И ответы последовали.
— Никак!
— Полная чехарда!
— Совершенно несерьезно!
— Благодарю господа! Имея понимание об остроте этого вопроса, я задаюсь вопросом — возможно так сложились обстоятельства, что требовалось менять министров внутренних дел, как перчатки? — продолжил рьяно Милюков. — Но как тогда объяснить, что остальные должности в кабинете также тасовались, как карты в колоде безо всякой логики?! За год мы имеем четыре смены министров земледелия: Кривошеин, Наумов, граф Бобринский и теперь министр вы, господин Риттих, спасибо кстати за выступление! И ещё три смены военных министров: Поливанова, Шуваева и, наконец, назначили Беляева. Я спрашиваю у всех собравшихся — скажите ка мне, господа, на какую по качеству работу важнейших направлений государственного аппарата мы с вами можем рассчитывать, если сам аппарат то и дело сотрясается лихими переменами?! Одному ли мне понятно и очевидно, что министерская чехарда приводит только лишь к сумбуру и ожидать результат в таких невнятных условиях — признак явного слабоумия. Не мы ли с вами наблюдаем неопределённость, распоряжения, которые противоречат друг другу и явную растерянность всех и вся?! О какой общей линии, ведущей к победе в войне, о каких компромиссах можно говорить сейчас, если у нас в правительстве отсутсвует твёрдая воля, упорство и решимость?
Милюков вновь обводил взглядом зал, оттуда снова летели гадости в сторону министров.
Продолжая свою пламенную речь, которая действительно получилась не менее зажигательной, чем слова Гучкова, Павел Николаевич сказал:
— Утверждаю, что текущая ситуация в стране является катастрофической. Констатирую, что настроения повсюду такие, что нам стоит ожидать серьезных изменений в самые кратчайшие сроки. Все слои населения требуют правительства общественного доверия! Повторяю, что министерская чехарда приводит к полнейшей неопределённости и, как следствие к полному равнодушию служащих. И с личным прискорбием готов сообщить, что наш Государь давно упустил бразды правления страной. Вы, — Милюков указал на сидящих отдельно министров. — Ездите с докладом к Александре Федоровне и от неё же получаете распоряжения! И по ее же разумению, неугодные министры вылетают из кабинета со скоростью пули, сменяясь людьми, которые не имеют никакого представления о том, чем им вверено заниматься! О слухах, которые ходят вокруг Императрицы, я деликатно промолчу с вашего позволения, но об оных наверняка известно каждому из вас.
Протопопов слушал внимательно, понимая, что Милюков в этой своей речи отошёл от своего давнего и нерушимого принципа дипломатичности, лавирования и полуфраз. Понятно почему так произошло — верёвка на его шее затянулась очень и очень туго, поэтому Павел Николаевич, как раненый лев, перешёл в решительную атаку. Как известно, лучшая защита — это нападение… от того лидер Прогрессивного блока с остервенением обвинял правительство и царскую семью в том, в чем обвиняли его самого газетчики. Этим Милюков хотел отвести подозрения от своей фигуры.
— Ещё один, индюк недобитый, — прошипел Римский-Корсаков.
— Что касается земского и городского союзов, а также Военно-промышленного комитета, то мы, в отличие от лично мной неуважаемого правительства, намедни вступили с в переговоры с их представителями по поводу решения вопроса, что предпринимать, дабы Россия неотложно заполучила дееспособную власть. Одно могу сказать точно, господа, нам потребуются героические усилия, чтобы спасти страну. Намотайте себе на ус.
Милюков, весь распалившийся, расстегнувший верхние пуговицы своей рубашки, сошёл с трибуны.
— Следующее слово предоставляется представителю социально-демократической партии господину Чхеидзе, — провозгласил Родзянко через всеобщее умопомешательство, которое произошло после речи Милюкова.
У Чхеидзе от возмущения даже прорезался жуткий акцент, и в своей критике он пошёл ещё дальше предыдущих ораторов, сходу обрушившись на всех и вся. Забавно, что досталось, в том числе, только что выступившему лидеру кадетов. Николай Семёнович оказался чрезмерно категоричен, показывая свой радикальный настрой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кадеты не имеют никакого представления о сути проблем! — с ходу начал Чхеидзе. — Потому как они не имеют никакого представления о пролетариате. Из ничего ничего не сделаешь! Вот, что надобно мотать на ус.
Акцент у него был, конечно, жуткий — ещё чуть-чуть и начнёт в русскую речь слова из родного языка. Однако посыл Чхеидзе был более чем понятен.
— Господа члены Государственной Думы. Вы помните, конечно, что несколько раз с трибуны успокаивали нас, чтобы массы рабочие стояли у станков и делали свое дело, — что же касается продовольствия, обеспечения в материальном отношении этих масс и так далее, то это сделает Государственная Дума. Не раз повторялось это, господа, с этой трибуны, такое успокоительное заверение. И вот, оно повторяется снова. Но игнорирование улицы — это свойство и правительства, и многих из нас. А улица вот-вот заговорит, господа, и с этой улицей теперь нельзя не считаться. Но как бы остро ни стоял вопрос, господа, все-таки надо в корень посмотреть, в корень болезни, где она кроется, ибо иначе ни Государственная Дума, ни улица не разрешит, как бы остро ни стоял вопрос, как бы немедленно он этого ни требовал. Для вас, господа, очевидно, что коренная причина того, что происходит не только у нас, — обострение продовольственного вопроса, но и в других странах — это та мировая катастрофа, которая уже третий год продолжается и конца которой не видать.
Это основная причина. Следовательно, об этом надо подумать серьезно и не ограничиваться, господа, теми высокими фразами, может быть, очень патриотичными, которые очень часто повторяли с этой трибуны. Пора задуматься, господа, об этом серьезно; это, я говорю, общие причины, но у нас есть специфические русские условия, которые, конечно, этот вопрос усугубляют, и вот когда вы выходите на эту трибуну и ищете виновника — ищите этого виновника, но ищите беспристрастно. Правительство? Да, разумеется, в первую очередь и в первую голову оно виновато в том, что сейчас происходит. Но, господа, не виноваты ли в этом и те, которые шли одно время, и долго шли, в единении с этим правительством?
Я вас спрашиваю, господа, отвечайте беспристрастно на это — с тем правительством, которое вы называете никчемным и которое было таким всегда, не со вчерашнего дня, не с момента объявления войны, и до войны оно было таким, и вы это знали. Когда здесь говорят, что нас обмануло это правительство, позвольте мне сказать, что это неверно: вас не могли обмануть, потому что вы знали, досконально знали это правительство, вы шли в единении, господа, вы каждый раз дожидались, пока какая-нибудь катастрофа не разразится, — так было в 1915 году, и вот, когда дождались, тогда заговорили, господа, правду. Как же с вами поступало это самое правительство? Позвольте, господа, привести маленький анекдот или рассказать, если хотите.
Правительство с вами поступало так, как поступил один раввин с одним семейством еврейским, которое обратилось к нему с жалобой. Семейство задыхается в хате, некуда ему поставить козу, лошадь и корову. И вот раввин предлагает:
— Поставьте там козу.
— А как же так, мы задыхаемся и без козы.
— Поставьте. — Пошли, поставили.
— Что, как обстоит дело?
— Задыхаемся.
— Поставьте корову. — Поставили корову, хуже стало, поставили лошадь.
— Нет, невозможно дышать.
— Выведите козу. — Вывели козу.
— Ну, что, легче стало? Выведите корову. — Корову вывели. — Стало легче?
— Легче.
— Потом лошадь.
— Теперь, говорят, почти совсем хорошо.
Вот вам довольно министров увольняли, одних, увольняли других, вам становилось легче!
Слева, со стороны радикалов раздался смех.
— Вот вы таким образом, знаете, вели себя каждый раз, пока какая-нибудь катастрофа не разражалась. Что же, господа, теперь предлагается?
— Кто же был коза? — послышалось оттуда же, откуда раздался смех.
