— Все эти её изыскания в области детского порно, — поморщился руководитель опергруппы майор Завидов, — сколько времени и сил потратили зря!
— Ничего не зря, — сказал Соловьёв, — именно благодаря этим, как вы выразились, «изысканиям» была раскрыта сеть «Вербена».
Тут повисла тишина. Историю с «Вербеной» никому не хотелось вспоминать.
Сеть сайтов, производство и продажа видеопродукции, торговля живыми детьми. Прибыльный, отлично организованный бизнес существовал практически легально, безнаказанно и существует до сих пор, под другими названиями. Ежемесячный доход детского порносайта от пятнадцати до тридцати тысяч долларов. Часть денег идёт на финансирование экстремистских движений, в том числе чеченских боевиков. «Вербена» — лишь верхушка айсберга. Из пятнадцати производителей и продавцов, имена которых стали известны, арестовать удалось только троих. А вспоминать не хотели потому, что эти трое сдали нескольких своих постоянных клиентов, среди которых были два иностранных дипломата, четыре депутата Госдумы, генерал МВД и полковник ФСБ.
Скандал едва не просочился в прессу. Замять дело, скрыть информацию от вездесущих журналистов стоило огромных усилий. Полетели чиновничьи головы, два силовых министра подали в отставку, на закрытых экстренных совещаниях высокие чины матерились и брызгали слюной.
Депутатский корпус и силовые ведомства готовы к любым разоблачениям, говорить можно о чём угодно — о взятках, о сфабрикованных уголовных делах, о связях с мафией, только не о педофилии и детском порно. Пусть в этом обвиняют никому не известных частных лиц, но не высокопоставленных государственных чиновников, не милицию, не ФСБ.
Новый министр подписал приказ о прекращении работы группы профессора Гущенко.
— Прямых доказательств того, что убитые подростки имели отношение к «Вербене», до сих пор нет, — подал голос заместитель министра, — и вообще, не будем отвлекаться. Версию старшего следователя Соловьёва принимаем как одну из рабочих. Я бы пока не спешил говорить о продолжении серии Молоха. Да, Кирилл Петрович, вы что-то хотите сказать?
Гущенко опять оторвался от своего блокнота и обвёл собравшихся задумчивым взглядом.
— Конечно, совпадает многое, — произнёс он и нахмурился, — но я вижу очень значительные различия. Прежде всего, личность жертвы. В первых трёх случаях это были беспризорные подростки, возможно, сироты. Их никто не искал. Они до сих пор остаются неопознанными и невостребованными. Сейчас у нас дочь известного певца. Не исключаются мотивы мести, шантажа, сведения каких-то личных счётов с отцом девочки. Мир шоу-бизнеса, этим всё сказано. Ещё раз повторяю, тут может присутствовать элемент инсценировки, подделка почерка. Я имею в виду масло. Мы все отлично помним, как пресса раззвонила подробности тех трёх убийств.
— Да, — заместитель министра тяжело вздохнул, — тогда мы намеренно пошли на это, пытались через средства массовой информации найти родственников убитых детей. Сейчас совсем другие дело.
— Американцы тоже, между прочим, не дураки, — встрял Шаталов, — в ФБР специальные исследования проводили об информационных эпидемиях среди серийников. Как только появляются в прессе подробности убийств, так сразу жди плагиата. Чужая слава покоя не даёт.
— Порно в Интернете тоже многих вдохновляет, — тихо проворчал Соловьёв, — те же американцы постоянно пишут, что восемьдесят процентов серийников начинают с просмотра порнофильмов, а потом разыгрывают все это в реальности.
— Не будем отвлекаться, — заместитель министра постучал карандашом по графину, — я думаю, здесь никто не считает, что порнография — это хорошо и полезно. Мы все благодарны доктору Филипповой, у нас у всех есть дети, внуки. Обилие грязи в Сети, и не только в Сети, пагубно влияет на нравственный климат в обществе. Но давайте всё-таки вернёмся к убийству Жени Качаловой. На мой взгляд, в тех трёх случаях версия доктора Филипповой о том, что Молох — убийца-«миссионер», который специализируется на детях, вовлечённых в порноиндустрию и в проституцию, имела определённый логический смысл. Но сейчас она совсем не работает. Дочь певца Качалова вряд ли можно назвать беспризорницей. Между тем, мы знаем, что дельцы этого бизнеса используют исключительно сирот, беспризорников, детей беженцев.
— А деньги? — тихо спросил Соловьёв. — Откуда у пятнадцатилетней девочки двадцать тысяч евро? А итальянец лет шестидесяти, с которым её видели в ночном клубе? Наконец, беременность.
— При чём здесь беременность? — сердито спросил майор Завидов.
Гущенко качнул ногой, и его блокнот упал на пол. Молодой капитан оперативник, сидевший рядом, наклонился, поднял. Соловьёв заметил, как по лицу капитана пробежала усмешка, когда он взглянул на страницу. Обычно на совещаниях Гущенко ничего не записывал, а с важным видом калякал, рисовал какие-то завитушки, зигзаги.
— Деньги, тем более такая крупная сумма, это, конечно, очень серьёзно, и на самом деле только подтверждает версию шантажа, — сказал заместитель министра. — А что касается пожилого профессора-итальянца, тут, на мой взгляд, все чисто. Женя действительно дважды ездила в Англию, в международную языковую школу. Там она вполне могла подружиться с девочкой из Италии. Отец девочки, профессор, прилетел в Москву, и Женя пригласила его в клуб. Ладно, попробуем найти этого профессора через Интерпол, хотя я не вижу тут ничего интересного, и данных о нём слишком мало.
«Всё-таки кое-что есть, — подумал Дима, — одна тоненькая, совсем ненадёжная ниточка. Но я вам, ребята, её пока не отдам. Я попробую сам потянуть за неё, осторожно и незаметно».
При повторном обыске в квартире Жени он обратил внимание на флакон духов, спрятанный в рваном школьном ранце. Ранец валялся в глубине платяного шкафа в комнате девочки. Внутри старые тетради, ручки, фломастеры, сломанные заколки, всякое барахло, и этот флакон, маленький, гранёный, наполовину пустой. Этикетка какая-то кустарная или старинная. На ней написано латинскими буквами готическим шрифтом «Матерозони», дальше мелко «Рим», адрес и телефон. Ещё имелся кодовый номер, состоящий из цифр и букв. Физкультурница Майя сказала, что Женя купила эти духи в Англии, в какой-то маленькой парфюмерной лавке, и добавила, что запах, на её взгляд, слишком взрослый.
Тогда Дима ещё ничего не знал об итальянском профессоре, но флакон прихватил с собой и отдал старому знакомому, эксперту-криминалисту.
Дальше стали докладывать оперативники. Информации набралось много, но вся она касалась только личности убитой. Никаких сведений о преступнике получить пока не удалось. Вероятно, на место преступления он привёз девочку на автомобиле, из Москвы. Не исключено, что девочка была с ним знакома, доверяла ему и в машину села добровольно. Но что это за машина, определить пока невозможно. Были опрошены дежурные на ближайших постах ГИБДД, жители окрестных посёлков, водители рейсовых автобусов. Оперативники всем показывали фотографии Жени Качаловой. Кто-то даже узнал её, вспомнил клип. Но в машине, или не в машине, рядом с каким-нибудь мужчиной, никто не видел её вечером накануне убийства.
Заместитель министра хмуро молчал, вертел карандаш и наконец произнёс, обращаясь к малахитовой пепельнице:
— Кирилл Петрович, вы на этот раз будете работать с нами один или, может, хотите привлечь кого-нибудь из вашей прежней группы?
— Только не Филиппову, — громко прошептал майор Завидов.
— А что вы имеете против доктора Филипповой? — спросил профессор с холодной вежливой улыбкой. — Ольга Юрьевна отличный специалист, возможно, из всей моей группы, которую разогнали с треском, она самая талантливая.
— Может быть, я не знаю, вам видней. — Завидов покраснел и отвернулся.
Профессор посмотрел на Соловьёва и вдруг весело подмигнул ему. А потом, с серьёзным лицом, обратился к заместителю министра.
— Валерий Иванович, вы же знаете, я всегда рад помочь.
«До сих пор обижен, — подумал Соловьёв, — ещё бы, пять лет напряжённой работы псу под хвост. Он — мировое светило, только у нас к его исследованиям относятся слегка иронично, будто он шаман какой-то. Спасибо, что за Олю заступился. Молодец».
Глава одиннадцатая
В пятьдесят восемь лет Зоя Зацепа выглядела воинственно сексуально. Высокая, рыжая, с большой грудью, крутыми бёдрами и рюмочно-тонкой талией, полученной в результате операции по удалению нижних рёбер.
Чем старше становилась Зоя, тем рискованней углублялся вырез её кофточек. Юбки она всегда предпочитала короткие. Ноги у неё, правда, были хороши от природы. Лицо тоже изначально было красивым, но возраст делал своё чёрное дело. После нескольких подтяжек рот стал широким, как у Буратино, губы она накачала силиконом, и получилась карикатурная, какая-то мультяшная пасть, наполненная крупным сверкающим фарфором. Уголки глаз подтянулись к вискам, эта удлинённость оттенялась черным контурным карандашом, и глаза казались огромными. Ни морщинки, ни пятнышка на лице. Идеально гладкая чистая кожа. Только кисти рук усыпаны едва заметной старческой пигментацией.
