«Чертова кукла! Вечно лезет во все дырки!» — вспоминая, как она его подставила с Мехлисом, думал Матвеев. И сейчас: намечается большой скандал с начальством, и тут же появляется эта особа и доводит всё до абсурда! Пришлось топать по дороге вниз километра четыре, если не пять. Вино он допил, а когда вернулся в санаторий, ему передали пакет, заставив расписаться в получении. В пакете лежал пропуск на машину и приказание прибыть в Ливадию к двум часам.
Оставалось три часа, Дмитрий ещё раз выгладил и вычистил форму, в городе комендантский час, но предъявленный пропуск действовал, его выпустили на машине из санатория, доехал до Ливадии, там к нему подсел солдат НКВД, и показал «его» место на стоянке. На входе попросили сдать оружие, лейтенант присвистнул, глядя на гравировку, и показал её другому офицеру. Отдали честь, и, даже не обыскивали, просто спросили: Всё? Прошёл в знакомую приёмную, предъявил бумагу и удостоверение личности. Попросили присесть, но, буквально через несколько минут, указали рукой на дверь: Входите!
В кабинете довольно много людей: американцы и наши, человек восемь. Застыл у дверей, так как самого Сталина не было. Через некоторое время Шапошников обратил на него внимание:
— Чего застыл? Проходи, садись. — и, указал место у края стола.
Через десять минут все встали: вошёл Сталин, и вкатили коляску Рузвельта. Её поставили рядом с креслом Сталина.
— Докладывайте, Борис Михайлович.
— Министр иностранных дел Турции господин Менеменджи-оглы уведомил Правительство СССР, что Правительство Турции не возражает против прохода военных кораблей СССР через черноморские проливы в уведомительном порядке. Он, также, подтвердил, что Правительство Турции разорвало дипломатические отношения с Германией и странами-сателлитами Германии. Таким образом, наши совместные усилия увенчались успехом. Однако, премьер-министр Иненю, по-прежнему, не считает возможным вступление Турции в войну на стороне Объединённых Наций, и придерживается политики нейтралитета.
— И вашим, и нашим! — резюмировал Сталин. — По второму вопросу, Борис Михайлович?
— Здесь присутствуют все непосредственные исполнители: подполковник Матвеев, полковник Траскотт, майор О'Дерби и переводчик капитан Никонов. Они готовы вылететь в Николаев.
— Товарищ Матвеев! Вы помните, о чем мы с Вами говорили?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Покажите всё, на что способны Ваши бойцы. Это имеет стратегическое значение! Вы хотите что-нибудь добавить, господин Президент?
— С апреля 42-го года, господа, здесь, в Крыму, проходит важнейшая по своему значению стратегическая операция, в результате которой, Германия и её союзники, на всю глубину, доступны для нашей тяжёлой авиации! Сегодня мы начинаем новую совместную операцию, целью которой является высадка нашей армии в Европе. И я в восторге, оттого, что Советский Союз нашёл силы и средства оказать нам помощь в подготовке такой операции. Успехов, господа! — во время речи президента, встали два американских офицера.
К Матвееву подошёл Шапошников и вручил ему пакет: Вскроете в самолёте! Борт и прикрытие в Рейзендорфе. Свободны!
— Есть.
Такие же пакеты получили и американцы, но из рук генерала Эйзенхауэра. Дмитрий, выйдя из кабинета, чуть не расхохотался от спектакля, устроенного в честь союзников, где ему выпала роль статиста. Вслед за ним вышли американцы, откуда-то сбоку вынырнул щеголевато одетый капитан, который представился Никоновым.
— Полковник Траскотт, командующий специальными силами армии США.
— Майор О'Дерби, командир первого батальона рейнджеров армии США.
— Майор, наверное, уже подполковник Матвеев, начальник разведки Дунайской Военной флотилии. Приятно познакомиться!
Они вышли из дворца, у всех оказались машины, заехали в санаторий, Дмитрий забрал свои вещи, и колонной поехали в сторону Симферополя. Отпуск был реализован на 4,5 суток из 30-ти возможных.
Справа от Дмитрия сидел Траскотт, сзади за ним О'Дерби, за спиной у Матвеева находился Никонов. Разговор начал Траскотт, который сказал, что его зовут Лэсли, затем представился О'Дерби:
— А я — Билл, Уильям.
— Дмитрий, Дима.
— Уэлл, Дмитри! Энд ю?
— Василий.
— Мы базируемся в Шотландии, в Акнакерри. Дикая глушь и скука, ещё позавчера были там. — полковник извлёк из рюкзака под ногами несколько банок «Ред Булл», открыл одну и протянул Дмитрию. — А почему ты без бойцов и водителя?
— Ещё час назад я был в отпуске по ранению на тридцать суток, удалось «отдохнуть» 4 дня. — усмехнулся Дмитрий.
— Николаев! Это далеко?
— Не очень, на северном берегу моря.
Их остановили на посту, внимательно проверили документы, несмотря на предъявленный пропуск Ставки, но, откозыряли и пропустили колонну. Через два часа въехали в ночной Симферополь, дальше дорога кончилась, осталось направление движения. Разговоры закончились, удержаться бы на сиденье. Под утро добрались до Рейзендорфа. Всё обнесено спиралями Бруно, Чек Пойнт с пулемётами, просто крепость, а не аэродром. Тут главная роль перешла к американцам. Они много говорили, Василий, сначала пытался перевести, но Дмитрий махнул рукой и стал просто ждать.
— Вэйт! — сказал полковник и куда-то ушёл. Затем спустя полчаса какой-то американец, оторвавшись от телефона, подошёл к ним и сказал:
— Фоллоу ми, плиз, сё.
Дмитрий и Василий подхватили свои мешки, и последовали за ним. Он подошёл к машине, тут Дмитрий сказал Василию, что бы тот перевёл, что у него здесь машина. Американец кивнул, и пошел с ними к «Доджу».
— Спроси, тут есть русские?
— Да, есть.
Американец показал направление, куда ехать. В левой части аэродрома был довольно большой дом, подъехали туда. Оба «их» американца были уже там. Подошёл майор-лётчик, и представился оперативным дежурным по авиабазе. Дмитрий написал в путёвке, что машину требуется перегнать в Николаев, или в штаб 3-го Украинского в Каховку.
— Не беспокойтесь, товарищ майор, перегоним. Нам поступили указания: оказывать Вам всяческую помощь. — он тут же распорядился, чтобы нашли водителя и охрану. Лэсли перебросил свой рюкзак в другой джип, и махнул рукой Дмитрию и Василию.
— Коммон, коммон, таке офф!
— Чё сказал?
— Пошли, пошли, взлетаем.
Они сели в джип и понеслись по полю к В-20-му, стоявшему вдалеке на другом краю аэродрома. На стоянках находилось большое количество бомбардировщиков и истребителей. Вокруг шла суета подготовки к очередному вылету. Экипаж «Бостона» оказался, слава богу, русским. Майор и полковник долго перебрасывали свои вещи в самолёт, а Дмитрий вошёл и сел на сиденье. Он вскрыл пакет. Два приказа и конверт, уляпанный штампами «Особой важности», с надписью: «вскрыть в присутствии начальника особого отдела флотилии». Один приказ: о присвоении ему звания подполковника морской пехоты, второй, совершенно секретный, о том, что он назначается ответственным за проведение показа действий батальона специального назначения представителям союзников, и предписывалось всем воинским начальникам, комендатурам, командирам частей, соединений, объединений и политическим органам РККА оказывать ему всемерную помощь. За подписью Верховного Главнокомандующего и начальника Генерального Штаба. «Мощная бумажка!» — подумал Дмитрий и сунул её в карман кителя. Подошёл командир корабля, представился и спросил о готовности. Дмитрий указал на суетящихся американцев:
— Смотрим по ним, летим в Николаев. Свяжитесь с Николаевом и попросите, чтобы штаб флотилии прислал машины.
— Нам сказали, что машины будут, товарищ майор.
— Добро!
Через некоторое время, запустились двигатели, полковник опять достал пиво. Он, смеясь, пнул довольно большой тюк, и сказал, что пива ещё много! Взлетели, сделали небольшой круг, к ним подошли истребители сопровождения. Через некоторое время слева было только море, справа — Таврия. Сорок минут лёта, и они катятся по неровному снежному полю в Николаеве. Зима в этом году снежная и суровая. На юге стоят небывалые морозы. Благодаря этому 1 Украинский сбил немцев с позиций у реки Самара, и немцы оставили Харьков. Бои шли на подступах к Полтаве. Брянский фронт подходил к Курску. Ещё в воздухе радист включил передачу сводки Информбюро. На аэродроме их встречали Горшков и Матушкин. Не его, а представителей союзников. Прокофьев уселся в машину к Диме, и сразу начал его накачивать, дескать: не посрами!
— Товарищ капитан первого ранга! Это не инспекция, они оба ещё не воевали, они учиться приехали.
— Вот как? У тебя?
— Да.
— Ну, ты даёшь! Надо Сергею Георгиевичу сказать! Нет, но всё равно! В батальоне мы порядок наведём!
— Вот, только не это! Пусть всё идёт так, как оно идёт! Батальон нужен нам, а не им! А они пусть учатся, как надо воевать, как надо учить людей, и каких.
