Думать о самом худшем Богомольцу не хотелось. Ну не может же в самом деле ОГПУ завербовать отца, жену, перевербовать Вишневского, связника и еще бог знает кого!
Документов терпеливо ждал и Беседовский. Ему, стоявшему у истоков предприятия, хотелось на нем хотя бы что-то заработать. Он несколько раз писал Богомольцу и спрашивал, нет ли известий из Лондона. Тот извинялся за задержку и просил подождать. В конце концов волноваться стали все причастные к делу: Богомолец, Лаго, Беседовский. Гибсон, вероятно, тоже, но он, используя свои каналы, уже наверняка навел справки в штаб-квартире, а посему просто хотел уйти в тень, представив все как достаточно ординарную для него операцию.
А/243 обратился к своему начальству в Москве с вопросом, действительно ли в портфеле были стенограммы РВС или они были изъяты. Ему не ответили. Все и так было предельно ясно.
Наконец из Лондона пришел ответ, суть которого сводилась к следующему: «сами документы хорошие, но устарели и по этой причине не могут быть использованы в информационных целях». Тем не менее часть из них штаб-квартира пожелала оставить у себя в оригиналах.
Беседовский, потеряв надежду сорвать куш, был согласен и на скромное вознаграждение. Он посчитал, что Богомолец должен заплатить за ознакомление со всеми документами (если нужно, сфотографировать их, но это его дело) и отдельно — более высокую цену за те, что останутся в СИС. Богомолец ответил, что это не тот случай, когда надо торговаться, сказав, что деньги переведет. Мало-штан тоже требовал своей доли, тем более что это ему было обещано. Кроме того, просил переслать ему фотографии жены, которые связник должен был привезти вместе с бумагами. Тут уж Богомолец не удержался от крепких выражений в том смысле, что если бы такое «добро» у него было, то он его сразу же отослал бы по назначению. Ответил же через Беседовского так: «Скажите Малошта-ну, что никаких стенограмм РВС не было, просто он брехун и трепач. Никаких протоколов тоже нет, а есть набор контрольных цифр, а он трепался, что документы нужны ему, чтобы беспроблемно продолжить свое образование».
Со связником тоже все пошло не так, как предполагалось. Тот стал проситься в Париж, где его ждала подруга. Это на самом деле было так, но даже эта житейская деталь вызывала у Богомольца раздражение.
Интересует оппозиция вождю
Связник привез малоприятное письмо от Вишневского. Оно было адресовано Лаго, но по большому счету — Богомольцу. Он стал еще раз медленно его перечитывать:
«Дорогой Борис Федорович!
Пришедшему я передал все, что в свое время получил. Я очень неприятно поражен тем, что Вы тянули с получением у меня этих документов так долго. Согласитесь, что хранить их столько времени более чем рискованно. При такой связи и таких темпах далеко не уедешь. Вы рекомендуете мне писать тайнописью целые послания почтой. Я на это согласиться не могу. Может быть, лучше бросить всю эту затею? Судите сами. То Вы заставляете меня сидеть на вулкане, затем присылаете человека, с которым нельзя ни о чем говорить, и хотите, чтобы я посылал Вам информацию по почте. Для меня совершенно ясно, что цензура рано или поздно ее обнаружит. Подумайте над присылкой Вашего вполне доверенного лица, с которым можно было бы говорить обо всем, или же приезжайте сами.
Последних московских событий не описываю, потому что это уже не ново. Знаете ли Вы, что на Лубянке сидят человек 50? Источником всего дела является Рыков, который явился в ЦКК после того, как у него были Зиновьев и Каменев».
Спустя некоторое время на встрече, в которой принимал участие и Беседовский, Лаго упрекнул Богомольца в том, что он ничего не ответил на письмо Вишневского. Богомолец согласился, что это неправильно. Начал жаловаться, что Вишневский сам работает вяло, мог бы писать гораздо больше. Лаго ответил, что причиной была в значительной мере история с документами наркома, до завершения которой Вишневский не считал возможным писать. Когда же все закончилось, то он написал деловое письмо, а ему даже не ответили. Вести дело только письмами, заметил Лаго, нельзя. Надо периодически посылать ответственных людей, которые давали бы рекомендации, подбадривали. Кроме того, необходимо передать Вишневскому какую-нибудь сумму денег, не будет же он работать задаром, да ведь у него есть и расходы. «Ведь мы с вами, Виктор Васильевич, получаем плату за свой труд».
Со всем этим Богомолец согласился и подтвердил, что заинтересован в дальнейшем сотрудничестве с Вишневским. Богомолец спросил мнение Беседовского. Тот ответил, что Вишневский, судя по всему, умный человек, но, наверное, с ленцой и обладает привычной для русского человека нелюбовью к писанию. Но по своему положению в партии и будучи чуть ли не кандидатом в члены Московского горкома он может стать очень интересным информатором. Особенно важно было бы, если бы он привлек к работе еще кого-нибудь, создав нечто вроде конспиративной ячейки правой оппозиции.
В результате таких разговоров Богомолец решил: Лаго следует написать Вишневскому письмо с оценкой его работы как бы от своего имени, послать ему внутренней почтой деньги, что можно сделать через одну из дипломатических миссий в Москве (Богомолец не хочет в разговоре с Лаго ссылаться на возможности московской резидентуры СИС). При удобном случае надо обсудить шансы создания ячейки правой оппозиции.
Об этой беседе с Богомольцем Лаго сразу же доложил в Центр, сопроводив сообщение пожеланием, чтобы Вишневский откликнулся на настойчивые просьбы и ожидания Богомольца и прислал политическую информацию, например о настроениях партийного «середняка» и молодежи, рассказал о некоторых совещаниях московского партийного актива, других событиях партийной жизни. Эти рекомендации были приняты.
Когда Лаго известил Богомольца о получении от Вишневского короткого послания, что задание им понято и он постарается подобрать материал, тот очень обрадовался. Наконец-то! Он вообще не понимает, как можно быть функционером ВКП(б), вращаться в партийной среде, слушать разные инструктивные лекции — и затрудняться написать об этом. Естественно, использование тайнописи сдерживает, но оно не должно превращаться в непре--одолимое препятствие. Ведь другого пути нет. Может быть, посланные деньги также подтолкнут Вишневского к большему прилежанию. Хотя, судя по всему, это не главное для него. Очевидно, следует нажимать на его самолюбие оппозиционера. Видимо, это самый верный путь повышения его активности. Но такие вещи лучше бы, конечно, решать при личной встрече.
На этот раз Богомолец ожидал информацию от Вишневского с особым нетерпением. Ведь вопрос — продолжать работу с ним или сворачивать — не снят. Наконец Лаго известил, что письмо получено и он направляет его Богомольцу. Лаго уже переписал текст, но, как и требовалось (Богомолец делал это в целях контроля), прислал книгу, на страницах которой была нанесена тайнопись. Все шло как надо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
