— А вторая причина? — с надеждой спросил Герт, поскольку первая к его случаю явно не подходила. Он ведь не маску надел, а в чужое тело попал.
— Значит, нет? Что ж… кое-кто утверждает, что со времен «до Потопа» в Ойкумене сохранились вещи силы. Не буду врать, что знаю, что это такое. Но те, кто рассуждает о подобных вещах, полагают, что предметы эти созданы первородными и служат только им. Простые же смертные, взявшиеся колдовать с помощью сих магических инструментов, расходуют слишком много жизненных сил. И, если не умирают сразу, то успевают состариться раньше, чем закончится их волшба. Так рассказывают.
— Спасибо! — сухо поблагодарил собеседника Герт. — Но, похоже, должно существовать и какое-то другое объяснение.
— Возможно, — пожал плечами Ремт Сюртук. — Все возможно… Возможно даже, что я воспользуюсь вашим любезным предложением, лорд ван Холвен, — улыбнулся он. — А там, глядишь, я сведу вас с моим приятелем… Он чернокнижник, знаете ли…
«И зовут его ди Рёйтер?»
— Как зовут вашего друга?
— Упс! — ухмыльнулся Ремт Сюртук. — Вы и его знаете?
— Пока я не знаю ничего, но если вы скажете…
— С какой стати?
— Ради всего святого! — взмолился Герт, хотевший получить хоть один ответ на множество вопросов, возникших у него в ходе этой более чем странной беседы.
— Жаль вас разочаровывать, — пожал плечами собеседник, — но у меня нет ничего святого.
— Вы атеист? — вполне искренне ужаснулся Герт.
— Ну, не до такой же степени! — рассмеялся рыжий. — Скорее всего, меня следует считать шаманистом.
— Верите в духов?
— В одного! И довольно разговоров, лорд ван Холвен. У вас же во рту пересохло!
И в самом деле, о голоде и жажде Герт как-то забыл, но стоило ему об этом напомнить…
— Вижу, что угадал, — ухмыльнулся Ремт Сюртук. — Давайте вернемся к нашим «ребятишкам», и я угощу вас отличным вином! Идет?
Герт все-таки поел этим вечером мяса и выпил вина, но не один, как предполагал прежде, а в компании супругов де Бройх и Ремта Сюртука. Впрочем, Ремт почти не ел, да и пил на удивление мало. Странный человек, одним словом, но у каждого свои скелеты в шкафу. А с печеным на вертеле ягненком они управились и втроем. Сколько там и было-то того мяса? Костей и то больше!
Однако ели по большей части молча. Разговор не клеился, и за столом витало чувство неловкости.
— Кстати, Карл, — спросила вдруг Маргерит, — что вы делаете в Кхе Кхоре?
— Приехал на Большой маскарад.
Это было очевидно, но нужно же поддерживать разговор!
— Так вы будете на маскараде? — вежливо поинтересовался Зандер. — Вас пригласил король?
— Не думаю, что его величество знает о моем существовании, но одна знакомая дама замолвила за меня словечко. Да, я буду на маскараде, а вы?
— Мы тоже! — улыбнулась Маргерит. — Господин Сюртук достал для нас приглашение!
— Что ж, — Герт встал из-за стола и вежливо поклонился, — увидимся в замке!
На этом и расстались.
2. Королевский замок Кхе Кхор, двенадцатого цветня 1649 года
Фарфоровые маски. Серебряные личины и лица из набивного шелка. Бархатные полумаски и расписные платки, закрывающие лицо до глаз.
«Чужой в стране чужих…»
В парке горели факелы и костры. Было жарко и светло, и всё — предметы и люди — было окрашено в огненные тона: листва деревьев и гравий дорожек, мраморные статуи и прогуливающиеся по аллеям дамы и кавалеры. Блики пламени играли на неживых лицах, отражались в золоте и драгоценностях, в глазах, прячущихся за прорезями масок. Тут и там повара жарили мясо и запекали рыбу, на декорированных цветными тканями столах были расставлены блюда и подносы с закусками, вазы с первыми фруктами и кувшины с вином.
Герт шел среди людей, которых не знал и которым был незнаком. Серебряная маска скрывала лишь верхнюю часть лица, лоб и нос. Рот он оставил открытым, чтобы есть и пить без опасения быть узнанным, хотя от кого прятался и зачем, не знал и сам. Он подошел к одному из буфетов, спросил у слуги бренди, но получил виноградную водку, что тоже неплохо, но не совсем то, чего хотел Герт. Выпил, постоял, переживая прохождение огненной волны, оценил послевкусие, пришедшее после того, как его отпустило, и закусил крохотным пирожком с изюмом и корицей.
— Я узнала тебя, маска! — он не слышал этого голоса раньше, но узнал легкий, почти неуловимый акцент.
— Я видел тебя сегодня в городе, — ответил Герт, оборачиваясь к женщине с великолепно расписанным фарфоровым лицом. — Ты красавица!
— Ты знаешь алвагир? — удивилась маска, и было от чего. Оказывается, Герт непроизвольно заговорил с ней на языке альвов.
— Как видишь, — чуть поклонился Герт. — Как ты меня узнала?
— Ты двигаешься иначе, чем другие, а как ты узнал меня?
— Акцент…
— Акцент? Боги! Я живу здесь уже двадцать лет!
— Очень легкий, — признал Герт.
— А вот твой говор я не различила. Откуда ты? Хотя о чем я спрашиваю? Ты же не альв.
— Я жил с альвами… долго… далеко на востоке.
— В Вейской земле?
— Да, — подтвердил Герт. — Ты одна или с кавалером?
— Я замужем.
— Муж знает?
— Нет, да и незачем… но он стал стареть.
— А ты нет…
— А я нет. Ты же знаешь…
Он знал. Альвы живут дольше, чем люди, и стареют медленно.
— … Придется уйти. Вот дети подрастут, и пойду.
— Куда?
— Не решила пока, но, наверное, в Решт или Ливо, подальше от этих мест.
— Возможно, я буду тогда в Реште или Чеане, — осторожно сказал Герт. — Не знаю пока, как меня будут звать, но ты всегда будешь желанной гостьей. Увидишь меня, узнаешь — приходи! Помогу, чем смогу.
— Знаю, не обманешь, — женщина сделала еще шаг, приблизившись к Герту вплотную, и подняла неживое лицо вверх — Хочешь меня?
Соблазн был велик. Прожив с альвами полжизни, он так и не завел себе женщину из них.
— Только поцелуй!
— Ты решил. Пойдем!
Они легко растворились в тенях и вскоре оказались в полумраке за огромным кустом сирени. Красавица подняла маску, открывая лицо, и Герт поцеловал ее в губы, впервые узнав вкус альвского поцелуя.
«Счастливец!» — подумал он о ее муже и разорвал поцелуй.
— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой! — сказал он, отступая от женщины.
— Ты полон магией, кавалер! — прошептала она через мгновение. — И твой поцелуй, словно кубок крепкого вина. У меня кружится голова. Прощай! — И альва исчезла среди деревьев.
«Надо же!»
Раньше ему никогда не приходило в голову, что альвы могут вот так запросто жить среди людей. Казалось, что между двумя расами воздвиглась непреодолимая стена. И дело даже не в вековой вражде конкурирующих видов. Предполагалось, что иные — древняя кровь Ойкумены — не зря так называются. Они другие. Иные. Отличные от меня и тебя. Оказалось, ошибка. Могут жить среди людей, и живут. И дети общие родятся. Так в чем, спрашивается, отличие? В размерах, красоте, длинном веке?
Герт был рад знакомству. Увидев и опознав альву сегодня днем в городе, он удивился, но, разумеется, у него даже мысли не возникло, подойти, познакомиться, спросить, кто она и откуда. Подумал с сожалением — не судьба, и пошел своей дорогой. Но у Судьбы оказались другие планы. Свела, познакомила, и, знать, не случайно и неспроста. У Герта, вообще, ничего случайного в жизни теперь не происходило, и он снова подумал о шлейфе удачи, что тянется за ним с того самого мгновения, когда болт, нацеленный ему в спину, пролетел мимо…
* * *
Звучала музыка. Много музыки. В разных местах парка и в самом замке играло сразу несколько оркестров. На площадке перед лестницами, поднимающимися к замковому двору, танцевали сарабанду, в двусветном зале дворца — павану.
— Танец, кавалер? — Герт узнал ее и по голосу и по запаху, да и фигуру Бебиа не смогла скрыть.
Роскошное тело в расписных шелках. Есть на что посмотреть, и обнять ее настоящее удовольствие. Но Бебиа не хотела обниматься, она хотела танцевать. Впрочем, сарабанда танец соблазнения и не исключает возможности обнять партнершу.
Герт увлекся. Танцевать оказалось таким же безумием, как любить. Нежность и страсть входили в тело со звуками музыки, растворялись в крови, кружили голову. Шаг, еще один, перехват рук, и свободная рука скользит по бедру женщины. Они сближаются, и он чувствует грудью ее грудь, и жар тел проникает сквозь все слои ткани, сколько бы их ни было, а под ладонью упругий зад…
— Ты собираешься отыметь меня прямо здесь посреди танца?
Нет, разумеется. Не собирается. Это просто безумие.
«Безумие!»
Безумие? Всего лишь искусство соблазна, которым женщина владеет, как музыкант смычком.
— Прекрати! — приказывает он, приходя в ярость, и женщина вдруг уступает. Она отступает и склоняет голову.
— Прости, Карл! Я не должна была этого делать.
