Сзади него стоял стеной лес. Не было видно ни машин, ни трупов, ни шефа… впереди узкая дорога, почти тропа, а далеко впереди виднелся небольшой дом, приветливо светились окна… и Витяй побрел туда. Пока там было для него безопасно, там жизнь. Так Витяю ощущалось.
***
Мир Земля
Худой, а в миру Потапов Валерий Петрович, не оглядываясь, шел к автомобилю, ежась и кутаясь в меховое пальто. Сейчас его почти постоянно знобило, но израильские врачи обещали, что так ещё пару недель будет. Потом станет улучшаться система терморегуляции. Отдав распоряжение об устранении пацана, Худой даже не сомневался в его выполнении и поэтому не обращал внимания, что там за спиной. Но услышав выстрелы, а затем и раздавшиеся крики боли, и стоны, всё-таки оглянулся. Вот же тупарье! Ничему их чужой опыт не научил! Неужели не поняли, что не надо было стрелять, надо было по-тихому все! Те, кто стрелял, в зависимости от своей меткости, сейчас валялись на поляне, добавляя кошмара в предыдущую картину — те, у кого с меткостью было хорошо, лежали вполне себе неподвижно, а те, кто стреляли похуже, катались по снегу, зажимая раны и брызгая на снег кровью. А мальчишки не было. Нигде, ни среди живых, ни среди мертвых. А промахнуться не могли, тем более при такой интенсивности стрельбы… Худой вернулся назад, к самой кромке чащи, которую видели все. Сейчас и он уже видел дальнейшее едва-едва, как бы покрытое плотной дымкой. Вот пацан побежал, его следы четко выделяются на снегу, потом они резко обрываются, как и следы протекторов машины. Постояв ещё немного и ничего более не увидев, он вновь пошел к машине. Местный мелкий бригадир, которого его братва уважительно называла шеф, тоже решил выслужиться, но стрелком был неважным. Поэтому сейчас сидел на снегу, зажимая рану на ноге руками и что-то орал на не принявших участие в стрельбе, и поэтому целых, подчинённых братков. Остановившись рядом с ним, Потапов сказал.
— Я в город. Наведи здесь порядок. Чтобы никаких следов…
Погрузившись в теплое, сухое нутро комфортного автомобиля, махнул рукой водителю, и машина двинулась в город. Худой напряжённо размышлял — что же это было там, на поляне, военные забавы или что похуже? Куда он влез и что может лично с ним случиться из-за этого?
Себя Худой всегда любил, даже когда ещё не был Худым, а просто Валеркой… пожалуй, это был единственный человек, которого любил — это он сам. Любил, поэтому из кожи вон лез, создавая себе, любимому, достаток, комфорт, уют. После того, как узнал о своем неутешительном диагнозе, он все поставил на карту, пытаясь сохранить себе жизнь. Вначале обследование в лучших клиниках страны. Когда диагноз подтвердили в десятке клиник, начались лихорадочные разъезды по миру, в поисках чудодейственных препаратов и методов лечения. Швейцария, Германия — там всего лишь перевели болезнь из острой стадии в хроническую форму. США, Франция — помогали оставаться пока на этой стадии. Но Худой чувствовал, как тикают его часы, как утекает его время, словно песок сквозь пальцы… Наконец, в Израиле ему предложили пересадку костного мозга от единокровного, близкого родственника. Но братьев, сестер у Худого никогда не было, своих детей тоже не было. Не считал нужным обременять себя заботой о ком-то ещё. Родители у него были достаточно пожилые, чтобы родить ему брата или сестру. Так что и тут варианта не было.
Однажды, желая поддержать в пациенте стремление к выздоровлению, общее настроение, его лечащий врач в израильской клинике рассказал ему удивительную историю, которую ему поведал его бывший сокурсник из России. Он тоже работал гематологом-онкологом в одном из заштатных сибирских городов. И случилась у него в практике уникальная история — выздоровление полное, больного в острой стадии лейкоза — ребенка. Причем уже ребенок не подлежал лечению — болезнь развивалась стремительно и не оставляла никаких шансов на лечение. И вот внезапно, за несколько недель выздоровел! Вроде бы его лечила на дому какая-то женщина, как сказал ребенок — тетя молодая и красивая, брала его за ручки и смотрела в него…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На следующий день Потапов вылетел в Россию.
Глава 23
Интерлюдия продолжение
Найти тот город и того врача труда не составило, а дальше дело застопорилось. Нашлось ещё несколько человек, которых вылечила та женщина. Но каждый раз описание внешности было разное, люди путались в своих рассказах. Одно совпадало — молодая и, скорее всего, врач. Потому что употребляла слова, известные только врачам.
В конце концов, поиски Худой поручил местному бригадиру братвы, а сам поехал дальше по миру лечиться. Несколько раз вроде бы нападали на след той неуловимой врачихи, но все было не то. И вот нашли. Но опоздали — та врач уехала за границу и просто так там не достанешь, это не Россия. Единственная ниточка оставалась — это ее двоюродная сестра. Следили за ней уже просто так, на всякий случай. Худой велел только вежливо расспросить и никакого насилия. Он понимал, что иначе вовсе ничего не добьется. И вот из-за безголовости местной братвы он потерял все! Оказывается и женщина — врач тоже была там, а они чуть не угробили ее!
Худой даже не заметил, что рвет какую-то тряпку в руках от злости. Оказывается, рвал он шейный платок от известного итальянского кутюрье, стоившего бешеных денег. Но Худой любил этакие статусные вещи, придающие ему, как казалось, аристократический шик. Но потом успокоился. Нет, он не сдастся! Он ещё раз приедет сюда и пойдет туда, где исчезли машина и пацан! И пусть это будет полигон военных, иное измерение, летающая тарелка, в конце концов, но он туда попадет и вылечится! Ясно, что эти бумажные фантики никому не нужны, но он запасется золотом, камнями и пойдет туда!
***
Мир Валент
Анна
Машина потихоньку двигалась по просеке, направляясь в сторону едва виднеющегося поля. Водила Вера грузовик мало, да и дорога была ей незнакома, вот и ехала медленно. Да мы теперь уже и не спешили. Все, мы уже в Валенте, а отсюда мы уже по-любому, домой попадём. Даже если в наглую придется ехать на машине. Вот только переночуем в лесной избушке, для адаптации к здешнему миру и поедем. Я отдыхала после родов, лёжа на узкой скамейке-топчанчике в кунге, сбоку от меня мирно сопела укутанная в теплое одеяло дочка, рядом сидела Нина и азартно молотила бутерброд с копчёной колбасой. Запах был просто невыносимо упоительным! Почему-то после родов всегда есть хочется и раньше я обязательно брала с собой в роддом плитку хорошего шоколада. А после родов, как мальчиш-Плохиш, единолично съедала оную. Только тогда спокойно засыпала, отдыхая после родов. Поймав мой взгляд, Нина смутилась, неверно истолковав мой горящий взгляд.
— Ты чего, Ань? С нервняка же! Я, когда сильно нервничаю, всегда есть очень хочу!
— А мне дать? Я тоже хочу! Даже без нервняка. Утром кусок в горло не лез, а потом как-то и не до того было, мешали аппетиту всякие тут…
Пошутила я. И Нина, выплескивая, пережитый страх, тоже засмеялась, копаясь в сумке, куда мы сложили провиант. Протянула мне бутерброд. Я впилась в него зубами, чуть не заурчав, как оголодавшая кошка. Мм… вкуснятина какая! Нина сделала ещё один и, просунувшись в кабину, подала Верочке. Оголодали все…
Вначале я решила, что звуки мне почудились, потом повернулась к дочке, но та мирно спала, посапывая маленьким носиком. Но до моего слуха теперь уже отчётливо донеслось жалобное и тихое "Мяу!". Кое-как повернувшись боком на топчанчике, посмотрела вниз. Туда же, с не меньшим удивлением, смотрела и Нина. На полу, прижимаясь к какой-то коробке, стояла худющая, полосатая небольшая кошка, явно дворянской породы. Она смотрела голодным взглядом на мой недоеденный бутерброд, и опять тихонько повторила свою просьбу "Мяу!". Колбаса встала комом в пищеводе, я закашлялась. Потом, протянула колбасу и сыр от бутерброда кошке с глупым вопросом "Будешь?". Просто от неожиданности не могла придумать ничего другого. Кошка угощение взяла аккуратно, не цапнув, как я ожидала и попятилась назад, за коробки, исчезла из вида, и сразу же раздался тоненький писк.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
