Если осрамившейся Юлии Анжела не слишком сочувствовала, то обманутую неверным Павликом Дуню прямо-таки полюбила. Дуня уже бывала у нее куда чаше, чем у Никандровых. Анжела даже познакомила ее с отцом. Представляя подругу, сказала многозначительно:
— Дуня со своей мамой приняли фамилию Артюнянц, потому что Дунина мама — урожденная Подосинкина!
Ю. Б. Артюнянц вежливо пожал Дуне руку и неопределенно промолвил:
— Гм…
Поскольку после этого представления Дуню за ворота поместья не выкинули, она сделала вывод, что олигарх не считает ее наглой самозванкой и Подосинкины действительно состоят в каком-то отдаленном родстве с Артюнянцами.
Анжела брала Дуню с собой на гламурные тусовки, презентации, где собирался московский бомонд, они вместе посещали аристократические клубы, куда вход обычным людям был строго заказан, и прочие эксклюзивные места, о существовании которых Дуня раньше и не подозревала. Но не чуралась Анжела и простых народных развлечений. Например, узнав, что Дуня получила первый приз на районных соревнованиях по стрельбе и тренер даже предсказывал ей большое будущее в этом виде спорта, Анжела попросила научить метко стрелять и ее. За один день в поместье построили прекрасный тир, и скоро под руководством Дуни Анжела стала стрелять очень прилично. Но больше всего Анжела любила конные прогулки. Ездили они по лесным тропинкам с Дуней вдвоем, не считая, разумеется, охраны, и в компании с Юлией и Марфой. С Никитой Анжела, по всей видимости, порвала окончательно и демонстративно его игнорировала, но присутствию отставного любовника в сопровождавшей ее кавалькаде не препятствовала. Лишь пожимала плечами и объясняла, что этот непорядочный и подлый человек стал ей настолько безразличен, что здесь он или за тысячу километров, на Лазурном побережье Франции, ей все равно. Изредка к их конноаристократическому обществу присоединялся Изяслав, и каждый раз при виде Анжелы он лучился от счастья, словно солнышко, а расставаясь, горько сожалел, что не может наслаждаться обществом Анжелы чаще: дела не позволяют. Изяслав управлял крупной папиной компанией и слыл успешным бизнесменом. Похоже, он был бы не прочь занять освобожденное Никитой место в сердце Анжелы. Насколько это ему удалось, Дуня не знала, так как Анжела отличалась довольно скрытным характером и редко откровенничала. Но несколько раз обронила, что ей нравится и характер Изяслава, и его внешность. Тот был высокого роста, брюнет с удлиненным лицом, всегда в очках. И очки вписывались в его несколько засушенный вид. О характере Изяслава Дуня судить не могла, потому что он с ней почти не общался, но по первому впечатлению был довольно нудным типом. Дуне гораздо больше нравился Никита, румяный, голубоглазый, с вьющимися каштановыми волосами. Всегда веселый, хотя и ехидноватый. Но о привычках, как и о вкусах, потенциальные невесты не спорят, а став законными женами, исправляют их у безалаберных мужей домашними средствами.
Однажды Анжела в очередной раз расхваливала Изяслава, а тут как раз позвонил Никита и через Дуню (Анжела отказывалась с ним разговаривать и по телефону тоже) пригласил их на совместную прогулку. Анжела с презрением отказалась. И тогда Дуня рискнула осторожно выяснить: не станет ли Анжела возражать, если Дуня одна встретится с отвергнутым и преданным Анжелой забвению опальным любовником? Анжела ответила, что это Дунина воля — встречаться ей или не встречаться с Никитой. Но по ее мнению, Никита — гадкий, лживый и непостоянный мужчина. Доверяться ему она не посоветовала бы никакой девушке, и Дуню, свяжись она с ним, ждет разочарование почище, чем с беглым Павликом. А впрочем, она никому своего мнения навязывать не собирается! Так Дуня получила возможность, не ссорясь с Анжелой, почти открыто встречаться с Никитой. Почти — потому что благоразумие подсказывало не травмировать психику Анжелы картиной любовного счастья бывшего ее мил-дружка с нынешней ее же подругой-родственницей. А совсем втихомолку она уже и до Анжелиного согласия пару раз осчастливила Никиту, посетив обе его обители. Полюбовалась коллекцией ювелирных изделий всех стран и народов и получила в подарок от гостеприимного хозяина статуэтку тайского божества из чистого золота. В двухуровневой московской квартире восхищалась работами знаменитых художников-модернистов. Никита и там подарил ей картину всемирно известного живописца, вот только фамилию его Дуня позабыла. Но у себя дома, в Разнесенске, ей пришлось эту картину спрятать за шкаф, после того как господин Федотов отнес ее в сарай, где жил пес-защитник, а верный, но трусливый пес стал жалобно выть и рваться вон. Видимо, принял изображенное на художественном полотне за увеличенный вирус бешенства и убоялся столь опасного соседства.
Тут можно подумать, что Дуня не вняла слегка запоздавшим, но очень аргументированным предостережениям Анжелы и предпочла постигать науку жизни трудную на собственных неизбежных ошибках. Но все обстояло совсем не так! Дуня не была легкомысленной девушкой, и ни к чему не обязывающие отношения, на которые был настроен Никита, как уже отмечалось выше, ее не устраивали. Она продолжала встречаться с Никитой только потому, что верила: узнав ее получше, Никита обязательно сделает официальное предложение руки и сердца. И у Дуни были веские основания предполагать, что ожидание этого торжественного события продлится недолго. Ведь ей не просто так, с бухты-барахты, втемяшилось в голову, что избалованного женским вниманием ловеласа Никиту удастся склонить к законному браку. Она и к школьным экзаменам, и к институтской сессии всегда готовилась загодя, основательно, а не так, как другие — хватаются за голову в последний момент. Уже давно, только еще готовясь к встрече с Никитой, Дуня проделала все некогда рекомендованные колдуньей обряды, продекламировала все заговоры и наговоры: ходила шаманским хороводом вокруг намагиченного колдовского петуха, а потом и вокруг ритуального костра, призывая оккультные силы, вколдованные всемощной магиней в Петю, помочь ему в нелегкой работе по перестройке мозгов Никиты на новое мышление. Понимая, что только в здоровом теле может быть здоровый магический дух, Дуня скармливала петуху первосортное пшено, сопровождая кормление ритуальным заклинанием собственного сочинения:
— Клюй, Петя, клюй! Клюй и колдуй! Крыльями хлопай и магией дуй! Пусть, приворотом повязан твоим, станет Никита мужем моим!
Кажется, уже все необходимое сделано: цель определена, задача поставлена, ответственный назначен, ждем результатов. А их даже кот не наплакал. Как с горечью заметила одна разочарованная поэтесса: «Обними да обними… А о браке ни полслова!» Вот и Никита только мычал, а о том, чтобы телиться, и речи не шло… Может, петух испортился? Хотя колдунья давала пожизненную гарантию его магических возможностей. А Петя жив, здоров и полон жизненной энергии, ишь, как браво топчет кур! Да в наше время что ни купишь — то брак, контрафакт или паленая жидкость. Только на такой вид брака мы и горазды! По телику рассказывали, как одна девушка купила себе в магазине туфли. Оказались с дефектом. Пришла в магазин менять, а там ее послали… Ну она и пошла — прошла все суды, вплоть до Страсбургского, но туфли ей обменяли! Вот что значит активная гражданская позиция! И Дуня пошла к давешней всемощной колдунье добиваться справедливости. Ведунья после длительного отсутствия как раз опять появилась в Разнесенске. Вернулась из астрала или закончила курсы повышения квалификации ворожей при центральном таборе. Скорее второе, потому что манера обращения с клиентками у нее стала инновационней, нанологичней, напевней:
— Что, красна девица, лебедушка белая, пришла поблагодарить меня за помощь мою всесильную, бескорыстную?
— Н-да, бескорыстную… Сколько слупила с меня в прошлый-то раз? И насчет всесильности — петух-то оказался с изъяном, сломался до окончания гарантийного срока: не может исполнить простейшего задания! Растолстел на халявном пшене, а толку от него — чуть. Размагичился до обычного петушиного состояния, все оккультные силы растратил на топтание кур. Какой из него амулет-оберег?
Колдунья сразу перестала ворковать и улыбаться и для начала дала Дуне строгую отповедь:
— Все колдуньи продают добрым людям амулеты-обереги, чаще бездушные — в виде браслетов, сережек, колец, брошек и так далее. Их легче наколдовать и намагичить. Мощные колдуньи имеют способность намагичивать живые амулеты — кошечек, собачек, хомячков и попугайчиков. И только мы, всемощные колдуньи, могли освоить петушиные амулеты. Живой амулет в десятки, сотни раз сильнее бездушного, а наколдованному петуху вообще цены нет! И размагичиться он никак не может до самого конца своего гарантийного срока, то есть до своей естественной кончины. Что-то ты, красавица, путаешь! Какую-такую твою просьбу не смог выполнить мой намагиченный Петя?
