без чадры и вовсе не разрешал...
Когда Али вдруг свернул с главной дороги, Кара-хан, хорошо знавший Пешавар, удивленно посмотрел на него.
— Я хочу показать тебе твоих соотечественников, генерал.
Машина долго петляла среди наскоро слепленных из самана, сделанных из деревянного и железного хлама лачуг, шатров и палаток. Плохо одетые угрюмые мужчины всех возрастов неприкаянно слонялись между жилищ, иногда собирались в кучки — там, видимо, шла игра в нарды. Медленно брели женщины в темных паранджах, голые черные дети играли в пыли камешками и костями.
— Иные из них были богатыми людьми до Апреля, — заметил Али. — Другие — просто зажиточными до Амина. Третьи... третьи не имели ничего, их уговорили или заставили бежать от безбожников и кафиров.
— Они знают, что Амина нет? — настороженно спросил Кара-хан.
— Такую весть в кармане не спрячешь, генерал. Но они знают, что Кармаль хуже Амина. Разве это не так?
— Вот где армия!
Али покосился в зеркальце на сидящего сзади одноглазого телохранителя. Что за манера у этих горских князьков непременно таскать за собой охранников с бандитскими рожами!
— Говори, Али, он — моя тень, а тень без хозяина не живет. Ему полезно слышать то, что слышит хозяин, он может иногда меня в чем-то подменять.
— Ты прав, генерал, армия здесь уже создается. Но разве твоя хуже?
— У меня, дорогой Али, нет пока и батальона под ружьем.
Только в приземистом здании, затененном акацией, фисташкой и гранатами, Али, проведя гостя в свой кабинет, спросил:
— Мы знаем, что восстания не получилось, но неужели у тебя дела действительно так плохи, генерал?
— Я оставил с Ахматиаром полсотни воинов.
— А слухи о ваших победах над войсками Кармаля? Западные газеты пишут, что в афганских горах идет большая война, что повстанцы держат в осаде города и уже хозяйничают на их улицах, что русские ввели в действие авиацию, тяжелую артиллерию и танки, что они применяют газы, напалмом и «катюшами» выжигают целые провинции. — Он кивнул на стопку газет.
Кара-хан поморщился. Пока он не видел ни одного русского танка и «катюши», но промолчал. Газетчиков Кара-хан боялся больше тяжелой артиллерии и напалма. При Дауде ему, молодому правительственному чиновнику, случилось сказать несколько слов назойливому репортеру английской газеты об отношениях центрального правительства и вождей горских племен. То, что он потом прочел, привело его в ужас. На письменный протест редактор ответил невнятным бормотанием, Кара-хан вынужден был послать объяснительную записку министру. Если его не посадили тогда в тюрьму, то лишь потому, что и министр знал, на что способна пресса, но политическую карьеру Кара-хану пришлось прервать.
— Разве у вас среди населения и вождей племен мало сочувствующих, чтобы пополнять отряды? — спрашивал Али.
— «Пополнять»... «Сочувствующих»!.. Мы загоняем в наши отряды силой или покупаем воинов за деньги — даже иных бывших помещиков. Фанатиков не так уж много. Помоги, аллах, чтобы к моему возвращению Ахматиар сумел хотя бы восполнить потери!
— А если население увидит вашу силу? Если мы подчиним вам большой отряд и вы проведете его в провинцию? Поймите, генерал, войну в Афганистане свертывать нельзя. Мы должны показать, что население восстало против интервентов. Пусть Кармаль поставит под ружье всю страну — боевые операции мы все-таки будем продолжать. Политики, дипломаты, пресса повели против Советов целое наступление. Американский президент призвал бойкотировать Олимпиаду в Москве и затевает свою. Наше общее наступление будет тем успешнее, чем чаще вы будете стрелять, а ваши пули — попадать в цель. Мы выставим русских агрессорами перед всем миром. Когда они уйдут, с Кармалем мы справимся, если даже придется приклеивать черные бороды наемникам и техасским парашютистам.
— Но русские обещают уйти, когда в горах станет спокойно. Не лучше ли нам до поры свернуть военные действия?
— Ни в коем случае! По ту сторону границы ты, дорогой генерал, наслушался их радио, начитался их газет. Но верьте: русские никогда сами не уйдут, их надо заставить уйти. Именно сейчас к нам потоком хлынули деньги и оружие. А есть деньги — будут и солдаты, которые очистят афганскую землю от коммунистических безбожников. Вы получите все — вплоть до легких безоткатных орудий и ручных зенитных комплексов. Стреляйте, взрывайте, жгите — лишь бы побольше шуму и трупов. Остальное — не ваша забота.
Кара-хан уже понимал, что его, как и других басмаческих главарей, используют в большой политической игре, но еще лучше понимал он, что без закордонных покровителей «защитники» ислама ничего не стоят.
Его надежда остаться в Пешаваре при штабе «повстанческого» движения рассеялась уже на следующий день. Здесь «вождей» вполне хватало, они нужны были там, в горах, под огнем афганской армии. В специальном лагере, где афганские эмигранты и иностранные наемники под руководством западных и пакистанских инструкторов обучались тактике горной войны, Кара-хану подчинили триста хорошо вооруженных душманов, которых ему предстояло вскоре повести через границу. А через неделю Али с кислым лицом принес радиограмму Ахматиара. Вождь племени с Красных гор принял от посланцев Кара-хана только патроны и выпроводил их, заявив, что с неверными суннитскими собаками никакого союза не желает, что он сам защищает свои права и земли от любого вторжения, а Кара-хан пусть защищает свои и в чужие дела не сует носа.
— Не завидую Кармалю и его партии, — криво усмехнулся Али. — Они собрались строить тоталитарное государство в стране, где в каждом ущелье найдешь племя со своим корольком. Социализм в эпоху алой и белой розы!
— А нам ты завидуешь, господин «коммерсант»? — раздраженно спросил Кара-хан.
— Вам — это и себе, дорогой генерал, мы теперь надолго одной веревочкой повязаны. И наше дело — заставить всех этих бородатых горских сеньоров стрелять в одну сторону.
— В той стороне тоже об этом думают. Но ставка там не на сеньоров, а на их подданных. Там тоже умеют убеждать — будьте уверены, — что между рабами Кара-хана и, скажем, рабами этого тупого шиитского пса с Красных гор больше общего, чем между рабами и их господами.
— Вот и надо поторопиться, чтобы слушали нас, а не агитаторов Кармаля. Через два месяца отряд должен выступить.
IV
Где бы ни находились и что бы ни делали войска, боевая подготовка не отменяется.
С тех пор как звено было придано сухопутной части, вся ответственность за учебу летчиков легла на Лопатина. Однажды вертолетчики отрабатывали огневой удар по малозаметной цели. Занятый звеном, Лопатин меньше всего тревожился о
