Часовой с забинтованной шеей, в кургузой шинельке, в неумело накрученных обмотках долго возился с замком. Наконец дверь открылась, Матюхин бесцеремонно втолкнул Ростовцева в кубрик.
— Если еще будешь так копаться, получишь внеочередной наряд в кочегарку! — Матюхин погрозил кулаком часовому. — Замок должен открываться — р-раз, и готово! Смотри у меня!
И, громко бухая сапогами, побежал к трапу — туда подплывала и уже разворачивалась бортом шлюпка. Вскинул руку к козырьку, вытянулся, чтобы доложить командиру, который поднимался на палубу, что никаких, мол, происшествий не было, но Фролов опередил:
— Вольно, вольно… Идите занимайтесь делом. — Увидел Еремея, обрадовался. — О, сынок, уже встал на ноги? Молодцом, молодцом… Только не рано ли?
— Я то же самое твержу. Не слушается, — Люся мотнула головой. — Упрямства — на десятерых!
На палубу по трапу поднялся Латышев. Доложил Фролову:
— Погрузка закончена.
— Вам, товарищ Латышев, придется задержаться в Сатарове, — подчеркнуто официально сказал Фролов. — Сейчас главное заготовка, заготовка и еще раз заготовка. А у вас это отлично получается.
— Да при чем тут я? Это Никифора Савельевича заслуга. — Латышев виновато взглянул на Егорушку, который стоял в стороне и с тоской смотрел на поселок. — Никифор Савельич и торговать умел, и с остяками договориться мог. Все тут знали его…
— Никифора Савельевича нет! — жестко напомнил Фролов. — А вы есть!
Латышев опустил голову.
— Не уберегли… Ни одного бойца не потеряли, а старика срезало… — Латышев помолчал. — И сколько я здесь пробуду? — поинтересовался уныло.
— Постараемся сразу же прислать опытного хозяйственника. Если же не удастся… — Фролов покашлял, прочищая горло. — Словом, остаетесь в Сатарове, пока не прибудет смена.
— Бондаря пришлите, — пробурчал Латышев. — Ну и клепки можно. Лишняя не будет. А лучше — бочек… Как же я со здешними жителями объясняться стану? Может, разрешите товарищу Люсе Медведевой остаться со мной? Переводчиком.
— Нельзя! — не задумываясь сказал Фролов. — У товарища Медведевой в городе работы по горло. До свидания.
Натужно взревел гудок. Зашипел паровой брашпиль, запостукивали зубья шестерен, взбурлилась вода вокруг якорной цепи, и цепь медленно — звено за звеном — поползла в клюз.
Латышев скользнул в дощаник; тяжелая лодка, отделившись от парохода, стала неуклюже выруливать носом к берегу. Латышев прочно стоял на корме, размахивал прощально руками. Замахали и ханты на берегу, и чоновцы на пароходе, и Фролов с Люсей, и Антошка. Даже Еремей неуверенно вскинул ладонь. Только Егорушка не шевельнулся — насупился еще больше.
Гребные колеса «Советогора» шевельнулись, погрузили, как бы нехотя, плицы в воду, потом поднатужились, прибавили прыти — поплыли плавно и берег с хантами, и дощаник с гребцами и Латышевым, и поселок с красным флагом над домом деда Никифора; развернулось, осталось за спиной солнце, готовое уже скрыться за деревьями.
— Пойдем, пойдем, чего покажу, — дергая Егорушку, засуетился Антошка. Повернулся к Еремею, выкатил восторженно глаза. — Мынси, Ермейка! Алы нецынгка чиминт тахи энта вулы![20] Ма-ши-на.
И топоча голыми пятками, бросился к двери в машинное отделение. С трудом открыл ее, исчез в проеме.
— Пошли посмотрим, — Еремей потянул вниз Егорушку.
Екимыч показывал ребятам свое хозяйство, когда на верхней площадке трапа появилась Люся. Всплеснула руками.
— Я думала, они отсюда смотрят, — топнула по решетке, — а они… Ну-ка быстро подниматься! Ужинать пора. И — спать!
Еремей и Егорушка переглянулись, направились нехотя к трапу — Егорушка медлил потому, что ему было все равно, где быть, куда идти, а Еремей не спешил, чтобы не делать резких движений, не тревожить занывшие опять раны.
— А тебе что, особое приглашение? — крикнула Люся Антошке. — Смотрите, какой вахтенный механик нашелся. А ну — марш в каюту!
Когда шли коридором, ребят остановил Матюхин. Сунув в руки Еремея и Егорушки кружки с кипятком, прикрытые тоненькими ломтиками хлеба, стал отмыкать дверь. Распахнул ее, гаркнул:
— Вечерний кофий, ваши благородия!
Арчев, как всегда в наброшенной на плечи шинели с поднятым воротником, поджидал чай, привалившись плечом к косяку. Оказавшись внезапно глаза в глаза с внуком Ефрема Сатарова, непроизвольно, рывком, выпрямился. Кружка в руке Еремея дрогнула. Подошедший Антошка с любопытством заглянул из-за его плеча в каюту.
Матюхин подхватил соскользнувший кусок хлеба, принял от ребят чай, сунул кружки в руки Арчева. Тот резко обернулся к развалившемуся на постели Козырю, приказал взглядом, слегка мотнув головой назад: смотри!
— Видел остячонка? — быстрым шепотом спросил Арчев, когда дверь захлопнулась.
— Остячат, — поправил Козырь. — Двое же их.
— Запомни того, что постарше. Он нам может понадобиться.
— Запомню, — Козырь кивнул. — Я эту рожу видел уже. Около трапа. — Взял протянутую ему кружку и хлеб. Покрутил ломтик. — Ну и пайка! Самое то, чтобы копыта отбросить… А зачем остячонок-то?
— Там увидим… — Арчев сел на кровать, сгорбился. — Как думаешь, не слышно будет, когда начнем?.. — повел глазами на оконную решетку.
— Не боись, здесь глухо, как в одиночке, — Козырь, отхлебнув кипяток, сморщился. — Да и ширкать-то будем в лад этой тарахтелке. Во, старается, дура! — Каюту заполнял громкий, толчками наплывающий снизу и сбоку шум машины. — Под такую музыку не только пилками, динамитом работать можно… — Он, чавкая, в два укуса расправился с хлебом, допил чай. Отер ладонью губы, опрокинулся на постель и, поигрывая пустой кружкой, уставился на свечной огарок в фонаре над дверью. — Уйти-то, может, и уйдем, — протянул задумчиво. — А дальше какой расклад?
— Я же сказал, выдам тебе вознаграждение и… живи — не хочу! — отозвался Арчев. — Хороший куш отхватишь, верь слову офицера и дворянина!
Козырь сложил трубочкой губы, поразмышлял.
— Чует мое сердце, бортанете вы меня. А потом за кордон.
— Я? За границу? — Арчев всем видом своим изобразил возмущение. — Что я там, на чужбине, не видел? Что там оставил? Я русский! Русский патриот! Мне без России жизни нет! — И гулко постучал кулаком по груди. — Россия для меня все!
Козырь, озадаченный таким неожиданным взрывом чувств, всмотрелся в лицо командира: не дурачит ли?
— Нет, никуда я из России не поеду! — твердо заверил Арчев. И мечтательно пообещал: — Переберемся мы с тобой в центральные губернии, где нас никто не знает. Откроем свое дело. Торговый дом, например. «Арчев и Козырь»! Звучит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
