Крестоманчи поднял на него взгляд и… глубокомысленно высморкался в свой платок.
Это было ужасно неуважительно. Просто возмутительно.
— В чем причина того, что двое смертных явились сюда, в наши чертоги? — холодно вопросил Зонд.
Крестоманчи чихнул и ответил:
— Да по вашей же глупости! Потому что вы, боги Тира, так долго устанавливали порядок, что сами в нем запутались.
— Я поражу тебя громом и молнией за такие слова, — предупредил Зонд.
— Нет, не поразишь. Если, конечно, кто-нибудь из вас хочет остаться в живых, — заявил Крестоманчи.
По толпе богов пронесся ропот: они хотели остаться в живых. А значит, нужно было разобраться, что Крестоманчи имеет в виду.
Зонд воспринял их реакцию как угрозу своей абсолютной власти и решил впредь быть осторожнее в высказываниях.
— Продолжай, — велел он.
— Вы постоянно с гордостью заявляете, — продолжил Крестоманчи, — что ваши пророчества всегда сбываются. Так почему же, если вдруг пророчество вам не понравилось, вы решили, что можете с ним поспорить?! Это, мои дорогие, просто верх глупости с вашей стороны! Ничто и никто не может остановить свое собственное Разрушение, и меньше всего вы, боги Тира. Вы вроде бы даже смогли обмануть самих себя. Но вы забыли, что, организовав все так идеально и на небе, и на земле, лишили и себя, и людей возможности хоть какого-то выбора. Вы лишили себя… случайности. Отправив Таспера в мой мир, вы совершили ошибку: ведь у нас, в моем мире, случайности бывают! И именно по случайности сфера забвения с Таспером была обнаружена только через семь лет. Я боюсь даже предположить, что могло бы случиться, если бы Таспер вынужден был и дальше пребывать в состоянии трехлетнего младенца!
— Это моя ошибка! — вскричал Империон. — Это полностью моя вина! — Он повернулся к Тасперу: — Прости меня, — сказал он с чувством. — Ведь ты сын мне.
Может быть, именно это и имела в виду Элина, когда говорила про благословение богами ее утробы? А ведь Таспер всегда был уверен, что это не более чем фигура речи.
Он смотрел на Империона, щурясь от нестерпимого сияния, идущего от него. Нельзя сказать, что он был в таком уж восторге от этого сияющего бога. Конечно, отличный бог, честный, порядочный и все такое, но все же, судя по всему, довольно ограниченный.
— Конечно, я прощаю тебя, — сказал Таспер вежливо.
— И очень большая удача, — говорил Крестоманчи, — что никому из вас не удалось убить Мудреца. Таспер все-таки сын бога. Это значит, что он и сам немного бог, а по вашему же пророчеству он должен быть живым, чтобы проповедовать Разрушение. Вы сами почти разрушили свой Тир. По крайней мере — вы сами нанесли ему несколько мощных ударов. Он слишком идеально организован, чтобы просто поделиться на два альтернативных мира, как наверняка произошло бы с моим миром. А у вас случилось так, что не произошло то, что обязано было произойти. Тир трещит по швам и рушится на глазах — и это дело ваших собственных божественных рук!
— Но что же нам теперь делать? — жалобно спросил Зонд.
— Существует только один выход, — сказал Крестоманчи. — Вы должны позволить Тасперу проповедовать Разрушение и немедленно прекратить пытаться его уничтожить. Это будет означать свободу выбора и свободное будущее. Тир либо выживет в том виде, в котором он существует сегодня, либо разделится на два мира, спокойно и безболезненно. На два новых, здоровых мира.
— Но ведь таким образом мы сами обрекаем себя на поражение? — мрачно произнес Зонд.
— Это было предопределено, — ответил Крестоманчи.
Зонд вздохнул.
— Что ж, прекрасно. Итак, Таспер, сын Империона, я, хоть и против своего желания, даю тебе благословение — иди дальше и проповедуй Разрушение! Иди в мир!
Таспер склонился в поклоне и стоял так довольно долго. Он не замечал, как Империон и Окк пытаются привлечь его внимание.
В газетах всегда описывали Мудреца как грустного и неуверенного в себе человека. И теперь Таспер понимал почему.
Он взглянул на Крестоманчи, который снова деловито прочищал свой нос.
— Как я могу проповедовать Разрушение? — спросил он. — Как я могу не верить в богов — после того как видел их собственными глазами?
— А вот это как раз самый трудный из вопросов, на который тебе предстоит найти ответ, — прокряхтел Крестоманчи. — Это главный вопрос, который ты будешь задавать людям. Иди и спроси их.
Таспер кивнул и повернулся, чтобы идти.
Крестоманчи наклонился к нему поближе и добавил из глубин своего носового платка гнусаво:
— А еще выясни, кстати: могут ли боги болеть гриппом? Потому что я думаю, что могу заразить их всех. Давай иди думай. И не забудь сообщить мне правильный ответ, приятель…
Саки
Габриэль-Эрнест
Пер. М. Тогобецкой
Саки — это литературный псевдоним английского писателя и журналиста по имени Г. Х. Манро. Он погиб от пули снайпера во время Первой мировой войны. Некоторые из его рассказов смешат. Некоторые пугают. А некоторые делают и то и другое.
В лесах завелся дикий зверь.
А может быть, это мальчик.
Или, возможно…
* * *
— В вашем лесу завелся какой-то дикий зверь, — сообщил художник Каннингем, когда они ехали на станцию.
Это было единственное замечание, которое он сделал за всю поездку, но так как Ван Чиль говорил без умолку, молчание его компаньона не бросалось в глаза.
— Какая-нибудь заблудившаяся лиса и несколько постоянно проживающих здесь горностаев. Они не опасны, а больше здесь никого нет, — ответил Ван Чиль.
Художник промолчал в ответ.
— Что вы имели в виду под диким зверем? — спросил Ван Чиль позже, когда они уже стояли на платформе.
— Ничего. Просто игра моего воображения. А вот и поезд, — ушел от ответа Каннингем.
В этот же день, проводив приятеля, Ван Чиль отправился на одну из прогулок, которые часто совершал в собственных лесных владениях. У него в кабинете стояло чучело выпи, и он знал названия многих диких цветов, так что у его тетки, наверное, все же были веские основания говорить о нем как о великом натуралисте.
По крайней мере, он был действительно хорошим наблюдателем, многое подмечал во время этих своих прогулок и старался хорошенько запомнить — не столько ради вклада в современную науку, сколько чтобы запастись темами для будущих разговоров. Когда на колокольчиках начали появляться бутоны, он побежал всем сообщать об этом факте; конечно, ничего неожиданного в этом не было: время года было самое подходящее для такого события, — но зато его слушатели чувствовали, что он с ними абсолютно искренен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
