Потихоньку Траффорд и Чантория свыклись с мыслью, что их семейная жизнь подходит к естественному концу. Стыдиться им было нечего. Они прожили друг с другом немало — два года считались сроком не слишком долгим, но и не слишком коротким для одного брака, — и Храм дал бы им развод без возражений. Но этому должны были предшествовать открытое эмотирование и дача показаний, ибо ни один супружеский союз не дозволялось расторгать втихомолку. Каждую подробность совместной жизни, каждый повод для расставания следовало огласить на публичной исповеди — и быть поддержанным или освистанным прихожанами. Все эти разбирательства также транслировались по сети, что было продиктовано заботой о Куколке и прочих достойных гражданах, не способных присутствовать на исповеди лично. Затем желающих приглашали вывесить свои комментарии по поводу распавшегося брака и в зависимости от степени его удачности присвоить ему рейтинг от одной до пяти звездочек.
Наконец настал день, когда Траффорд с Чанторией по взаимному согласию отправились к отцу Бейли, дабы попросить его разместить в интернете баннеры с объявлением об их разрыве и выделить им на следующей исповеди время, чтобы они могли предъявить публике доказательства изменившегося характера их отношений. Затем они собирались смиренно подать прошение о разводе, который, разумеется, мог быть официально закреплен лишь после того, как исповедник сочтет исчерпанными все возможности по части их духовного исцеления, внутреннего роста и расширения самопознания.
Отец Бейли встретил их в просторном зале своей Духовной Обители — большого переоборудованного паба, где жил только он со своими женами и слугами. Как требовали приличия, исповедник изобразил глубочайшее сожаление, узнав о распаде столь прекрасного союза. Он дал посетителям понять, что принимает в этом деле сторону Чантории. Потрепав ее по щеке, он выразил свое изумление тем, что Траффорду наскучил секс с такой очаровательной женщиной, которую Господь благословил такой впечатляющей натуральной грудью.
— Наверно, у вас ниже пояса все отсохло, Траффорд, — пошутил священник. — Разумеется, модератор вашего чата Куколка поставила меня в известность о том, что у вас начались проблемы, а заодно и прислала мне отредактированную версию записи с Чанторией в полной бель-форме.
Исповедник нажал клавишу, и на его развлекране появилась Чантория, стоящая перед Траффордом в туфлях на шпильках, бюстгальтере без чашечек и шоколадных стрингах.
— Чудесно. Очень невинно и мило, — сказал отец Бейли, облизывая большие блестящие губы. — Вы делаете честь своему полу, Чантория. Готов побиться об заклад, что вы недолго просидите на скамейке для запасных.
— Благодарю вас, отец Бейли, — покраснев, ответила Чантория. — Вы очень любезны.
— Я действительно так думаю. Помяните мои слова. Найдется сколько угодно славных благочестивых парней, крепких ребят хорошего происхождения, которые будут соперничать за обладание вашим аппетитным непорочным задом. Честно сказать, я хотел бы во имя Любви увидеть вашу грудь прямо сейчас.
Без единого слова Чантория расстегнула бикини-топик и обнажила грудь перед своим исповедником.
— Вы сумасшедший, Траффорд, — сказал отец Бейли, насмотревшись вдоволь. — Впрочем, мы всегда подозревали, что с головой у вас не все в порядке.
Затем исповедник отметил у себя в блокноте, на какой час назначено слушание, записав и причину предполагаемого развода, которую Траффорд с Чанторией сформулировали общими стараниями:
Вместо того чтобы оприходовать меня, он получает удовольствие от просмотра видеодневников других девушек.
Траффорд не возражал против того, чтобы в роли обиженной стороны выступила Чантория. Собственно говоря, ему самому не в чем было ее упрекнуть — она не подавала никакого повода к расторжению брака. Не мог он и признаться в любви к другой женщине, так как его любовь была тайной, а потому греховной. Но это не имело значения: для развода было достаточно обиды одного из супругов, и к тому же разлад в такой неприметной семье все равно не мог привлечь внимание широкой публики. Закончив писать, отец Бейли отпустил их с миром.
В следующее воскресенье Траффорд с Чанторией, как обычно, отправились в местный молодежный центр, где проводились публичные исповеди. Обоим было немного грустно: оба понимали, что это одна из последних исповедей, на которые они идут вместе как супружеская пара.
Усевшись на свое место рядом с женой, Траффорд проглядел программу сегодняшнего вечера и обнаружил, что она весьма насыщенна. Если исповедник и впрямь собирался выполнить ее целиком, ему предстояло как следует потрудиться. Траффорд с облегчением подумал, что недостатка в развлечениях нынче нет, а значит, никто не будет возражать, если они с Чанторией ограничатся лишь самыми простыми формальностями.
Их очередь должна была наступить после разбирательства еще трех аналогичных дел. Пока никто из супругов не стремился к разводу — все только просили у ближних доброго совета в надежде на то, что, пройдя через тяжелые испытания, они станут сильнее и с течением времени исцелятся. Траффорд знал все три пары: они были местными знаменитостями и обожали выступать на людях с драматическими признаниями, греясь в лучах своей скандальной славы. Указанные в программе причины семейных кризисов были таковы:
Он ненавидит мою мамулю, чего я не могу простить, но потом оприходовал ее и заодно мою сестру, хотя тут она сама виновата, сука.
Моя гадалка по картам таро говорит, что он не мой мужчина, но я его люблю. Надо ли мне уйти? Кому я должна верить — своему мужу или своей целительнице?
Она не дает мне сзади, и я вынужден лгать, когда мои приятели рассказывают, сколько анала они получают. Может, она фригидная?
Прихожане засвистели и затопали ногами, когда перед ними появился исповедник Бейли: прежде чем пригласить на сцену первую рассорившуюся семью, он должен был обратиться к пастве со вступительной речью.
— Приветствую вас, друзья! — заговорил он. — Сегодня нам придется хорошенько поработать. Но для начала скажите-ка мне вот что. Каково было бы вам, девушки, если бы ваш муж занялся сексом с вашей мамочкой, а заодно и с сестрой? Да-да, вы не ослышались! Кого бы вы в этом обвинили — его? А может быть, их? А может, себя? Стали бы вы бороться за то, чтобы удержать любимого человека в теплом семейном кругу, или выгнали бы подлеца с позором? Сейчас мы узнаем, как поступили в этом случае члены одной семьи. Мадоннателла, Услада Ангелов, Райская Мелодия и Ниндзя, прошу вас выйти на сцену и рассказать обо всем вашим согражданам и товарищам!
Под громкие выкрики и аплодисменты четверо участников первого слушания гордо поднялись на эстраду, ухмыляясь и строя друг другу рожи, и заняли свои места.
— Прекрасно! — воскликнул отец Бейли, перекрикивая шум. — Итак, вам слово, Мадоннателла! Что у вас вообще стряслось? Давайте посмотрим, удастся ли нам разобраться во всем прямо здесь и прямо сейчас.
Мадоннателла встала и повернулась к мужчине, сидящему на самом дальнем от нее стуле. Ее широкое лицо, бугристое и странноватое с виду из-за большого количества перенесенных пластических операций, было искажено свирепым негодованием.
— Квартирка у нас маленькая, так? — начала она голосом, исполненным праведного гнева. — И с тех пор, как мою мамулю бросил мой последний отчим, она живет с нами, так? И я типа не против, потому что я дико ее люблю и по вечерам она мне лучшая подруга, хотя она, конечно, сука хорошая. Значит, прихожу я как-то домой из магазина, так? А он... да-да, он! Ты, ты, Ниндзя! Ты знаешь, о ком я говорю!
Ниндзя и две остальные женщины, находящиеся на сцене, уже давно энергично мотали головами, словно протестуя и не веря своим ушам» хотя Мадоннателла пока еще ни в чем их не обвиняла.
— Да, ты, Ниндзя, и нечего мотать башкой, потому что у тебя рыло в пуху. Он обрабатывал мою сестру на кушетке, так? А когда я сказала, что он неправ и что его антисоциальное поведение заставляет меня чувствовать себя дискомфортно, он заявил, что уже оприходовал и мою мамашу!
Свист и улюлюканье, с которыми были встречены эти показания, едва не оглушили Траффорда. Пока продолжался общий гомон, Ниндзя, Услада Ангелов — та самая сестра, о которой шла речь, — и Райская Мелодия, их мать, по-прежнему качали головами и делали возмущенные жесты.
Отец Бейли обернулся к Ниндзе.
— Итак, Ниндзя? — спросил он. — Это правда? Пока ваша жена ходила в магазин, вы занимались сексом с ее матерью и сестрой на вашей семейной кушетке?
— Она из этих магазинов не вылазит, — заявил Ниндзя, тыча в Мадоннателлу огромной татуированной ручищей.
— Вылазию! — закричала Мадоннателла, тряся в ответ кулаком.
