А все, что у него осталось, — это галстук и кальсоны. И нож, пристегнутый к икре. Но он не считается.
Гэвин с удивлением разглядывал свою противницу. Она его побила. Чертова девка его побила! Он не мог этому поверить. Если когда-нибудь станет известно, что женщине удалось настолько заморочить голову Красавчику Берну, что он разучился играть, он уже не сможет так высоко держать голову в своем клубе.
Дьявол ее побери! Не надо было давать ей фору вначале. Если бы не это, у него еще оставался бы шанс снять с нее сорочку.
Хотя дело, конечно, не в форе. Просто Гэвин нарушил одно из собственных правил: не мечтать о вкусе плода, пока тот еще висит на дереве. А теперь этого вкуса — плода или женщины — он так и не узнает.
Черта с два не узнает!
Он побил карту и забрал последнюю взятку, однако Кристабель это ничуть не огорчило. Она сидела на стуле, как триумфатор на троне, радостно сияя, и от этого зрелища кровь начала закипать у Берна в жилах.
— Раздевайтесь, Берн. — Кристабель потянулась за его галстуком, но остановилась. — Подождите! Не здесь.
Гэвин удивленно поднял бровь.
— Вон там. — Кристабель решительно указала на возвышение, на котором утром с нее снимали мерки. — Поднимитесь и раздевайтесь там.
Там же, где она раздевалась перед ним. Гэвин едва заметно усмехнулся. Довольно примитивная месть.
— Вы хотите восстановить справедливость?
Торжествующая улыбка Кристабель была ему ответом.
Берн неторопливо направился к помосту, лихорадочно соображая. Кристабель, конечно, рассчитывает наблюдать за его раздеванием с безопасного расстояния и убежать из комнаты, как только он закончит.
Но у него еще оставался туз в рукаве.
— У вас всегда была склонность к эффектным сценам. — Берн поднялся на возвышение и повернулся к Кристабель лицом. — Или ее пробудило знакомство со мной?
— Мой выигрыш, сэр. — Кристабель щелкнула пальцами. — Я хочу его получить.
Пряча улыбку, Берн развязал галстук и вытянул руку:
— Подойдите и заберите его.
— Пусть полежит там, — хитро прищурившись, проговорила Кристабель. — Я заберу его позже.
— Как желаете. — Галстук упал на пол. Умная девочка. Понимает, что ему надо. Но и он не дурак.
Нагнувшись, Гэвин начал отстегивать от икры ножны.
— Что вы делаете? — удивленно спросила Кристабель.
— Вы заработали три очка. Галстук — это раз, нож — два, и ножны — три.
Кристабель тут же перестала улыбаться:
— Нож не считается, вы это прекрасно знаете. Это не одежда и не украшение.
— Для меня — одежда. Я ношу его каждый день.
— Это оружие! Вы сами сказали, что оружие не считается.
— Я никогда не использовал его как оружие. — Берн расстегнул ножны и достал нож. «Иди сюда, моя милая. Дай волю своему темпераменту».
— Это не имеет значения! Вы жульничаете, черт возьми! Гэвин молча присоединил нож и ножны к лежащему на полу галстуку.
Кристабель вскочила со стула:
— Это нечестно! Я требую, чтобы вы сняли кальсоны! Берн выпрямился:
— Нет.
От возмущения Кристабель едва не задохнулась. Она, как рыба, молча открывала и закрывала рот.
— Как? — наконец выкрикнула она. — Вы должны! Таковы правила!
Берн снисходительно пожал плечами:
— Я трактую их иначе. — Он спустился с помоста и добавил намеренно небрежно: — Будьте послушной девочкой, садитесь за стол и сдавайте карты.
— Не буду! — вспыхнула Кристабель. — Я честно выиграла, и вы это знаете. Немедленно снимайте кальсоны!
Гэвин подошел к Кристабель совсем близко, остановился и вкрадчиво прошептал:
— Попробуйте заставить меня.
Глава 9
Если во время очередного свидания вы не собираетесь делить со своим любовником постель, следует дать ему знать об этом с самого начала, даже если потом весь остаток вечера вам придется терпеть его дурное настроение.
«Мемуары содержанки»
Автор неизвестен
Да как он смеет?! А еще говорил о честной игре, когда заставлял прогнать Розу…
— Снимайте кальсоны, Берн, — еще раз потребовала Кристабель.
— Попробуйте заставить меня, — повторил Гэвин с ледяным спокойствием, которое подействовало на маркизу, как красная тряпка на быка.
У-ух! Вот все мужчины таковы — жульничают и всегда рассчитывают, что это сойдет им с рук!
Бормоча проклятия, Кристабель схватилась за пояс кальсон:
— Тогда я сама стащу их с вас.
Она едва успела расстегнуть верхнюю пуговицу, как почувствовала, что ткань выпячивается под ее рукой. Кристабель торопливо отдернула руку, но Берн схватил ее и плотно прижал к тому, что оттопыривалось в кальсонах.
— Продолжайте, — сказал он изменившимся голосом. — Вы же хотите получить свой выигрыш.
Кристабель испуганно посмотрела Берну в лицо, и это стало ее ошибкой. Потому что взгляд, полный неистового желания, лишал ее остатков воли. Берн накрыл ее губы поцелуем.
Как кобылица, преследуемая жеребцом, Кристабель слишком поздно почувствовала опасность. Будь проклята ее несдержанность! И будь проклят Берн за то, что ею воспользовался, и за то, что сейчас его язык так властно раздвигает ее губы, и за то, что она не может вспомнить, почему… надо… ему… сопротивляться…
Берн настойчиво подталкивал руку Кристабель, и она наконец коснулась горячей и твердой плоти, обхватила ее, дрожа от страха и возбуждения…
«Боже милостивый, убереги меня от этого безумия!» Кристабель, уже никем не понуждаемая, продолжала ласкать и гладить рукой…
— Да, детка, — прошептал Берн прямо в ее губы. — Да… так… да!
Куда только подевалась его сдержанность, удивившая Кристабель этим утром? Он хватал ее грудь через ткань сорочки, потом, спустив с плеча лямку, стал ласкать горячими пальцами нежную кожу.
Когда Берн сжал двумя пальцами напряженный сосок и дрожь наслаждения охватила все ее тело, Кристабель оторвалась от его губ и еле слышно прошептала:
— Пожалуйста, Берн, пожалуйста…
Она и сама толком не знала, просит ли его остановиться или продолжать. Неожиданно Берн приподнял ее за талию и усадил на ломберный столик, стоявший за спиной, отчего Кристабель пришлось выпустить из ладони его… орган.
Легкий столик закачался, и Кристабель испуганно схватила Берна за плечи:
— Что вы, черт возьми, делаете?
Вместо ответа он окончательно спустил с ее плеч сорочку и вожделенно посмотрел на обнаженную тяжелую грудь.
— А вам как кажется? — Берн наклонился и взял сосок в рот.
Боже праведный! Кристабель попыталась соскочить со стола, но, застонав, прижала голову Берна к себе, словно испугалась, что он вдруг остановится.
Но Берн не останавливался. Он продолжал ласкать сосок языком и слегка покусывать его, заставляя Кристабель стонать от наслаждения и желать большего. Никогда ничего подобного Кристабель не испытывала с Филиппом. Неужели она действительно распутница, способная получать удовольствие только с безнравственным проходимцем?
