Тем не менее договор на проведение исследований со мной заключили — для начала сроком на пять лет. Разумеется, я мог бы уже сегодня опубликовать результаты проведенных опытов, но показывать полдела не в моих правилах.
Самое огорчительное, что мы поссорились с Дженнифер. Она, видите ли, не желает ждать столько времени! Так прямо и заявила, что моя работа с кошками ее раздражает, она, мол, все равно хотела поставить точку. Я чуть было не отказался от договора, но вовремя опомнился. Может, она еще передумает?
Однако даже это бледнеет по сравнению с открывшейся недавно перспективой. Исследователи из Кембриджа сообщили, что обнаружили участки гена, ответственные за нервную систему. Значит, может исполниться мечта, которую я прежде считал неосуществимой, — научить кошек говорить. По моему глубокому убеждению, это зависит не столько от строения голосовых связок, сколько от того, как ими управлять. Фантастика да и только: если я прав, то смогу отказаться от дорогостоящих, сложных опытов и опрашивать моих кошек, как учитель учеников на уроке!
За окном послышалось зовущее мяуканье. Старик встрепенулся, прогнал сон. Подошел к окну, открыл его.
В комнату прыгнула кошка, а когда старик хотел затворить окно, мимо него в открытую щель черной молнией метнулся огромный котище премерзейшего вида — с грязной вздыбленной шерстью и прокушенным ухом — и тут же скрылся под диваном. На подоконнике и на ковре остались грязные следы его лап.
— Пусть кот убирается, — сказал старик.
— Кот останется, — ответила Клеопатра и выгнула спину дугой.
— Он должен уйти, — повторил старик. — Я не потерплю его в своей комнате. Он грязный, от него воняет. Он будет мешать нам работать.
Старик пошел в кладовку и вернулся с веником в руках.
Опустившись на колени перед диваном, он принялся тыкать веником туда-сюда. Клеопатра некоторое время молча наблюдала за ним. А когда из-под дивана послышалось злобное шипение, подлетела к старику:
— Если ты сейчас же не прекратишь, я тебе больше никогда не стану помогать в работе!
Старик ненадолго задумался, потом пожал плечами, встал, кряхтя, и отнес веник в кладовку. Вернувшись в лабораторию, начал растерянно перелистывать страницы с записями. Но не для того, чтобы освежить память: каждый из проделанных опытов стоял у него перед глазами.
У меня говорящая кошка! Звуки, которые она издает, пока трудноразличимы, но, думаю, со временем разобраться в них можно. Конечно, запас слов у нее ничтожный, но если она сможет членораздельно отвечать на мои вопросы «да» или «нет», это уже будет замечательно! Что пока труднее всего? Заставить кошек применять в жизни полученные ими знания. Думаю, придется интенсивнее заняться изучением кошачьей психологии. «Психология кошек!» Кому прежде приходило в голову что-либо подобное! Но, по-моему, стоит только научить кошек говорить, и многие трудности исчезнут сами собой. А я все больше убеждаюсь в том, что у животных куда сложнее организована внутренняя жизнь, чем предполагают люди.
Сейчас я работаю с восьмым поколением кошек. Как хорошо, что договор продлили еще на пять лет. Профессор Шульман предложил мне место ассистента на кафедре, но я отказался. Иначе на исследования пришлось бы тратить вполовину меньше времени, а при нынешнем положении дел это исключено.
Итак, как мне удалось установить, мышление передается по наследству! Меня-то интересует не столько сама передача знаний, сколько наследование способности усваивать знания. С этой целью я начал систематически скрещивать кошек, отбирая самых способных из них. К сожалению, тут же возникли новые проблемы: зачастую трудно было установить, от кого из родителей унаследованы те или иные качества; иногда получались комбинации прямо-таки неожиданные. Куда более надежным оказался партеногенез: с тех пор как любую клетку тела можно использовать как зародышевую, это больше не проблема. Результаты поистине фантастические: сменяется несколько поколений, а выглядит все так, будто имеешь дело с одним и тем же существом.
Независимость кошек весьма усложняла мою задачу. Причем, как обнаружилось, чем они разумнее, тем своенравнее. Постепенно, однако, я научился лучше разбираться в них. По-моему, они поступают разумнее людей: делают лишь то, что хотят, а удовлетворяются быстрее нас. Они удивительно легко и просто расслабляются, часы покоя для них — наивысшее наслаждение. Человек многому мог бы у них научиться.
Порой они достигают удивительных результатов. С одной из кошек, по имени Клеопатра, я дошел до решения сложных логических задач. Причем она меня даже перещеголяла: в уме справлялась с задачами, которые я решал, лишь пользуясь логическими символами.
Вчера ко мне в лабораторию явилась комиссия из сектора исследований. Коллеги выслушали мои объяснения с большим интересом: на профессора Шульмана они тоже произвели сильное впечатление. Он, правда, уже несколько лет как на пенсии, но все еще считается моим руководителем. Во всяком случае, некоторые из моих разработок последних тридцати лет он объясняет лучше, чем я.
Визит комиссии, конечно, был неслучайным, однако из него я вынес лишь, что речь идет о продолжении моих исследований. Признаться, я очень надеялся, что они выделят деньги для приобретения необходимой аппаратуры. Нужная сумма не из пустяковых, но если принять во внимание возможные результаты…
И еще в глубине души я надеялся, что мою стипендию хоть немного повысят. Трачу я по-прежнему крайне мало, ибо приучен к скромности, но мне было очень горько покидать несколько недель назад квартиру, в которой после смерти родителей я жил совсем один. Пришлось переехать в деревянный домик в пригороде, который удалось снять за сравнительно сходную цену.
В деньгах на аппаратуру отказали. Меня это ошеломило: разве не ясно, что над опытами придется работать гораздо дольше?! А о повышении стипендии и разговора не было! Трудно представить, что нашлись люди, не понимающие важности моих исследований. Но, быть может, все дело в комиссии, — как мне рассказали, в ее состав входили юристы и философы.
И все же так просто я не сдамся. Конечно, нечего и мечтать о продолжении опытов с двумя-тремя десятками подопытных кошек, как в последние годы, но пятьдесять лучших я оставлю. Самых способных, перспективных.
В последнее время я несколько пересмотрел конечную цель своих исследований. Теперь меня больше всего занимает философия кошек. Я подхожу к проблеме по-иному: не кошка будет учиться у человека, а человек — у кошки. И тогда он осознает, что нужно жить в гармонии с окружающим миром, которая зиждется на мудром самоограничении, покое, тишине и размышлениях… Когда мы поймем, как подняться на такой уровень существования, мы совершим открытие, превосходящее все прежние достижения естественных наук,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
