Саша изучал личное дело нового клиента долго - минут пятнадцать-двадцать. Чекистский куратор терпеливо ждал, стараясь по выражению лица подопечного предугадать его реакцию.
- Для деловых встреч со "звеньевыми" и "бригадирами" Длугач обычно использует кафе "Меркурий", что в поселке Селятино, - едва заметно шевеля губами, читал Солоник. - Рядом находится платная охраняемая стоянка, организованная охранным кооперативом "Стоик", являющийся, по сути, бандитской фирмой и используется Глобусом в качестве официального прикрытия...
- Я бы не советовал вам "исполнять" его именно там. - Гэбэшник закурил. - Селятино - сравнительно небольшой поселок, там каждый новый человек на виду. Кроме того, вы должны будете подумать о безопасном отходе. Вас накроют через минуту после "исполнения". "Быки - телохранители у него свирепые, ни перед чем не остановятся.
Саша молча протянул папку собеседнику.
- Можете пока оставить себе, до следующей встречи, - разрешил куратор. - В пятницу, как обычно...
- А где гарантии, что меня не накроют в другом месте? - киллер положил папку себе на колени.
Чекист тонко улыбнулся:
- Прекрасно понимаю вашу обеспокоенность, она целиком оправдана. Конечно же, убийцу будут искать - и притом бандиты куда энергичней, чем менты. В МУРе будут потирать руки и тихо радоваться, что одним беспредельщиком стало меньше и у них убавится головной боли. А смерть Длугача попросту спишут на естественные издержки профессии убитого. А вот бандиты...
Неожиданно лицо куратора приобрело жесткое выражение - во всяком случае, Солоник еще никогда не видел его таким.
- Что - бандиты?
- Понимаете, Александр Сергеевич, - тоном профессора математики, объясняющего школьнику таблицу умножения, продолжал собеседник, - мы все очень точно просчитали. Вы ведь отдаете себе отчет, что у Глобуса есть враги, и врагов этих немало?
Солоник скосил взгляд на папочку.
- Конечно. Вон, что тут написано: на "стрелку" с "пиковыми" привез каких-то блядей - правда, за это тут же по ушам получил. На "общаковые" деньги нанимал себе в Париже минетчиц, чтобы у него прямо в вертолете да на катере отсасывали!
Чекист болезненно поморщился и, оставив последнее сообщение без оценки, продолжил:
- Враги его - люди тоже небедные и влиятельные.
- Естественно.
- А люди, которые сейчас окружают Глобуса и которые от него кормятся... На кого они в первую очередь будут думать? - Не дождавшись ответа, он продолжил: - Да на кого угодно: на влиятельных русских воров в законе, которые Длугача недолюбливают и не раз призывали развенчать, на ортодоксов, которые никогда не простят ему неуважения к паханам, на авторитетов, у которых он отбил перспективные фирмы и банки, короче, на всех, кому он когда-либо перешел дорогу...
Куратор неторопливо рассказывал, выстраивая аргументы - они выглядели более чем убедительно. Саша молча слушал, глядя не на него, а в окно машины: по пустырю бродили бездомные собаки, одичавшие, голодные... Внезапно одна из них жалобно и тонко заскулила, и две другие тут же набросились на нее, мгновенно опрокинули на спину. Послышалось низкое злое рычание, звуки борьбы, но спустя несколько секунд жертва с визгом вырвалась и, увязая по брюхо в снегу, помчалась прочь.
Так и этот мир, с которым он соприкоснулся, живет по диким законам животного мира. Одни обязательно преследуют других, чтобы разорвать, убить, уничтожить; другим достается незавидная роль жертвы. Но ведь преследователь рано или поздно сам станет жертвой - как тот же Глобус, уже приговоренный... Таков закон этого мира.
- Ввиду серьезности исполняемого объекта у вас будет достаточно времени для подготовки, - продолжал чекист, - четыре месяца. Длугача следует ликвидировать где-то до пятнадцатого апреля. Надеюсь, достаточно?
Преследуемую собаку оставили в покое, за ней не погнались. Неожиданно откуда-то из глубин подсознания нечаянно всплыла где-то услышанная или прочитанная фраза: тот, кто становится палачом, рано или поздно сам станет жертвой.
А ведь еще сегодня утром он прагматично просчитывал все выгоды своего ремесла: он - киллер, торгует своим kill, и это ничем не хуже, чем торговать, скажем, фруктами или дорогими тачками. Пусть занятие палача и постыдное, но хорошо оплачиваемое...
Из задумчивости его вывела последняя реплика, произнесенная куратором:
- Насчет денег. Как и прежде, ваша работа будет хорошо оплачена, - он достал из внутреннего кармана куртки пачку стодолларовых купюр. - Это на подготовку и на жизнь. И дважды по столько же получите за исполнение...
Наглухо задернутые шторы, приглушенный зеленоватый свет, льющийся из бра, мягкая мебель создавали ощущение полного покоя, но покоем здесь и не пахло...
Солоник лежал на кровати, положив руки поверх одеяла и отрешенно глядя в потолок. Лежал тихо, неподвижно, казалось, даже не дышал, но по его лицу было понятно: он о чем-то думает, и мысли эти ему в тягость.
- Может быть, я пойду?
При звуке этого голоса Солоник вздрогнул, точно от резкого окрика. Обернулся, невидяще взглянул на девушку, примостившуюся с краю кровати. Она была свежа, румяна и, что самое приятное, молода: не старше восемнадцати. Затуманенное восковой бледностью лицо, перечеркнутое полосой крашеных губ, закушенных во время недавнего акта; огромные глаза, в которых можно было даже угадать проблеск мысли...
Не проститутка, похоже, даже не б...ь. Из соседнего дома. Нередко встречались, потом как-то незаметно начали здороваться. Сегодня, после встречи с чекистом, случайно увидел ее в центре города, предложил подвезти. По дороге разговорились...
Сегодня вечером, сразу же после разговора с гэбэшником, настроение сделалось предельно мерзким. По тону, по виду, даже по едва заметным движениям этой серенькой сволочи Саша понял: пусть он хоть семи пядей во лбу, но относиться к нему все равно будут, как к проститутке. Его нанимают, дают работу - постыдную работу! - и за нее платят деньги, подчеркивая: "ваша работа будет хорошо оплачена". И вот сейчас, в десять вечера, кстати или некстати вспомнились те бродячие собаки, дравшиеся на пустыре, и собственные соображения на этот счет - о том, что палач сам рано или поздно превращается в жертву, о том, что рано или поздно кто-то более сильный и жестокий начнет преследовать тебя.
Беседуя по дороге домой с этой девчонкой, он понял, что не сможет провести сегодняшний вечер в одиночестве.
Отправиться в ночной клуб, на дискотеку, в ресторан?
А там что - все то же одиночество, только в огромной, чуждой для него массе людей. И потому пригласил девушку домой.
Удивительно, но она не отказывалась: посидели, она выпила шампанского, потом вспомнила о том, что позже одиннадцати задерживаться не может, что у нее завтра тяжелый день на работе.
Хозяин квартиры выглядел понуро и убито, и девчонка каким-то чисто женским чутьем угадала, что этого странного человека нельзя оставлять сегодня одного.
Все произошло как-то само собой: разостлала постель, сходила в душ, тихонько легла рядом...
Но близость не принесла ему удовольствия, наверное, впервые в жизни. Он никак не мог расслабиться, отогнать навязчивые мысли...
- Олег, так мне уйти? - повторила она после непродолжительной паузы.
Он сделал отрицательный знак рукой.
- Побудь еще немного...
Но девушка принялась собираться. Быстро оделась и, держа во рту заколку для волос, взглянула на Сашу с явным состраданием.
- Только давай договоримся. То, что произошло между нами сегодня, случайность. Ты не будешь меня искать, добиваться со мной встречи. Просто я увидела тебя и поняла, что сегодня тебе не хочется быть одному. Мне тоже, - добавила она.
Саша взглянул на девушку так, будто бы они только что познакомились какие еще проблемы?
- На прошлой неделе застрелили моего родственника... - продолжала она. - В центре города, среди бела дня, из машины. Он был бизнесмен, довольно солидный, небедный. На него наехали, предложили платить якобы за охрану, он отказался, ему начали угрожать... В милиции и слушать не стали.
- А кто застрелил? - поинтересовался Саша.
- Бандиты, - вздохнула та и, отвернувшись, добавила: - Ничего, им воздается. Никогда еще зло и пролитая кровь не оставались безнаказанными. Их тоже кто-нибудь когда-нибудь... застрелит.
Последние слова заставили Солоника вздрогнуть: они были созвучны его сегодняшним мыслям...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Незаметно пролетела его первая московская зима, и вместе со снегом исчезли, словно растаяв под мартовскими лучами солнца, тяжелые тревожные мысли. Как ни странно, но суматошная столичная жизнь создавала ощущение спокойствия и уверенности, а комфорт, которым Солоник старательно окружал себя, позволял забыть о возможных неприятностях. В Москве его, бежавшего с зоны, судя по всему, никто не искал: то ли менты получили соответствующую отмашку от старших братьев с Лубянки, то ли теперешние Сашины документы, выправленные еще в союзном, в Шестнадцатом Главупре на имя Максимова, выглядели убедительно...
