— Долго он будет под действием седативных? — спросил Лекс, чувствуя разочарование оттого, что Фабьен приказал стрелять в Николая не пулями, а дротиками с транквилизатором.
— Не думаю, что он очнется прежде, чем окажется в изоляторе реабилитационного центра.
Лекс покосился на главу Темной Гавани.
— Реабилитационный центр? Я думал, там Агентство безопасности содержит и лечит отверженных.
Фабьен натянуто улыбнулся:
— Не загружайте себе голову ненужной информацией, Алексей. Вы поступили правильно, что сообщили мне о задержанном воине. Очевидно, что он опасен и подлежит аресту. Его дело требует серьезного расследования, и я лично прослежу за этим. Уверен, все ваши мысли занимают печальные события сегодняшней ночи и трагическая потеря.
Лекс усмехнулся:
— Но это не снимает вопроса о нашем… сотрудничестве.
— Разумеется, — растянув тонкие губы, процедил Фабьен. — Должен признаться, вы меня удивили, Алексей. Я хочу вас кое с кем познакомить. Очень важные персоны. Потребуется предельная осторожность и благоразумие.
— Ну разумеется. — Алексей с трудом сдерживал охватившее его радостное возбуждение. Сию секунду ему хотелось оказаться в центре важных и тайных дел, получить доступ к информации. — С кем вы хотите меня познакомить? Я могу подъехать к вам завтра сразу же после наступления сумерек…
Фабьен снисходительно рассмеялся:
— Нет-нет, никакой публичности. Это будет тайная встреча с соблюдением строгой конфиденциальности. Всего несколько моих соратников. Наших, — поправился он, заговорщицки посмотрев на Алексея.
Тайная встреча с представителями высших кругов! У Лекса просто голова закружилась от столь фантастической перспективы.
— Где и когда?
— Через три ночи. Я пришлю за вами машину, она доставит вас на место как моего персонального гостя.
— Буду ждать, — сказал Лекс.
Он протянул руку главе Темной Гавани — своему новому и очень сильному союзнику. Но Фабьен прищурил глаза и повернул голову в сторону, его взгляд скользнул мимо Лекса к разбитому окну дома.
— У вас в доме есть ребенок? — В его глазах, похожих на глаза рептилии, появился мрачный блеск.
Лекс обернулся и заметил, как Мира отпрянула от окна, только мелькнула черная вуаль.
— А, эта засранка, она служила моему отцу, вернее, так он внушил себе, — небрежно бросил Лекс. — Не стоит обращать на нее внимание. Она собой ничего не представляет.
Фабьен чуть вздернул светлые брови:
— Она Подруга по Крови?
— Да. Сирота. Мой отец подобрал ее на улице несколько месяцев назад.
Фабьен издал странный звук, что-то среднее между ворчанием и кошачьим мурлыканьем.
— Какой дар она унаследовала?
Теперь Фабьен не мог скрыть овладевшее им жадное любопытство. Он не сводил взгляда с окна, словно с нетерпением ждал, что Мира вновь в нем появится.
Лекс несколько секунд рассматривал хищно-алчное лицо главы Темной Гавани, затем сказал:
— Хотите взглянуть, на что она способна?
Глаза Фабьена вспыхнули. Такого ответа Лексу было достаточно, чтобы вернуться в дом и поймать Миру в коридоре, когда она спешила скрыться в своей комнате. Он схватил ее за руку и развернул лицом к Эдгару Фабьену. Малышка захныкала от боли, но Лексу было плевать на капризы испорченной девчонки, он откинул вуаль, закрывавшую ее лицо, и приказал:
— Открой глаза! — Мира упорствовала в своем непослушании, и Лекс отвесил ей подзатыльник. — Открой глаза, Мира!
То, что девочка открыла глаза, он понял по лицу Фабьена: любопытство сменилось неподдельным изумлением; он смотрел на нее не мигая, разинув рот.
Глава Темной Гавани наконец овладел собой и улыбнулся — широкий, благоговейный оскал.
— Боже! — выдохнул он, не в силах отвести взгляд от завораживающих глаз Миры.
— Что вы там увидели? — спросил Лекс.
Фабьен ответил не сразу:
— Ну… это, вероятно, мое будущее? Моя судьба?
Лекс отдернул Миру от Фабьена, заметив непроизвольное движение главы Темной Гавани, словно он не желал отпускать девочку.
— В глазах Миры действительно отражаются события ближайшего будущего, — сказал Лекс, возвращая вуаль на место. — Она уникальный ребенок.
— Минуту назад вы говорили, что она ничего собой не представляет, — заметил Фабьен. Прищурившись, он оценивающе смерил Миру взглядом. — Что вы за нее хотите?
Лекс видел, как Мира резко повернула голову в сторону главы Темной Гавани. Но сейчас все его мысли были поглощены неожиданной сделкой.
— Два миллиона, — обыденно произнес Якут-младший, словно сумма была для него незначительной. — Два миллиона долларов, и она ваша.
— По рукам, — сказал Фабьен. — Позвоните моему секретарю и сообщите номер банковского счета. Через час деньги будут переведены.
Мира схватила Лекса за руку:
— Я не хочу никуда с ним ехать. Я не хочу без Ренаты…
— Все хорошо, детка, — замурлыкал Фабьен и провел рукой по голове девочки. — Спи. Никаких капризов. Спи крепко.
Мира обмякла, погружаясь в транс, вызванный прикосновением вампира, и начала падать. Фабьен подхватил ее на руки:
— Приятно иметь с вами дело, Алексей.
Лекс кивнул.
— Взаимно, — сказал он, следуя за главой Темной Гавани к выходу.
Стоя на крыльце, он наблюдал, как Фабьен с Мирой исчез в черном седане.
Кортеж из автомобилей сразу же тронулся с места, оставив Лекса размышлять о неожиданном повороте событий. Его отец мертв. Он свободен от каких-либо обвинений и наконец-то может взять власть в свои руки, обрести то, что принадлежит ему по праву. Скоро Эдгар Фабьен введет его в круг политической элиты, а пока он легко заработал два миллиона долларов.
Неплохо для одной ночи.
Рената повернула голову и приоткрыла один глаз — верный способ определить, прошли ли последствия ответной волны удара. Голова была пустой и тяжелой, но изнуряющая мигрень, мучившая ее последние несколько часов, отступила.
Сквозь крошечную дырочку в деревянных ставнях пробивался луч дневного света. Утро. В доме тихо. Так тихо, словно ей снится кошмарный сон. Но Рената знала: это не сон. Сергей Якут умер, убит в собственной постели. Кровавая сцена с чудовищной отчетливостью всплыла у нее перед глазами. И самое ужасное то, что Николай обвинен в убийстве и арестован.
Непонятное сожаление шевельнулось в сердце Ренаты. Сейчас, на более-менее свежую голову, оправившись от шока, вызванного убийством Якута, она вдруг подумала: не слишком ли опрометчиво она усомнилась в невиновности Николая? Не слишком ли поспешно они — и особенно Лекс — обвинили его в смерти Якута?