class="p1">– Вот скажи мне, дорогой мой Серафим, – сказал Афанасий, возвращая пустую чашку на блюдце, – почему церковь бездействует? Совсем распоясались братья мусульмане. Ни папа, ни патриарх ничего не предпринимают.
– А что они могут предпринять?
– Ну для начала можно сесть за стол переговоров с муллой.
– Ты же понимаешь, Афанасий, что идеей исламизма прикрываются обычные головорезы и проплаченные анархисты, чтобы посеять смуту. Мулла не призывает никого убивать во имя Аллаха.
– Мы ослабли, Серафим… Сильно ослабли. – Афанасий грустно смотрел на потёртый ковёр. – Люди потеряли веру, а потому и страх. Страх перед церковью и Богом.
– Нельзя заставить верить страхом, ты же знаешь, иначе мы вернёмся в Средневековье и станем ничуть не лучше наших исламских братьев.
– Здесь я с тобой не соглашусь, мой дорогой друг. Люди – это стадо, а стаду нужен пастух, иначе они разбегутся и погибнут. Безбоязненность – это глупость, которая может завести храбрую овцу в лес, где её съедят волки. Что говорил Христос наш Спаситель? «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец… и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь…»26А сейчас что? Сколько пастырей развелось? Вон и язычники себе права отсудили, слыхал? Выходят в мантиях, шоу устраивают. Ладно бы только это, так они официально свадьбы и крещения стали проводить и документ соответствующий выдавать, слова «этническая религия» в соответствующую графу вписывать. Срам, да и только!
– Да-а-а… слыхал я про них. Только значения не придал. Не опасные они, мало их слишком. Православие двадцать веков выдержало. А всё, что проверено временем, трудно разрушить.
– Дай-то Бог, Серафим, дай-то Бог. А то, что церковь от государства отделять собираются, слыхал? А то, что в школах молитву перед занятиями отменить хотят, чтобы детей беженцев не дразнить, это тебе как? А свадьбы-то, свадьбы… видите ли, венчаться накладно им стало! Да такими темпами мы и храмы закроем! На что им священники? Патриарх сидит, место просиживает зря, бездействует. Нам новые лидеры нужны, Серафим, я тебе давно уже твержу! Ну, скажи, есть ли у тебя достойные христиане на факультете?
– Есть, Афанасий, есть один. В монастырь рвётся за души грешников молиться. Сам ещё слаб, а за других печётся, прямо как тот самый добрый пастырь. Чист, безгрешен, девствен, как сам Иисус. Я всю семью их знаю. Верующие, смиренные, да и подаяния щедрые в храмы приносят.
– Рад слышать, Серафим, хоть одна хорошая новость. И как зовут нашего преемника?
– Никос Венетис. Он с отцом и старшим братом с детства ежегодно святой Афон посещает. Возможно, ты встречался с ним. Михалис Венетис – известный архитектор.
– Что-то припоминаю. Да-да-да, были у нас такие. Ну, держи их, Серафим, на тебя вся надежда. Преподобный Анастасий в Афинах тоже растит достойных пастырей. Сыновья министров и успешных бизнесменов – во как! Идее пропаганда нужна, идея без пропаганды, как мясо без соли. Вроде и лежит на тарелке, только никому не вкусно. Нам пропаганда в копеечку выходит. А церковь беднеет и ослабевает. Спасать её надо.
– Не тревожься, Афанасий, всё в Божьей воле. Православие видело много взлётов и падений на своём веку, оно и в Османской империи выжило.
– Если бы священники не подкупали султана, православию пришёл бы конец. Греки забыли, на какие жертвы мы шли ради того, чтобы сохранить их веру. Про Марию из Тиноса, бедную дочь священника, что в османский гарем пошла ради спасения христианской церкви, тоже забыли. Нужно все средства подключать – телеканалы, Интернет – и молодёжь перевоспитывать. Иначе и наши с тобой головы скоро полетят. Нужен лидер, Серафим, овцам нужен толковый пастух.
Серафим понимал, насколько важную роль играла в его стране церковь. В своё время она тайно от турок открывала ночные школы, благодаря которым греки сумели сохранить свой язык, а монахи и священники во время революции сражались бок о бок с солдатами за освобождение страны. И теперь уже более ста лет церковь диктует законы, обладает неприкосновенностью и порой превосходит по своему влиянию само государство. Старец также знал и то, каким несметным богатством обладает греческий митрополит. Тысячи гектаров земли, миллионы на счетах и открытые двери в лучшие вузы и на высокие должности – это лишь капля в море из того, что может предложить первосвященство своим братьям. Да, Афанасию было за что волноваться, как и было что терять. Только отец Серафим считал по-другому. Церковь надо спасать, но не от маловерия, а от собственных грехов. Колесо времени закрутилось вспять, миру нужен новый Христос, а человечеству – вера.
Глава 16.
Рождённая из пены морской
Кейси стояла на пляже и смотрела на небо. Над головой медленно проплывали рваные облака, накрывая ползущей тенью землю. Солнце уже наполовину скрылось за Олимпом, из-за которого поднималась полная луна. На мгновение два небесных светила замерли, посмотрели друг на друга и тут же тронулись дальше: одно вверх, другое вниз. Море вздыхало и облизывало босые пальцы ног. Вдруг вода заволновалась, поднялись волны и с рёвом стали набрасываться на песок, вгрызаясь в его края. Кейси сделала три шага назад, не сводя глаз с неожиданно разбушевавшейся стихии. Где-то на горизонте отчётливо показалась гигантская мужская фигура. Широкоплечий, с длинными волосами, он будто вырастал из уровня моря. Борода ниспадала водопадом, вьющиеся волосы на груди походили на баранью шерсть и казались живыми. В одной ручище он держал трезубец, а другой управлял гиппокампусами. «Посейдон!» – в ужасе и восхищении пронеслось в голове девушки. Вдруг на небе засверкали синим светом два глаза. Вспыхнула молния и очертила всё лицо Бога. Доброе, властное, царственное, проницательное. Часть его могучего тела, закрывавшее половину неба, упиралась в верхушку Олимпа. «Зевс!» – прошептала Кейси, упав коленями на песок. Новые раскаты грома раздались уже совсем близко. Между двумя владыками, моря и неба, появилось красивое и величественное женское лицо, обрамлённое черными волнами длинных волос, ниспадавших прямо в бурлящее море. На голове ослепительным блеском сверкала диадема. «Гера!» Имя царицы вылетело из уст Кейси и эхом отдалось в поднебесье. Новая вспышка молнии осветила женскую фигуру, похожую на мраморную колонну, которая, словно вытягивалась из горизонта и устремлялась во Вселенную. В её ладонях играли язычки пламени, рассыпая по небу искры и превращая их в звёзды. «Гестия…» – прошептала Кейси имя очередной Богини. Деметра разлилась над морем серебристыми нитями дождя, соединяя между собой глубокую синеву моря с небесным сводом. Удары грома, шум льющейся воды и плеск волн создавали музыку, волнующую, трепетную, необыкновенную. Внезапная стрела, как смычок перерезав струны дождя, добавила новые ноты и исчезла в пучине. В жёлтом свете луны показалось крепкое тело с обнажёнными коленями, согнутыми в прыжке, подобно молодой лани. «Артемида!» Кейси дрожала всем телом, но не от страха, а от восторга и благоговения перед открывшимся ей величием. Вдруг до её слуха стали доноситься совершенно иные, абсолютно неземные звуки, отдалённо напоминающие струны арфы, только в тысячу раз нежнее и переливистее, а вслед за ними, разрывая ночное небо, ворвалась огненная колесница, в которой стоял златокудрый Аполлон. Его стройный, величественный стан резко контрастировал с изящным и лёгким, парящим над ним на птичьих крыльях телом Гермеса. Кейси почти не дышала. Последние два имени застряли у неё в горле за мгновение до того, как громадный молот Гефеста со всего размаху ударил о морскую гладь. В небо поднялась мощная волна, немного задержалась в воздухе, а потом рухнула вниз,
