— Я сегодня задержусь, — произносит Самсонов тихим голосом. — Вернусь очень поздно.
Я киваю, смотрю на него снизу-вверх. От Кирилла так приятно пахнет… Интересно, он задержится, потому что поедет к любовнице? Я не кормлю его ужином, мы не занимаемся сексом, поэтому желания взрослого состоявшегося мужчины вполне понятны. Захотел — отправился к той, кто всё это даёт.
— Задерживайся, если надо, — произношу напоследок. — Хорошего дня.
Кирилл размыкает объятия, и я быстрым шагом ухожу в сторону отделения.
Переодевшись в рабочую одежду, приступаю к своим обязанностям. Утро суматошное, нервное. Пока Кати нет, ношусь из палаты в палату и едва справляюсь. Ближе к десяти в отделение заглядывает Мирон Юрьевич. Увидев, как я ставлю капельницу его жене, одобрительно качает головой и даже улыбается. Наш строгий начальник редко проявляет эмоции во время рабочего процесса, и мне кажется, что сейчас это всё же из-за Кирилла. Он давно знает Самсонова, уважает его, а значит, и ко мне авансом относится так же хорошо.
Как только Катя появляется на пороге отделения, становится значительно легче. Я выдыхаю, перекладываю часть дел на неё. Мы быстро справляемся и идём чаёвничать. Обсудить есть что — вчера Катька ночевала у того самого симпатичного соседа, которого давно хотела соблазнить. Именно поэтому она не сразу заметила, что прорвало трубу в квартире. К счастью, всё решилось быстро и мирно, с небольшими финансовыми потерями.
Рабочий день пролетает быстро, но домой я не тороплюсь. Приглашаю Катю прогуляться в парке и съесть по мороженому, специально оттягивая момент, когда придётся вернуться в дом, переполненный воспоминаниями. Тем более сегодня я останусь в нём одна. До глубокой ночи.
Мы с коллегой болтаем на скамейке, смеёмся. Вот только погода портится с каждой минутой: поднимается сильный ветер, над нами собираются густые тучи.
— У тебя есть с собой зонт? — спрашивает Катя.
— Не-а.
— Тогда надо бежать в сторону метро, а то щас как ливанёт!
Мы не сговариваясь вскакиваем со скамейки и несёмся по аллее. Громко хохочем, когда крупные капли дождя ударяют по голове и плечам. Начинается ливень, мы делаем остановки и прячемся под деревьями. Нам весело и хорошо.
Я приезжаю домой мокрая насквозь. Снимаю с себя одежду прямо в прихожей, поднимаюсь на второй этаж. Долго отогреваюсь под горячим душем, а затем забираюсь в постель и звоню сначала бабуле, а потом и Машке. Она передаёт трубку дочери, мы переключаемся на видеосвязь. Я почему-то думала, что Кристинка успела меня забыть, но ничего подобного. Малышка улыбается, глядя на меня через экран планшета, и называет тётей.
Закончив разговор, я откладываю телефон и устало прикрываю глаза. Всё сделала, всем отзвонилась. С Серёжей не общалась весь день. Сам он не звонил — наверное, чувствует себя виноватым. Впрочем, его переменчивое настроение можно понять. Вспоминаю свои ощущения, после того как меня бросили. Это непередаваемо сложно. Кирилл был для меня первым во всём, был моей вселенной и моим миром. Оказаться вдруг без него и его поддержки и начинать всё с начала было сложно.
Я быстро и крепко засыпаю. Снится мама, посёлок в котором мы жили. Босоногое детство, здоровый отец. Так чётко и красочно, что меня буквально подкидывает на месте, когда в уши вбивается громкий нечеловеческий крик. Он пронизывает каждую клеточку тела, переворачивает внутренности и заставляет их сжаться тугим узлом.
Открыв глаза, я сажусь на кровати и учащённо дышу. Сердце громко барабанит, едва не выпрыгивая в груди! Меня потряхивает, зубы стучат. Что это было? Боже мой, что это было? На первый взгляд кажется, что крик мне приснился, но внутреннее чутьё подсказывает: он звучал на самом деле! Истошный, пугающий, дикий. Будто рык большого и сильного зверя, которого загнали в ловушку. Он не может выбраться. Столько в этом крике было беспомощности и отчаяния!
Я смотрю на часы, они показывают два ночи. За окном непогода, льёт затяжной дождь и сверкают молнии. От этого становится ещё больше не по себе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Осторожно встав с постели и прихватив с собой телефон, подхожу к окну. Автомобиль Самсонова под навесом — Кирилл дома. Я выхожу в коридор и сворачиваю влево. В сторону его комнаты. Я должна убедиться, что это не он… Просто обязана.
Застыв у двери, не сразу решаюсь постучать. Я не была здесь давным-давно. И такие воспоминания накрывают… Яркие, волнующие, болезненные. В груди нестерпимо жечь начинает.
Я осторожно нажимаю на ручку, жмурюсь. В комнате темно, почти ничего не видно, только силуэты. Кирилл сидит на краю кровати, опустив голову вниз и упираясь локтями в колени. Я не вижу его лица, только то, что он часто и глубоко дышит.
— Кирилл…
— Выйди, — громко рявкает он, заставив меня содрогнуться от неожиданности.
— Я просто хотела…
— Закрой дверь, — цедит он, — с той стороны.
Испуганно отшатываюсь назад, захлопываю дверь и прижимаюсь к стене. Пульс зашкаливает, тело бросает в жар.
Теперь у меня нет ни единого сомнения в том, что крик принадлежал именно Кириллу.
Глава 23
* * *
Всего лишь нужно отойти от двери и вернуться к себе в комнату. Это же легко и просто! Тем более Кирилл явно дал понять, что не хочет меня видеть. Но я почему-то упрямо продолжаю стоять и прислушиваться к каждому звуку и шороху. Не дыша, не двигаясь, словно шпион, который хочет завладеть секретной информацией.
Нервы натянуты до предела, думать ни о чём не могу. Неприятно ёжусь, вспоминая категорический приказ Самсонова выйти из комнаты. Он звучал твёрдо и убедительно. Возможно, будь на месте Кирилла кто-то другой, чужой и незнакомый, я бы именно так и поступила. Не стала бы вмешиваться и подслушивать. Но это Кирилл, я любила его всем сердцем, как умела. И сейчас оно сжимается и подсказывает мне, что этому мужчине плохо, а его слова — это всего лишь защитная реакция.
Мурашки ползут по коже, когда вспоминаю ужасающий крик. Так истошно кричат люди, которые пережили какие-то страшные, травмирующие события. Перед глазами всплывают шрамы Самсонова и его обезображенная кожа. Может быть, всё дело в них? У Кирилла была опасная работа до того, как он оставил службу. Его могли ранить, покалечить, убить. Господи, как хорошо, что он оттуда ушёл. Живым.
Я слышу глухой удар в комнате Кирилла. Напрягаюсь, выпрямляю спину. Один, следом другой. Отрываюсь от стены и берусь за дверную ручку. Мамочка, помоги!
Шёпотом считаю до десяти, затем открываю и захожу.
В комнате по-прежнему темно. И нет никого. Самсонов, похоже, вышел на балкон. Наверное, для того чтобы отдышаться и покурить. Он меня не видит.
Ступая по полу босыми ногами, дохожу до его кровати. Включаю ночник на тумбе, чтобы лучше видеть. Подушка валяется на полу, постельное бельё скомкано. Я на автомате тянусь и начинаю расправлять его.
Когда занять себя больше нечем, обхожу кровать и сажусь как раз напротив балкона. Я угадала: Кирилл курит, его силуэт освещает уличный фонарь.
Самсонов стоит ко мне спиной, облокотившись о перила, и выпускает сизые струйки дыма. Смотрю на его широкую обнажённую спину и до боли прикусываю губу. Он не хочет, чтобы я его видела. Таким… Да и логично это, особенно после того как я в запале сказала ему о жалости.
Самсонов затягивается в последний раз, выбрасывает окурок прямо с балкона и разворачивается на выход. Я воинственно складываю руки на груди, чтобы он не думал, что меня так просто можно выгнать ещё раз.
Он открывает балконную дверь, на лице читается удивление. Проходит в комнату, смотрит на меня сверху вниз.
— Что непонятного я сказал, Вита?
Мои глаза хаотично скользят по его телу. Кирилл в штанах, но без футболки, поэтому я могу беспрепятственно рассматривать рубцы. Они побагровели, стали более насыщенного цвета. И если в первый раз, когда увидела всю эту «красоту», меня воротило от одного их вида, то сейчас ничего подобного нет. Неприятно, страшно, но не мутит и тем более не тошнит.
