раствор.
— Ничего в комнате странного не заметили?
— Нет, а что?
Ладно, не будем долго ходить вокруг да около.
— Рисунок на стене. Откуда он там взялся?
— Какой такой рисунок? — батюшка отставил инструмент, отряхнул руки, и мы вместе прошли внутрь храма.
— Вот, — махнул я рукой на зловещее художество, повествующее о последних минутах жизни Сапожникова.
— Бесовщина какая-то, прости Господи, — пробормотал поп и перекрестился. — Это повар, что ли, накалякан? Колпак, как у повара, и халат имеется.
Было заметно, что он здорово удивлен и совершенно точно никогда этого рисунка не видел. И был бы удивлен вдвое больше, если б знал всё то, что знал по делу я.
— Это врач, — заявил я. — Так вы говорите, что никто сюда не заходил? Из посторонних?
— Из чужих я никого не видел, — очень серьезно ответил тот.
— А из своих? — я смотрел на священника пытливым взглядом, ловя каждую его малейшую реакцию, вглядываясь в блеск лукавых глаз.
— Да мало ли кто мог сюда проникнуть? Тут запоров нет.
— А как мне найти ваших прихожан? Много ли к вам народу наведывается?
— Да, почитай, сотни две постоянных, остальные — как придется.
— Есть список или что-то подобное? Ничего такого не ведете? Может, журнал какой? — спросил я, уже понимая, что ничего такого тут нет и быть не может.
— Да бог с вами, это же не контора какая-нибудь, где тетрадь посетителей ведется, а храм божий, — поморщился батюшка.
— Ну тогда сами их фамилии мне назовите. Сможете? А я запишу.
— Я их только по именам знаю. Вот что. Приходите-ка лучше на воскресную службу. Сами с ними и поговорите. Только не пугайте народ. Дайте им сначала помолиться, свечки поставить, а потом, на выходе, и опрашивайте.
Я подошел к батюшке и дернул его за бороду.
Тот ойкнул, и на миг забыв про свой статус, ругнулся:
— Ты что творишь, ирод?
— Простите, у вас глина к бороде прилипла, — соврал я.
Священник недоуменно погладил черные космы:
— Ничего там нет.
— До свидания, отец Арсений, только рисунок не стирайте. Это вещественное доказательство. Отправлю криминалиста, он сфотографирует.
Я пошел к машине, размышляя о случившемся. Борода у попа настоящая. Хоть и отличается немного от волос. Те с проседью, а она иссиня черная, как воронье крыло. Может, на голове парик? Ладно, в следующий раз его ещё и за волосы подергаю. Надо бы пробить этого попика. Откуда он вообще здесь взялся? Говорит, что местный. Посмотрим, что за фрукт.
* * *
— Холодильщик всё-таки явно с нами играет, — задумчиво проговорила Света, рассматривая фотоснимки с новым рисунком из кельи, которые экстренно напечатал местный эксперт-криминалист.
— Такое ощущение, что он знал, что я пойду осматривать убежище Сапожникова повторно, — кивнул я. — И специально оставил нам послание.
Горохов осмотрел всех озабоченным взглядом, прищурившись от табачного едкого дыма, который лизнул его лицо:
— Думайте, товарищи, думайте. Откуда он мог про это знать? Такое ощущение, что это кто-то из своих.
Мы озадаченно переглянулись, даже немного обидно стало, что Горохов готов подозревать наш сплоченный коллектив.
Но он быстро поправился.
— Да я не про вас, а про местную милицию. Ну, или прокуратуру.
— А я вам сразу сказал, — кинул свои пять копеек Федя, — что Огурцов на маньяка похож. Ходит такой, всегда улыбается, а глазки холодные. Будто высматривает чего-то.
— Дался тебе этот Огурцов, — нахмурился Горохов. — Иван Петрович, конечно, себе на уме, но по параметрам своих габаритов никак нам не подходит. Как пояснила медичка, в больницу наведывался врач стандартной комплекции, без живота, щек и прочих излишков. А Огурцов напоминает колобка. Ноги короткие, такого ни с кем не спутаешь.
— Так он, может, живот втянул и под брюками ходули спрятал, — упорствовал Погодин.
— Какие ходули? — вскинул бровь следователь.
— Ну я в кино видел, как подростки во взрослых переодевались и на ходулях ходили.
— Федя, — цокнул языком Никита Егорович, — скажи еще, что Огурцов инопланетянин и может внешность менять, как Весельчак У.
— А вы тоже это кино смотрели? — обрадовался Погодин.
— Его все смотрели, а ты чушь несешь, — отрезал Горохов, но, на секунду задумавшись, повернулся ко мне и добавил. — Ладно, Андрей Григорьевич, проверь по-тихому Огурцова. Кем раньше был, круг общения, чем в свободное время занимается. Женат он или нет.
Я кивнул, а про себя подумал, что вряд ли это наш контингент, ведь Огурцов, как любой нормальный мужик, постоянно пялится на Светины коленки и пасет свой бесстыжий взгляд в вырезе ее блузки. Сразу видно — не извращенец. Хотя... Возможно, Холодильщик тоже не извращенец. Следов сексуального насилия на трупах не обнаружено, а Сапожников со своими пристрастиями тут может быть и ни при чем. Но почему тогда он убивает именно детей схожего возраста — и только мальчиков? Вот вопрос. Если разгадать эту загадку, тогда мотив станет ясен, и мы хотя бы сможем составить его примерный психологический портрет. А пока все наши поползновения напоминают потуги Сизифа. нам это не подходит — у нас бесконечности в запасе нет.
— Что с неопознанным трупом? — спросил Горохов.
— Пальцы я ему откатал, — ответил Катков, — дактоформулу составил, разослал запросы в информационные центры в область и в Москву. Ждем результата. Но вряд ли стоит надеяться, что они выстрелят. Если бы он ранее судимым был, тогда другое дело, а так — мальчишка ведь.
— Мы все возможности должны использовать, — кивнул следователь.
— А если нам его портрет по городу развесить? — предложил я. — Попросить помощь общественности в опознании.
— Ты что, Андрей Григорьевич? — Горохов аж руками замахал, противясь такой идее. — Как ты себе это представляешь? По всему советскому городу фотокарточку трупа ребенка на столбах клеить. Да нас за такие художества и с работы попереть могут.
— Сделаем его как бы живым, — настаивал я. — Пусть художник его портрет нарисует. Приукрасит чуть-чуть, будто он при жизни запечатлен. Мы портрет переснимем, размножим и распространим. А внизу текст, мол, если кому-то что-то известно о личности данного подростка, просьба сообщить в милицию. И наш телефон напишем. А то, что он мёртвый — об этом ни слова не будет. Никто же не
