отсечение, что лорд Феннер их прикрывал.
Афера старая, как сама английская армия, где нехватка рекрутов ощущалась всегда. Как помнилось Шарпу, в 1812 году война и болезни унесли жизни двадцати пяти тысяч нижних чинов, а нанять удалось только четыре с лишним тысячи. В привилегированные полки, вроде стрелков, вербовались охотно, в отличие от обычных пехотных, куда заманить людей не получалось ни за какие коврижки. Служилось в них несладко, будь то в Испании или Америке, а ведь существовали ещё гарнизоны в гиблых дырах на востоке и островах Лихорадки. Неукомплектованность личным составом всегда была вопросом открытым, и всегда находились махинаторы, готовые дать на этот вопрос ответ.
Симмерсон и Гирдвуд, используя славу, что стяжал в Испании первый батальон Южно-Эссекского полка, как приманку, вербовали и тренировали рекрутов под вывеской второго батальона, но, вместо того, чтобы посылать на передовую, мошенники продавали их скопом другим полкам. Шарп застал момент показа «товара» лицом, и теперь, вероятно, в гостиной сэра Генри покупатели выкладывали денежки. Всего четыре года назад обученный новобранец стоил двадцать пять фунтов стерлингов, но с тех пор цена удвоилась.
На лужайке находилось примерно две сотни солдат. По пятьдесят фунтов за голову, итого — десять тысяч. На половину этой суммы можно было безбедно прожить до глубокой старости. Впрочем, почему же пятьдесят? С учётом присваиваемого жалованья и прочих доходных приятностей лагеря Фаулнис каждый рекрут приносил ворам минимум семьдесят фунтов стерлингов.
Армия иногда официально подряжала предприимчивых дельцов нанимать новобранцев, но превращать в такого подрядчика существующий полк?! Это было умно, незаконно, выгодно, и это обрекало Южно-Эссекский на гибель. Шарп ликовал. Он разгадал ребус! Он раскрыл тайну исчезновения второго батальона!
Яростное тявканье заставило стрелка вздрогнуть. Крохотная белая собачонка лаяла на него с верхней ступеньки.
— Пошёл вон! — сквозь зубы рявкнул Шарп, — Пошёл!
— Раскал! — позвал нежный девичий голосок, — Ко мне, мальчик!
Шарп попятился в сарай, но опоздал. Тонкая тень пала на камни и девушка успокаивающе произнесла:
— Не бойтесь, он не причинит вам вреда. — она засмеялась, будто десяток серебряных колокольчиков зазвенели разом.
Шарп знал, что ему нельзя на неё смотреть. Не поднимая головы, он бормотал что-то маловразумительно-покорное, отступая в спасительный полумрак.
И всё-таки не удержался. Ведь это была она, та, которую он видел один раз, в тёмной часовне, и не мог забыть.
Шарп вскинул голову, торопливо оправдываясь про себя: она же его не узнает? Мимолётная встреча в полумраке много лет назад? Конечно, не узнает.
Она взяла недовольно рычащего пёсика на руки и улыбнулась:
— Раскал — трусишка, он только против подполковника Гирдвуда страшный зверь, да, Раскал?
Джейн Гиббонс бросила любопытный взгляд на перемазанного грязью солдата и… узнала его. Как? Об этом ведал только Господь. Губы Джейн приоткрылись, очи распахнулись, а Шарп глядел на неё и не мог оторваться.
Память подвела его. Образ, запечатлённый в его уме, рисовал куклу, картинку, прекрасную, но неодушевлённую. Над ними же стояла живая, из плоти и крови, красавица: строгие линии рта и скул, смягчённые тенью соломенной шляпки, шелковистая белая кожа, золотистые кудряшки. Она была сестрой одного врага Шарпа и племянницей другого. Джейн Гиббонс.
Они смотрели друг на друга. Он — с восторгом, она — поражённо. Губы её зашевелились, и стрелок испугался, что она позовёт на помощь. Вместо этого она села на ступеньку и несмело спросила:
— Это вы? Вы?
Признаться? А не выдаст ли она его? Отпереться — значит, лишиться возможности перекинуться с ней словечком. Шарп молчал, любуясь ею.
Она опасливо оглянулась и повторила вопрос:
— Так это вы? — в глазах её плясали весёлые чёртики.
— Я.
— А дядя сказал, что вы умерли.
Она опять оглянулась, и у Шарпа внезапно потеплело на душе: она страшилась своего дядю так же, как и стрелок.
— Что вы делаете здесь? — интонация была удивлённая, но помимо изумления Шарп различил толику радости. Ей тоже была приятна их встреча.
Брайтвел рявкнул, казалось, над самым ухом:
— Роты! Ряды вздвой! Шагом марш!
Шарп машинально отпрянул в сарай. Джейн, к его изумлению, подобрала юбки и, прижимая к себе Раскала, быстро сбежала по ступенькам к Шарпу:
— И всё же, каким ветром вас занесло сюда?
При виде Джейн у Мариотта отвалилась челюсть:
— Э-э… Дик?
— Сгинь! — прошипел стрелок, — Иди вход чисть! Сгинь, кому сказал!
Мариотт пожал плечами и скрылся в полумраке. Джейн нервно засмеялась:
— Глазам своим не верю. Это вы? Зачем вы здесь?
— Искал второй батальон. — он замялся, соображая, как объяснить всё в двух словах, но она поняла и так:
— Они его спрятали, чтобы устроить аукцион, продавая по частям.
— Аукцион? — поперхнулся Шарп. Совести у Симмерсона было явно меньше, чем корысти, — Этим они и заняты сейчас?
