Прибывший из продолжительного речного похода сотник обнялся с енисейским воеводой Василием Аргамаковым и тут же потащил его на разговор в избу, дав команду казакам разгружать лодки, набитые собранным ясаком. Разговор получился долгим, сначала Василий недоверчиво щурил глаза и усмехался, но потом раскраснелся, вскочил с лавки и стал мерять ногами жарко натопленную горницу.
— А не врёшь?! Откель им взяться? Новгородцы… не может того быть! Никогда не слыхивал.
— А ну сиди тут, сейчас я покажу тебе пищаль новгородскую! — Бекетов выскочил из избы и направился к себе, чертыхаясь и ругая себя, что не взял пищаль сразу. — На, гляди, воевода! Хорошенько гляди! — крикнул Бекетов, входя в горницу.
С некоторым трудом раскрыв «молнию» чехла, сотник извлёк на свет предмет вожделений многих советских любителей охоты — однозарядный модифицированный «иж». Бекетов передал ружьё атаману, а сам высыпал на стол горсть патронов к нему.
— Гляди, а это бой к ручнице, дробь.
Аргамаков вертел в руках диковинку, цокал языком от удовольствия.
— А продай, Пётр Иванович! Золота по весу дам!
— Сдурел, Василий! Не надобно за такую вещь золота, дай-ка пищаль сюда, а то мало ли чего.
Бекетов сцапал ружьё и стал убирать в чехол, как вдруг Аргамаков заметил медную начищенную табличку на прикладе.
— Ну-ка, погодь прятать, давай гляну, что на меди писано.
— На, гляди, я читать пробовал, буквицы вроде знакомые, но не те, что при церквах учат.
Аргамаков впился глазами в табличку. С горем пополам угадали лишь несколько букв, но для казаков полное содержание этой надписи было абсолютной китайской грамотой. А на табличке красовалась незамысловатая надпись:
«Капитану Смирнову А. В. от командира 103-й гвардейской Краснознамённой ордена Кутузова II степени воздушно-десантной дивизии Рябченко И. Ф. Кабул, 1985».
В тот же вечер Бекетов с Аргамаковым писали очередное письмо в Москву, ко двору московского государя Михаила Романова. Письмо ушло на следующий день вместе с караваном служилых людей и стрельцов, охранявших собранные казаками Енисейского острога шкурки.
«Великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии из Сибири из Енисейского острогу пишет тебе сын боярской Петрушка Бекетов.
Служу я, холоп твой, тебе, праведному государю, в Сибири всякие твои государевы службы зимние и летние, конные и струговые, и нартные 16 лет, и своей службишкой и раденьем многую тебе, праведному государю, прибыль учинил.
В прошлом, государь, во 136 году посылан был я, холоп твой, а со мною служивые немногие люди, по Верхней Тунгуске-реке на Уду-реку к тунгусам, что те тунгусы тебе, праведному государю, были непослушны, твоего, государева, ясаку не давали и служилых и промышленных людей побивали. Да я ж, холоп твой, послан на твою, государеву, службу для твоего, государева, ясачного збору на годовую, под братцкой порог. И я, холоп твой, на твоей, государевой, годовой службе тебе, государю, служил, ходил и с братцкого порогу по Тунгуске вверх и по Оке-реке, и по Ангаре-реке, и до усть Уды-реки, и твой, государев, ясак з братцких княжцей и улусных людей взял вновь, и братцких людей под твою, государеву, высокую руку подвел. И по се число те братцкие люди твой, государев, ясак дают в Енисейской острог.
А преж, государь, меня в тех местех никакой руской человек не бывал. Однакож на Ангаре-реке, при впадении в неё Белой реки, узрел я людей руских, числом небольшим, но боевитым и мастеровым безмерно. Побили они безо всякого своего убытку тунгусов без меры да забрали себе улусников братцкого князишки. Сами они сказывают, что-де потомки они беглых новгородцев. А государство их далеко стоит за морем на большой земле, однакож богатства в той земле нет, ясак збирать нечем и земля не родит хлеба. Так они в земельке Сибирской промышляют, а главным у них мастеровой боярин именем Вячеслав Соколов да полковник Ондрей Смирнов.
Дюже опасные сеи люди для наших промыслов, однако сами недоброго они пока не замышляют, да нам, холопам твоим, государь, помогают в бедствиях наших. А что делать с ними далее, то не ведаю, подскажи нам, холопам твоим, что затевать, великий государь.
Петрушка Бекетов да Василько Аргамаков с Енисейского острогу».Посёлок Белореченский. Начало ноября
Тунгус Алгурчи неожиданно исчез из Белореченского посёлка вместе с сыном-подростком, хватились его лишь на второй день после того, как он вышел рыбачить на Ангаре. А так как он часто выходил на рыбалку вместе с сыном, то его очередному утреннему лову не придали значения. Дозорный с башни лишь отметил, что у него был в лодке кожаный мешок, как теперь стало ясно — с припасами.
— Ну я так и крикнул ему, что, мол, наживки сегодня взял побольше? А он только улыбнулся и закивал, — оправдывался часовой.
— Ладно, смотрим по реке и берега. С реки не уходить, внимательно, ребята.
Сазонов отправил две поисковые группы пошарить по реке вверх и вниз по течению, заодно закинув Коломейцеву в зимовье батарею для рации. Но, несмотря на двухдневные поиски, никаких следов найдено не было, тунгусы в посёлке молчали, на вопросы отвечали однообразно — мол, не знаем, не видели. А на шестой день с зимовья пришёл сигнал, что на Ангаре морпехи заметили четыре лодки, шедшие по направлению к посёлку.
Высланный наряд сержанта Саляева опознал в головной лодке пропавшего советника старого вождя Тутумэ вместе с сыном. Теперь этот увечный тунгус вёл небольшой отряд чужих туземцев в посёлок. Саляев, прибыв на моторке в посёлок, навёл шороху — своих туземцев согнали в бараки, на башни выставили дозоры. Люди, проверив оружие, ждали прибытия лодок. Наконец лодки подошли к причалу.
— Алгурчи! Заходи один с сыном, другие пусть сидят в лодках! — Саляев кричал с башни на правом берегу реки.
Тунгус кивнул, что-то негромко сказал своим друзьям, и они вдвоём вышли к воротам, створки которых тут же оттащили, открыв проход в посёлок. Там его ждали Соколов с Сазоновым.
— Ну, рассказывай, Алгурчи, что случилось с тобой?
Тот замялся, косясь на сына: Алгурчи, хоть и понимал по-русски, разговаривать не мог совершенно. А вот его сын, напротив, говорил уже очень хорошо, лучше всех тунгусов в посёлке. Бойкий и любознательный паренёк, он был любимцем поселковых, везде совал свой курносый нос, даже помогал строителям — с удивительно гордым и важным видом подавал инструменты. А в устроенной Вячеславом импровизированной школе для поселковых тунгусов уже даже пробовал читать и писать.
— Ну, Акира, говори ты, кого твой отец привёл? — спросил Сазонов у Окирэ, или, как его звали поселковые, Акиры, иногда добавляя Куросава.
— Это Хатысма, брат Тутумэ, нашего старого вождя. Там он, его жёны и родня — он тоже хочет жить с вами, не давать ясак и женщин бурятам.
— Так. Алексей, ну чего нам делать? Отойдём-ка. — Вячеслав увлёк майора в сторонку.
— А чего? Нам не нужны они. Их тогда больше нас станет, а это опасно!
— Верно думаешь. М-да, что-то слишком быстро второй кыштым нарисовался.
— Можно подумать, как их сплавить к Смирнову, — тихо добавил Алексей.
— Правильно, мы хотели второй кыштым отбить — вот и отбили, — хмыкнул инженер.
— Вячеслав, пускай Смирнов селит их около своего посёлка, кочевьем. Рядом с посёлком пускай службу несут, наши вон неплохо вроде справляются. Правда, за ними глаз да глаз нужен.
— Ладно, давай с этим братом поговорим. Потом к Смирнову отправим моторку, если всё нормально будет.
Всё решилось довольно быстро: Хатысма был вовсе не прочь стать кыштымом полковника, лишь бы не платить бурятскому князьку наложенный на него суровый ясак и оказывать прочие прелести жёсткому хозяину. На вопрос Сазонова, а не заявится ли этот князёк, Немес, сюда, чтобы потребовать назад своего вассала, Хатысма со смехом сообщил, что тот боится казаков и никогда не сможет прийти и требовать что-либо.
— Казак сильный, а Немес слабый! — веселился маленький ростом и совершенно седой Хатысма.
— Ладно, посмотрим, как Смирнов отреагирует на предложение заиметь вассала.
А Смирнов отреагировал вскоре и очень даже положительно, как и предполагал Вячеслав. Полковник предложил Хатысме защиту и покровительство в обмен на мясо, выделанные шкуры и золото. Тот согласился, ударили по рукам. Хатысма, оставив с собой жён и взрослых сыновей, которые ставили ему чум в перелеске неподалёку от частокола Новоземельского посёлка, остальных отправил за своим кочевьем.
Глава 7
Посёлок Новоземельский Конец ноября
В Прибайкалье ожидаемо пришла зима, ночью уже здорово морозило, покрывая лужи льдом, сковывая землю до цементной твёрдости. Зимнего обмундирования на всех не хватало, поэтому что-то носили по очереди, а где-то выручала меховая одежда тунгусов, которые регулярно приносили её в посёлок. А этим утром зима окончательно вступила в свои права — выпал снег, лёгший за ночь ослепительно-белым ковром. От снега и яркого солнца с непривычки слезились глаза, так что некоторых счастливых обладателей солнцезащитных очков затерроризировали желающие их поносить. Поселковые, ходившие в становище тунгусов, играли с веселящимися в снегу детьми, которые, звонко смеясь, норовили засветить этим гогочащим бородатым дядькам снежком по шапке. Даже профессор Радек присоединился к всеобщему веселью, полностью извалявшись в снегу, и, лишь взмокнув с непривычки, заковылял в избу сушить одежду.
