– Зачем вы тратите время на эту жирную свинью? – удивленно спросил
бывший офицер королевского военно-морского флота. – Выбросите его за борт,и дело с концом.Глаза полковника вылезли из орбит.
– Что за чушь вы мелете?! – заревел он.
– Должен вам сказать, полковник, – перебил его Питер Блад, – что вы
очень счастливый человек, хотя даже и не догадываетесь, чему вы обязанысвоим счастьем.Вмешался еще один человек – загорелый, одноглазый Волверстон,настроенный более воинственно, нежели его товарищ.
– Повесить его на нок-рее! note 32 – сердито крикнул он, и несколько
бывших невольников, стоявших в шеренге, охотно поддержали его предложение.Полковник Бишоп задрожал. Блад повернулся. Лицо его было совершенноневозмутимо.
– Позволь, Волверстон, но командуешь судном все-таки не ты, а я, и я
поступлю так, как найду нужным. Так мы договаривались, и прошу об этом незабывать, – сказал он громко, как бы обращаясь ко всей команде. – Я хочу,чтобы полковнику Бишопу была сохранена жизнь. Он нужен нам как заложник.Если же вы будете настаивать на том, чтобы его повесить, то вам придетсяповесить вместе с ним и меня.Никто ему не ответил. Хагторп пожал плечами и криво улыбнулся. Бладпродолжал:
– Помните, друзья, что на борту корабля может быть только один
капитан. – И, обернувшись к полковнику, он сказал: – Хотя вам обещаносохранить жизнь, но я должен впредь до нашего выхода в открытое морезадержать вас на борту как заложника, который обеспечит порядочное поведениесо стороны губернатора Стида и тех, кто остался в форте.
– Впредь до вашего выхо… – Ужас, охвативший полковника, помешал ему
закончить свою речь.
– Совершенно верно, – сказал Блад и повернулся к офицерам,
сопровождавшим Бишопа: – Господа, вы слышали, что я сказал. Прошу передатьэто его превосходительству вместе с моими наилучшими пожеланиями.
– Но сэр… – начал было один из них.
– Больше говорить не о чем, господа. Моя фамилия Блад, я – капитан
"Синко Льягас", захваченного мною у дона Диего де Эспиноса-и-Вальдес,который находится здесь же на борту в роли пленника. Вот трап, господаофицеры. Я полагаю, что вам удобнее воспользоваться им, нежели бытьвышвырнутыми за борт, как это и произойдет, если вы задержитесь.Невзирая на истошные вопли полковника Бишопа, офицеры сочли за лучшееретироваться – правда, после того, как их слегка подтолкнули мушкетами.Однако бешенство полковника усилилось, после того как он остался один намилость своих бывших рабов, которые имели все основания смертельно егоненавидеть.Только человек шесть повстанцев обладали коекакими скудными познаниямив морском деле. К ним, разумеется, относился и Джереми Питт. Однако сейчасон был ни к чему не пригоден.Хагторп немало времени провел в прошлом на кораблях, но искусстванавигации никогда не изучал. Все же он имел некоторое представление, какуправлять судном, и под его командой вчерашние невольники начали готовитьсяк отплытию.
Убрав якорь и подняв парус на грот-мачте, они при легком бризе
направились к выходу в открытое море. Форт молчал. Поведение губернатора невызывало нареканий.Корабль проходил уже неподалеку от мыса в восточной части бухты, когдаПитер Блад подошел к полковнику, уныло сидевшему на крышке главного люка.
– Скажите, полковник, вы умеете плавать?
Бишоп испуганно взглянул на Блада. Его большое лицо пожелтело, амаленькие глазки стали еще меньше, чем обычно.
– Как врач, я прописываю вам купание, чтобы вы остыли, – с любезной
улыбкой произнес Блад и, не получив ответа, продолжал: – Вам повезло, что япо натуре не такой кровожадный человек, как вы или некоторые из моих друзей.Мне дьявольски трудно было уговорить их забыть о мести, впрочем, совершеннозаконной. И я склонен сомневаться, что ваша шкура стоит тех усилий, которыея на вас затратил.Никаких сомнений у Блада не было. Ему приходилось сейчас лгать, ибоесли бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то полковникдавно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым возмездием.Но мысль об Арабелле Бишоп заставила его сжалиться над палачом,вынудила его выступить не только против своей совести, но и противестественной жажды мести его друзей-невольников. Только потому, чтополковник был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к немубыла проявлена такая снисходительность.
– Вам придется немножко поплавать, – продолжал Блад. – До мыса не
больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдет, вы легко тудадоберетесь. К тому же у вас такая солидная комплекция, что вам нетруднобудет держаться на воде. Живей! Не медлите! Иначе вы уйдете с нами в дальнееплавание, и только дьяволу известно, что с вами может случиться завтра илипослезавтра. Вас любят здесь не больше, чем вы этого заслуживаете.Полковник Бишоп овладел собой и встал. Беспощадный тиран, которыйникогда и ни в чем себя не сдерживал, сейчас вел себя, как смирная овечка.Питер Блад отдал распоряжение, и поперек планшира note 33 привязалидлинную доску.
– Прошу вас, полковник, – сказал Блад, изящным жестом руки указывая
на доску.Полковник со злобой взглянул на него, но тут же согнал с лица этовыражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый камзол изсветло-коричневой тафты и влез на доску.Цепляясь руками за ванты note 34, он с ужасом посматривал вниз, где вдвадцати пяти футах от него плескались зеленые волны.
– Ну, еще один шаг, дорогой полковник, – произнес позади него
спокойный, насмешливый голос.Продолжая цепляться за веревки, Бишоп оглянулся и увидел фальшбортnote 35, над которым торчали загорелые лица. Еще вчера они побледнели бы отстраха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня злорадно скалилизубы.На мгновение бешенство вытеснило его страх и осторожность. Он громко,но бессвязно выругался, выпустил веревки и пошел по доске. Сделав три шага,Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зеленую бездну.Когда он, жадно глотая воздух, вынырнул, "Синко Льягас" был уже внескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны. Но до Бишопа ещедоносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльныеповстанцы, и бессильная злоба вновь овладела плантатором.
Глава X. ДОН ДИЕГО
Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес очнулся от сильной боли в затылке имутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся вквадратные окна, выходившие на корму. Он застонал от боли, закрыл глаза и,лежа так, попытался определиться во времени и в пространстве. Но дикая больв затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.Ощущение смутной тревоги заставило его вновь открыть глаза иосмотреться еще раз.Бесспорно, он лежал в большой каюте у себя на корабле "Синко Льягас", аесли это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги. И все же обрывкисмутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не все было так, какнужно.Судя по положению солнца, сквозь квадратные окна заливавшего каютузолотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно,корабль шел на запад. Затем ему пришла в голову другая мысль. Возможно, онишли на восток – тогда сейчас была уже вторая половина дня. То, что корабльдвигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна. Но как случилось, что
он, капитан, не имел понятия, шли они на восток или на запад, что он не
