Какое-то время товарищи молчали, уделив все внимание пище.
— Сейчас бы пива, — сказал Глеб и вспомнил, что может исполнить это пожелание. Тут же вспомнилось о книге, о сверкающем копье, сеющем искры, и о том, как стали понятны руны, выписываемые жезлом некромансерши Димии.
Очевидно, Ирту тоже пришли в голову подобные мысли. И он сказал:
— А копье твое, кажется, непростое. На магический посох похоже.
Глеб пожал плечами:
— Подозреваю, это работа мага, которого мы встретили, когда плот рубили. Помнишь? Как его?..
— Белиал, — подсказал Ирт.
— Да. Белиал… Когда он со мной прощался, то щелкнул по древку. И копье завибрировало. Я тогда еще подумал, что неспроста это.
— Он сильный маг, если может так менять вещи, — сказал Ирт.
— Надо думать, — согласился Глеб…
Стемнело. Монотонно шумела вода: шелестел дождь, шлепали волны, звенели о дно перевернутой кружки просочившиеся сквозь лапник капли. Впереди была длинная скучная ночь, и Глеб подумал о том, что он единственный здесь, кто не может уснуть по собственному желанию.
— Далеко ли нам еще плыть? — вопрос был риторический, Глеб не рассчитывал на ответ.
— Не очень, — ответил Горр. — В нашу деревню раньше часто приезжали рыбные обозы с побережья. Насколько я помню, на дорогу они тратили два дня.
— А ты случайно ничего не знаешь про Остров Туманов? — спросил у паренька Глеб.
— Слышал, что есть такой. Кажется, только на нем осталась рыбацкая деревня.
— А что с остальными?
— Остальных больше нет. Теперь все побережье голое и мертвое.
— Почему?
— Сначала была большая волна. Она смыла те дома, что стояли на самом берегу, разбила все лодки и причалы, унесла сети. Потом из воды вышли чудища. Они убили всех, кто не успел спрятаться, а потом сдохли и превратились в ядовитую слизь. Люди больше не могли там жить…
— Ты видел это сам?
— Нет. Но я слышал, о чем говорят люди. Я видел рыбаков, оставивших родные места, бредущих через нашу деревню… Там больше никого нет. Только на Острове Туманов еще кто-то живет. Их не задела волна. И чудища обошли их стороной. Так я слышал…
3
Ночь Глеб провел под дождем, возле едва теплящегося костра.
Вокруг кипела непроглядная мгла, и неясно было, движется сейчас плот или же, попав на отмель, запутавшись в космах водорослей, давно остановился. О том, где находятся берега, можно было лишь догадываться. Мир сжался до ничтожных размеров, центром его стало светлое пятно костра, а единственными обитателями — глядящий в огонь Глеб и спящие в шалаше Ирт и Горр. Главенствующей стихией в этом крохотном мире была вода — даже время здесь отмерялось плеском волн…
Глядя на рдеющие угли, Глеб рассеяно думал о разных мелочах: о мести и предназначении, о могуществе и человеческих слабостях, о душе и смерти, о разуме и его имитации.
Почему-то вспоминался эпизод из детства: он, шестилетний, разговаривает с рыжим медвежонком. Медвежонок понимает, когда к нему обращаются, и отвечает что-то рыкающим баритоном.
Говорящая кукла… Тогда Глеб не знал и половины слов, что были заложены в память медведя…
Много чего вспоминалось…
Много разного лезло в голову…
Иногда Глеб вставал, брал в руки шест и пытался нащупать дно. Шест уходил в бездну, и это было так жутко.
До дрожи…
Медленно тянулось время.
Дождь не прекращался.
Ночи не было видно конца…
4
Зябкое утро разбудило спящих; мозглый туман забрался под кусок мешковины, служащий им одеялом.
— Холодно, — пробормотал Горр, стуча зубами.
— Надо вставать, — сказал Ирт и не пошевелился.
— Проснулись? — крикнул Глеб, услышав голоса в шалаше. — А я уж хотел вас будить.
— Что-то случилось, Богоборец? — спросил Ирт.
— А вы разве не чувствуете?
— Холодно и сыро.
— Нет, не то. Запах, чувствуете? И шум…
Глухой рокот, словно отзвуки далекого боя тысяч барабанов. Шипение, будто сотни шагающих ног ворошат опавшую листву.
— А что это? — спросил Горр, задержав дыхание и прислушиваясь к незнакомым тревожащим звукам.
— Море, — ответил Ирт, приподнявшись на локте.
— Да, — подтвердил Глеб. — Море. И ни черта, ни зги, ну абсолютно ничего не видно.
5
Плот, угрожающе поскрипывая, раскачивался на волнах. Меж бревен хлюпала вода, рвалась из щелей фонтанчиками соленых брызг. Костер погас окончательно; развести огонь снова вряд ли бы получилось — все, что находилось на плоту, вымокло. Впрочем, людям сейчас было не до огня.
— Знать бы, далеко ли нас унесло… — Глеб вглядывался в тяжелую серую мглу, мало похожую на обычный туман. Шум прибоя еще был слышен, но определить, откуда он доносится, было невозможно.
— Надо было сразу грести к берегу, — обернувшись, назидательно сказал Ирт.
— Думаешь, я не пробовал? — несколько раздраженно ответил Глеб. — Да ведь не видно ничего было. Где берег, где что? Попробуй, разбери.
— А почему нас не разбудил?
— Сперва думал, что сам справлюсь. А потом… Потом уж поздно было…
Ирт покачал головой, с тревогой прислушиваясь, как стонут крепления бревен.
— Надо что-то делать, — сказал он. — Плот вот-вот развалится, очень уж сильная качка.
— А что мы можем? — развел руками Глеб. — Грести бесполезно. Да и опасно — того и гляди в воду свалишься.
— Может, попробуем вплавь вернуться? — неуверенно предложил Горр.
— И куда плыть?..
Незаметно умолк далекий прибой, а ветер, кажется, сделался еще злей; шлепки волн звучали все звонче, все сильней раскачивался плот, все выше взлетали фонтаны брызг, и шире становились промежутки меж скользкими бревнами. Сильно накренился потрепанный, растерявший почти весь лапник шалаш. Перекатившаяся через плот вода унесла брошенные весла.
— Если что! — прокричал Глеб. — Хватайтесь за обломки! Куда-нибудь да вынесет!..
Ирт на четвереньках ползал по плоту, пытался как-то скреплять бревна: вязал их тряпичными жгутами, заколачивал назад вылезающие штифты и клинья. Глеб и Горр хотели бы ему помочь, но не знали, за что взяться, да и опасно было перемещаться с места на место — рука или нога могли попасть в щель, словно в капкан, и тогда сомкнувшиеся бревна раздробили бы кость, раздавили бы мышцы. Как удавалось Ирту оставаться невредимым, было неясно. Должно быть, навыки плотогона помогали ему. Но несмотря на его старания, плот расшатывался все больше.
— Бесполезно! — утопив топор, израсходовав тряпье, что у него было, Ирт вернулся к товарищам. — Еще немного, и он начнет разваливаться!..
Они сели на мокрые бревна, прижались друг к другу. Глеб чувствовал, как дрожит Горр; он хотел успокоить паренька, но не нашелся, что сказать, только пробурчал:
— Не надо сдаваться… Бог даст, выплывем.
Из тумана вдруг вынырнула крылатая тень, вскрикнула хрипло, жалобно, скользнула над головами людей и исчезла во мгле. Но уже через пару секунд вернулась — серая чайка села на верх покосившегося шалаша, сложила крылья, склонила голову, пристально разглядывая скучившихся людей.
Глеб махнул рукой, сгоняя птицу. Но та не испугалась, осталась на месте. А Ирт сказал:
— Не надо. Может, неспроста она тут…
Что-то громко треснуло, и крайнее правое бревно вздыбилось, словно гигантский поплавок. Какое-то время оно опасно раскачивалось, а потом оторвалось окончательно, рухнуло в пенящиеся волны и в тот же миг пропало из вида.
Сильный порыв ветра опрокинул шалаш, превратил его в груду хвороста, столкнул в море.
С надрывным криком взмыла ввысь чайка. Глеб проводил ее взглядом, жалея, что не может последовать за ней. А ведь в этом мире и такое возможно. Здесь и человек может научиться летать подобно птице, и — более того — здесь возможна телепортация, мгновенное перемещение из одной точки пространства в другую. Надо лишь знать нужное заклинание. И быть магом…
Еще одно бревно оторвалось от плота — обрывок веревки, словно змея, долго вился в бушующей воде, прыгал с волны на волну. Потом оторвался и он.
Глеб, понимая, что медлить больше нельзя, разделся до белья, снял сапоги. Горр и Ирт молча последовали его примеру.
Так будет легче держаться на плаву…
Часть вещей уже пропала в пучине, а то немногое, что осталось, вряд ли можно было спасти. Впрочем, с копьем Глеб расставаться не собирался.
— Ты хорошо плаваешь, Горр?
— Не очень.
— А ты, Ирт?
— Однажды в подобную погоду я переплыл Зеленый Залив.
— Постараемся быть рядом!..
Они крепко вцепились друг в друга; они чувствовали, как, расползаясь, колышется под ними плот, и ждали момента, когда кипящая вода накроет их с головой. Они старались не думать о том, что бревна могут их раздавить, покалечить.
