Великолепный послужной список привлек к ней благосклонное внимание шефа полиции Фэррелла Кетлиджа, и когда начальник отдела, где служила Синтия, скоропостижно скончался, он назначил ее на его место. Поскольку же связям с общественностью стали придавать все большее значение, Кетлидж решил, что возглавлять эту работу отныне будет майор. Так Синтия получила звание майора, не проходив даже дня в капитанах.
А Эйнсли оставался сержантом до известной степени только потому, что был мужчиной, притом белым, между тем частенько и не всегда справедливо женщины и представители расовых меньшинств получали по службе быстрое продвижение. Добиться права держать экзамен на лейтенанта Эйнсли смог лишь много позже. Сдал он его на “отлично” и ожидал повышения. С чисто практической точки зрения это означало, что к его сержантским пятидесяти двум тысячам долларов в год прибавятся еще десять тысяч четыреста.
Эйнсли знал, как распорядится этими деньгами. Они с Карен смогут больше путешествовать, чаще посещать концерты – оба любили джаз и камерную музыку, ужинать в ресторанах. Да что там, все в их жизни станет качественно лучше! С тех пор как Эйнсли порвал с Синтией, чувство вины перед Карен в нем только обострилось, исполнив его решимости быть отныне верным и заботливым мужем.
Затем ему вдруг позвонил капитан Ральф Леон из отдела кадров. Эйнсли и Леон завербовались на работу в полицию одновременно, попали в один класс полицейской академии, где сдружились, во всем помогая друг другу. Леон был чернокожим и достаточно способным малым, так что с карьерой у него все было в порядке.
По телефону он только попросил Эйнсли встретиться с ним. Они договорились попить кофейку в маленьком кафе Малой Гаваны, находившейся на приличном расстоянии от штаб-квартиры полиции.
Они не виделись давно и при встрече с улыбкой обменялись оценивающими взглядами и сердечными рукопожатиями. Леон был не в полицейской форме, а в спортивной куртке и легких брюках. Он провел Малколма Эйнсли внутрь кафе к небольшому отдельному кабинету. Что бы ни делал Ральф Леон, его неизменно отличали солидность и методичность. Вот и сейчас он перешел к сути дела, тщательно взвешивая слова:
– Запомни сразу, Малколм, этого разговора между нами никогда не было.
В глазах его застыл вопрос, в ответ на который Эйнсли вынужден был кивнуть и сказать:
– Я тебя понял, договорились.
– У себя я иногда ловлю слухи… – Он запнулся. – Ладно, к черту околичности? Вот в чем дело, Малколм. Если ты будешь продолжать работать в полиции Майами, карьера тебе не светит. Ты никогда не получишь лейтенанта, не говоря уже о более высоком звании. Это несправедливо, и мне неприятно говорить тебе об этом, но как старый друг я посчитал, что тебе лучше все знать.
Пораженный услышанным, Эйнсли молчал.
– Это все майор Эрнст, – голос Леона выдавал теперь его эмоции. – Везде, где только может, она чернит тебя и препятствует твоему повышению. Не спрашивай меня почему, Малколм. Я не знаю. Может быть, ты догадываешься… Хотя просвещать меня на этот счет вовсе не обязательно.
– Препятствует повышению.., но на каком же основании, Ральф? У меня чистое личное дело, а послужной список вполне внушительный, это официально признано.
– Основания самые вздорные, это все понимают. Но ты же знаешь, любой майор, а такой, как она, в особенности, имеет немалый авторитет в нашей богадельне. У нас ведь как.., наживешь себе влиятельного врага, и все – ты проиграл. Да что я тебе-то рассказываю!
Эйнсли действительно все прекрасно знал сам. Из чистого любопытства он все же поинтересовался:
– Что же ставится мне в вину?
– Небрежное исполнение служебных обязанностей, леность, недисциплинированность.
При иных обстоятельствах Эйнсли только рассмеялся бы в ответ.
– Похоже, она основательно порылась в досье, – продолжал Леон, припомнивший некоторые детали. Был, к примеру, случай, когда Эйнсли не явился для дачи свидетельских показаний в суд.
– Отлично помню тот день, – сказал Эйнсли. – Я как раз ехал в суд, когда пришел вызов по радио. Ограбление и убийство на одном из шоссе… Была погоня. Мы взяли мерзавца, позже его признали виновным. Но ведь я в тот же день встретился с судьей, извинился и все объяснил. Он все понял и перенес мои показания на другой день.
– К сожалению, в протокол судебного заседания занесен только факт твоей неявки. Я проверял. – Леон достал из кармана сложенный лист бумаги. – Кроме того, за тобой числится несколько опозданий на работу, пропуск совещаний.
– О Боже! Да с кем не бывает! Во всем управлении не найдется детектива, кого нельзя в этом упрекнуть. Получаешь срочный вызов и мчишься, в контору всегда успеешь явиться! Я сейчас и не упомню, сколько раз со мной так было.
– А майор Эрнст припомнила и, более того, нашла соответствующие записи. – Леон просмотрел свой листок. – Я же сказал, что придирки вздорные. Продолжать?
Эйнсли покачал головой. Изменение плана на ходу, быстрое принятие решений, множество непредвиденных факторов – все это было нормой в работе сыщика, особенно в отделе по расследованию убийств. Поэтому, с точки зрения бюрократической, методика работы могла показаться противоречивой и внешне нелогичной. Здесь ничего не поделаешь, такова уж их профессия. Это понимали все, включая и Синтию Эрнст.
Впрочем, он не искал оправданий. От него не зависело ровным счетом ничего. На стороне Синтии – высокий ранг и власть. Все козыри у нее на руках. Эйнсли не забыл ее угроз. Теперь он убедился, насколько она мстительна и как умеет приводить свои угрозы в исполнение.
– Черт побери! – процедил Эйнсли сквозь зубы, глядя на уличное движение за окном кафе.
– Сочувствую, Малколм. Ситуация действительно сволочная.
Эйнсли кивнул.
– Спасибо, что открыл мне глаза, Ральф. Будь уверен, ни одна живая душа о нашем разговоре не узнает.
– Да, в сущности, это не так важно, – сказал Леон, не поднимая взгляда, потом вдруг посмотрел Эйнсли прямо в глаза:
– Ты уйдешь?
– Не знаю… Нет, наверное, – ответил тот, отчетливо понимая, что выбора у него практически нет. Так и получилось: он остался.
***Разговор с Ральфом Леоном заставил Эйнсли вспомнить о другой мимолетной и неожиданной встрече за несколько месяцев до того – с миссис Эленор Эрнст, матерью Синтии.
Вообще говоря, у полицейских сержантов мало шансов столкнуться с отцами города или их супругами в светской обстановке. Эта встреча произошла во время небольшого ужина, который давал по поводу своего выхода на пенсию один из высоких чинов. Эйнсли довелось с ним работать. Принял приглашение и сам городской комиссар, приехавший с супругой. Эйнсли знал миссис Эрнст в лицо – весьма почтенная дама, изысканно одета, но с застенчивыми манерами. Тем сильнее он был удивлен, когда она подошла к нему с бокалом вина и негромко спросила:
– Вы ведь сержант Эйнсли, не так ли?
– Так точно.
– Я полагаю, вы с моей дочерью больше не.., как бы это сказать.., словом, вы больше не встречаетесь? Верно? – Заметив его нерешительность, она поспешила добавить:
– О, не беспокойтесь, я никому не скажу. Вот только Синтия бывает иногда несдержанна на язык.
– Я практически не вижусь с ней в последнее время, – пробормотал Эйнсли неопределенно.
– Вам может показаться странным услышать это из уст матери, сержант, но мне жаль. По-моему, вы имели на нее положительное влияние. Скажите, вы расстались друзьями или..?
– Или.
– Очень жаль! – Миссис Эрнст еще понизила голос:
– Не надо бы мне этого делать, сержант Эйнсли, но я хочу кое-что сказать вам. Если Синтии втемяшится, что с ней поступили дурно, она никогда этого не забудет и никогда не простит. Зарубите себе на носу. Желаю всех благ.
И миссис Эрнст с бокалом в руке смешалась с толпой гостей.
Теперь пророческие слова Эленор Эрнст сбывались. Вестником этого стал Ральф Леон. Отныне Эйнсли вечно предстояло платить жестокую цену, назначенную Синтией.
***И вот снова, после стольких событий, стольких перипетий, стольких перемен в жизни обоих, Малколм Эйнсли и Синтия Эрнст столкнулись в кабинете Лео Ньюболда.
– Говорите по существу, – сказала Синтия. – Мне нужно знать, что конкретно вы делаете. И не скрывайте от меня ничего.
– Нами составлен список подозреваемых, которых мы взяли под наблюдение. Я прослежу, чтобы вам послали его ко…
– Копия у меня уже есть. – Синтия указала на лежавшую перед ней папку. – Кого из этого списка вы считаете номером один?
– Я бы выделил Робинсона. Сразу несколько деталей его досье указывают на него, но делать выводы пока рано. Понаблюдаем, соберем больше материала.
– Вы уверены, что эти убийства совершены одним и тем же человеком?
– Да, так считают все, – ответил Эйнсли, рассудив, что его собственные сомнения в данном случае не существенны.
