Рейтинговые книги
Читем онлайн Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова) - Самуил Лурье

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 65

Исключите ресторан, добавьте наш местный Пен-клуб и общество (вроде приличных людей) под названием "Дом Державина" - получите собрание основателей Державинской премии. Тысяча долларов и большая медаль - в данном конкретном случае за многолетнее служение одической традиции.

Лауреат сказал речь - как я понял, о просодии державинской и своей - и прочитал стихи. Потом состоялся небольшой концерт - и под конец было налито всем и каждому по полстакана молдавского сухого вина.

Бедный, скучноватый, но очень опрятный получился праздник. Почти совсем без пошлости. Счастье, что не осуществилась первая, черновая мысль устроителей: разыграть сцену знаменитого лицейского экзамена - чтобы какой-нибудь ряженый, как бы в гроб сходя, благословил, кого жюри назначит.

Обошлось. Были только сад, ветер, солнце, музыка, стихи.

Кстати, о стихах. Как это удивительно у Державина - когда из трудной стукотни деревянных шестерен вдруг взлетает музыка:

Вседневно муки умножая,

Всечасно прелестьми маня,

Не льсти напрасно, дорогая,

Своей любовию меня...

В 1776 году сочинено!

Письмо XIX

6 сентября 1995

"... И почему же тогда - если я не способен - мой путь был к величию? Не к литературе вообще, а именно к величию? Ведь это не был еще один хороший писатель, медленно дозревающий на солнце как баклажан, как все эти Бунины, Куприны, Брюсовы и даже Блоки, а явно и очевидно (и даже страшно) пришел Некто... И все ахнули: "Вот он, пришел!" - и многие перекрестились от страху. Это потом они говорили следом за Толстым: "Он пугает, а нам не страшно!" - потом, когда я изменил себе... Ведь только уксус и желчь у меня настоящие, а вместо сахару - патока. Сладко, но противно. И что такое: желчь с патокой?"

Да, вы угадали - хотя бы по шутке Л. Н. Толстого: это Леонид Андреев, сорока семи лет, за год до смерти, составляет сводный баланс.

Он, как известно, покинул советскую Россию чуть ли не первый, но ушел совсем недалеко - ежедневно часами разглядывал Кронштадт в бинокль - и очень скоро умер - уже полузабытый. Потом его еще запретили в отчизне - на всякий случай. Теперь "Художественная литература" с похвальной аккуратностью заканчивает собрание его сочинений (предыдущее вышло в 1913-м), а издательство "Atheneum - Феникс" выпустило удивительную книгу "S. О. S." последние дневники Андреева, последние письма, последние статьи - мрачные мысли на Черной речке. Прощайте, прощайте, в XXI веке никто не вспомнит - и, быть может, зря.

Мастер фразы: почти каждая - да просто каждая - с восхитительной легкостью исполненный голосовой трюк. Плюс яркое воображение, плюс бесконечная наивность: дорожил красивыми словами, как романтический гимназист, - а с натуры даже рисовать не любил. Собственно говоря, это Треплев из чеховской "Чайки": писатель, не умеющий ввести читателя в обман. Ничего кроме правды - а глаза колет выдумка; пугает - не страшно...

Читателю не страшно потому, что автор не умеет скрыть свой ужас.

Леонид Андреев ни на минуту не мог забыть, что Судьба, Толпа, Сила, Злоба, Похоть, Смерть со всех сторон обступили нашу крохотную сцену и, толкая друг друга, вылавливают грязными крючьями трепещущие фигурки, уносят в мучительную тьму, не давая оглянуться на любовь и культуру.

Он чувствовал: над нашими головами - доисторический лес, и невозможно даже вообразить, чего нельзя сделать с человеком, чего нельзя отнять.

Мировая война и особенно революция полностью подтвердили его правоту: Россия необыкновенно похожа на жизнь как таковую, без иллюзий. Но он не обрадовался: у него-то как раз были иллюзии. Он не верил в окончательную победу демонов большинства, а верил в историю, в географию - не исключено, что и в Бога, - и вообще - будто время бездонней, чем глупость.

"В истории "великая русская революция" займет исключительное место как небывалый дотоле момент, когда частью мира правил, как самодержец, коллективный Дурак..."

Еще и другая метафора неотвязно преследовала его: будто бы в цивилизацию вторглись полчища четвероногих. Бинокль был сильный - при ясной погоде последствия виднелись отчетливо - и болела голова.

"Будь я воистину свободен и смел духом, будь я способен к истинному подвигу и решительному разрыву с принятой и освященной ложью, я отрекся бы от русского народа. Поднял бы крест и пошел в пустыню, без родины, без своего народа, без пристанища. Горе мое, что только русским языком я владею, и нельзя мне безвестно затеряться, утонуть в океане человечества..."

Затерялся, затонул, мечта сбылась. Один-единственный человек всю жизнь верил неколебимо, что Леонид Андреев был гений.

"Дорогой сын мой Леонид Великий писатель Вот уже менула 20. лет стого счасливого дня когда мы все радовались твоему таланту Но я не образования мать Радовалась еще раньше когда ты написал и в Орле была напечатано твой рассказ... Я больше обрадовалась не славе твоей и деньгам в последстви Поняла что значит быть писателем поделящимся с людьми своими скорбими и радостями Все люблю что ты написал тебя же самого нет придела моей любви Дай Бог тебя на многие лета быть тем чем ты есть..."

Но он-то знал, что все кончено.

Письмо XX

30 сентября 1995

Запись в "Дневнике" покойного Юрия Нагибина - майская, 1969 года - о поездке в подмосковный поселок:

"Что за люди! Что за лица! Что за быт! Все пьяны, хоть день лишь предпраздничный: и старики, и женщины, и дети... А потом мне вспало на ум другое: а ведь кругом довольные люди. Они не обременены работой, у них два выходных в неделю, куча всяких праздников, не считая отпусков и бюллетеней, водки всегда навалом, хлеба и картошки хватает... Они ходят выбирать, могут послать жалобу в газету и донос куда следует - прав хоть отбавляй. Они счастливы. Им совершенно не нужны ни Мандельштам, ни Марина Цветаева. Все, на самом деле, творится по их воле. Как ни странно, эта мысль меня успокоила. Ужасен произвол, а тут все происходит по воле большинства, причем большинства подавляющего, так что виновных нет...".

Странное и неприятное чтение - этот дневник; зачем рвался Нагибин его напечатать - отчасти загадка, и вообще последние его литературные поступки хотя бы роман о роковой страсти к теще - как-то зловеще символичны. Не знаю, как литература, но история советской интеллигенции не должна их забыть.

Вышеприведенная запись поразительна - и не только оттого, что почти весь этот текст - но с интонацией злобно-мечтательной - как попрекают супостата украденным блаженством - без конца повторяется в троллейбусах, обычно на передних сиденьях. Поразительно, что автор сценария кинофильма "Председатель" так давно дошел до мыслей, которых боялись отпетые, отъявленные диссиденты.

Те во всем винили Власть и сострадали обманутому ею Народу - и надеялись, даже, пожалуй, верили, что узнав Правду... - и т. д.

Правда их, как известно, заключалась в том, что Власть на каждом шагу предает свои собственные лозунги.

А что население в курсе дела (нелицемерный социализм реален лишь в ГУЛАГе), но ненавидит не начальников, а отщепенцев, пытающихся, видите ли, жить не по лжи, - таких циничных мыслей тогдашние смутьяны и скептики себе не позволяли. Настоящие советские были люди; как никто, кроме них: Конституцию, и ту читали всерьез; теперь на всю страну один такой остался и конечно, опять объявлен врагом народа.

Ну так вот, а писатель Нагибин не отсиживался, как некоторые, в лагерях и тюрьмах - неустанно изучал жизнь, много путешествовал. И теперь мы можем оценить тонкость его наблюдений над представителями новой исторической общности:

"Неподалеку от Торжка застучал расплавившийся подшипник... Обратно ехали на буксире шесть томительных часов. А до этого успели познакомиться с той пьяной, циничной, грязной и смердящей сволочью, что является главным судьей и ценителем искусства, литературы, кино, всех моральных и нравственных ценностей, ибо называется гегемоном. Им все до лампочки, ничего не нужно, даже денег, если сумма выходит за пределы того, что можно немедленно пропить... Охотнее всего они продадут какую-нибудь краденую деталь - за литр, полтора максимум. Больше литра зараз не выжрешь, а домой нести - жена отберет..."

Тут необходимо заметить, что свои собственные загулы и запои автор изображает мягче и проникновенней.

Но и то сказать - это ведь 1969 год - действительно страшный, когда не осталось никаких надежд, и мало-мальски порядочному человеку нельзя было не презирать себя и свою страну: как дружно и весело мы помогли братьям чехам и словакам избавиться от иллюзий насчет социализма без вранья!

Все было, почти как теперь, - но казалось, что это мы, интеллигенты так называемые, - мы - соучастники преступно глупых начальников, - а Народ не виноват, поскольку не ведает, что творит; мол, Народ и Партия на самом деле не едины. Когда-нибудь Народ все узнает и Партии не простит...

И братьям-афганцам Народ помог помимо воли, как бы во сне. А вот братьям-чеченцам... тут призадумаешься. Вдруг Народу все-таки важней, что дают, чем кого убивают? Может ли это быть?

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 65
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова) - Самуил Лурье бесплатно.
Похожие на Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова) - Самуил Лурье книги

Оставить комментарий