Она повторила это еще два раза, как бы хвастаясь передо мной своими быстрыми грациозными движениями, а может быть, для того, чтобы я заметила ее дубль. В один момент ее движения я действительно увидела ее очертания размытыми, так, словно она была фотографией женщины в натуральную величину, на которой было наложено друг на друга два кадра. Какую-то долю секунды существовало две движущиеся Клары, одна из которых будто чуть-чуть запаздывала.
Я была совсем сбита с толку тем, что увидела, и что, когда я задумалась над этим, могло сойти за оптическую иллюзию, возникшую из-за большой скорости ее движений. Но на уровне телесных ощущений я понимала, что мои глаза видели что-то невообразимое. Мне хватило энергии для того, чтобы не торопиться с выводами о том, как оно должно быть, а допустить возможность существования чего-то еще.
Клара прекратила показ своей искусной акробатики, а затем подошла и стала рядом со мной, даже не запыхавшись. Она объяснила, что этот магический прием дает, возможность телу объединяться со своим двойником, находящимся в сфере не-бытия, вход в которую витает над нашей головой и немного сзади от нее.
— Нагибаясь назад и вытягивая при этом руки, мы создаем мост, — сказала Клара. — И поскольку тело и двойник подобны двум концам радуги, мы можем с помощью намерения соединить их.
— Для выполнения этого приема существует какое-то определенное время? — спросила я.
— Этот прием предназначен для сумерек, — сказала она. — Но для того, чтобы успешно выполнить его, тебе необходимо большое количество энергии, и ты должна быть совершенно спокойна. Сумерки помогают достичь спокойного расположения духа и дают дополнительный прилив энергии. Вот почему конец дня — лучшее время для выполнения этих движений.
— Может, мне попробовать прямо сейчас? — спросила я.
Когда она с недоверием посмотрела на меня, я заверила ее, что в школе занималась гимнастикой и сейчас очень хочу попробовать сделать то же, что и она.
— Вопрос не в том, занималась ли ты гимнастикой в детстве, а в том, насколько спокойна ты сейчас, — ответила Клара.
Я сказала, что спокойнее, чем сейчас, я никогда не бывала. Клара недоверчиво засмеялась и заявила, что не возражает, если я попробую. Она сказала, что будет наблюдать за мной со стороны и следить за тем, чтобы неосторожными движениями я ничего не сломала.
Я уверенно стала на землю, согнула ноги в коленях и начала самый медленный и глубокий прогиб назад, на который только была способна. Но стоило мне перегнуться дальше определенной точки, как я потеряла равновесие и неуклюже свалилась на землю.
— Ты сейчас далеко не спокойна, — заключила Клара дружелюбно, помогая мне подняться на ноги. — Что тебя беспокоит, Тайша?
Вместо того чтобы рассказать ей о том, что было у меня на уме, я спросила, можно ли мне попробовать выполнить это еще раз. Но во второй раз получилось еще хуже, чем в первый. Я поняла, что именно мое психическое и эмоциональное беспокойство не давало мне возможности сохранять равновесие. Я знала, что эгоистические побуждения, как выражалась Клара, были во мне довольно сильны — они поглотили все мое внимание. Я не видела другого выхода, кроме того, чтобы рассказать Кларе все, о чем я думала. Я сказала ей, что больше всего меня беспокоит то, что мои занятия вспоминанием не могут сдвинуться с места.
— В чем причина? — спросила Клара.
Я призналась, что это было связано с моей семьей.
— Теперь я вне всяких сомнений знаю, что они не любят меня, — грустно сказала я. — Я и раньше об этом догадывалась, не без этого, и часто приходила в ярость. Но теперь, когда я просмотрела все свое прошлое, я не могу больше сердиться на них так, как когда-то. Поэтому я не знаю, что делать дальше.
Клара критически посмотрела на меня, отводя голову назад, чтобы видеть меня всю сразу.
— Ты не знаешь, что делать? — спросила она. — Ты сделала свое дело и обнаружила, что они не любят тебя. Прекрасно! Я не вижу, в чем здесь проблема.
Ее бесцеремонные слова расстроили меня. Я ожидала если не сочувствия, то хотя бы понимания и разумного совета.
— Проблема в том, — выразительно сказала я со слезами на глазах, — что я шокирована. Я знаю, что должна заглянуть глубже, чем вижу сейчас, но я не могу этого сделать. Я только сижу и все время думаю, что они меня ненавидели, а я любила их.
— Погоди, погоди. Разве ты сама не говорила мне раньше, что они ненавидели тебя? Я ясно помню, как…
— Да, я действительно говорила это, но тогда я не представляла себе, что могут значить эти слова. Я действительно любила их, и своих братьев тоже. Потом я научилась презирать их, но это было намного позже. Когда я подросла. А когда я была ребенком, мне больше всего хотелось, чтобы они обратили на меня внимание и играли со мной.
— Кажется, я догадываюсь, что ты имеешь в виду, сказала Клара, кивая головой. — Давай сядем и поговорим об этом.
Мы снова сели на бревно.
— Насколько я себе представляю, твои проблемы связаны с тем, что еще ребенком ты дала какое-то обещание. Ты помнишь, что это было за обещание, Тайша? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
— Я не припомню никаких обещаний, — честно ответила я.
Дружеским тоном Клара сказала, что возможно, я не помню его потому, что была очень маленькой, когда его давала, или потому, что это было скорее чувство, чем обещание, сформулированное с помощью многих слов. Клара объяснила, что в раннем возрасте мы часто даем клятвы, а затем оказываемся скованными ими, хотя и не помним уже, что когда-то их дали.
— Эти минутные зароки ограничивают нашу свободу, — сказала Клара. — Иногда мы становимся жертвой чрезмерной преданности или обязательства вечно любить кого-то, которое даем, едва осознавая это.
Она сказала, что в жизни каждого человека существуют мгновения, которых больше всего в раннем детстве, когда мы так сильно хотим чего-то, что непроизвольно сосредоточиваем на этом все свое намерение. Запрограммированное таким образом, оно остается неизменным до тех пор, пока мы не достигаем желаемого. Она развила свою мысль дальше и объяснила, что клятвы, зароки и обещания связывают наше намерение так, что начиная со времени, когда мы их даем, наши действия, чувства и мысли оказываются направленными на осуществление того, что было решено достигнуть, или на выполнение обязательств, которые мы приняли, независимо от того, помним ли мы тот момент, когда взяли их на себя или нет.
Она посоветовала мне во время вспоминания припомнить все обещания, которые я давала в своей жизни, и особенно те из них, которые я дала в спешке, неведении или руководствуясь ошибочными суждениями. Ведь до тех пор, пока человек сознательно не выпутает из них свое намерение, он не сможет свободно выражать его в настоящем.
Я пыталась думать о том, что она мне сказала, но в моем уме царило полное смятение. Внезапно я припомнила одну сцену из своего раннего детства. Мне тогда было, наверное, лет шесть. Я хотела, чтобы мама приласкала меня, но она меня оттолкнула со словами, что я уже не маленькая и что мне лучше было бы убрать в комнате. Но младшего из моих братьев, которому было на четыре года больше, чем мне, и который был любимчиком матери, она всегда обнимала и гладила. Я боялась тогда, что не буду никогда любить и уважать никого из них. И начиная с этого дня, я, повидимому, сдерживала свае обещание и оставалась отчужденной от них.
— Если верно то, что они не любят тебя, — сказала Клара, — то значит такова твоя судьба: вырасти чужой среди родных. Прими ее! Кроме того, какое сейчас может иметь значение то, любили они тебя или нет?
Для меня это имело значение, но я не сказала Кларе об этом.
У меня тоже были проблемы, очень сходные с твоими, — продолжала она.
— Я всегда чувствовала, что у меня нет друзей, что я — толстая, несчастная девочка, но посредством вспоминания я обнаружила, что моя мать специально откармливала меня, начиная с первых дней моей жизни. Она думала, что полная, домашняя девушка никогда не покинет родительский дом, и хотела, чтобы я прислуживала ей всю жизнь.
Я была ошарашена. Это был первый случай, когда Клара рассказала мне что-то о своем прошлом.
— Я отправилась к своему учителю, который, несомненно, был величайшим из всех когда-либо существовавших учителей, и попросила дать мне совет, — продолжала она. — И он сказал: «Клара, я тебе сочувствую, но знай, что ты напрасно теряешь время, потому что тогда было тогда, а теперь есть теперь. Помни, что теперь единственное время, когда ты можешь быть свободна».
Видишь ли, я искренне считала, что мать погубила мою жизнь. Я была полной и не могла перестать есть. Мне понадобилось очень долгое время для того, чтобы понять смысл слов: Тогда было тогда, а теперь есть теперь. Помни, что теперь — единственное время, когда ты можешь быть свободна.