— А как вы это сделали? — удивленно спросила Мэгги.
— Проникли в кабинет врача. Тоже мне, большое дело. Так что Форбс помогал нам только поначалу. А потом уже нет. Он поступил в ЦРУ, уехал в Гондурас и выпал из поля зрения. И вдруг на прошлой неделе мы видим его по телевизору с этими его дикими обвинениями.
— Это не по вашему приказу?
— Вы с ума сошли! Он все испортил! Он нас обманул, решив воспользоваться этими сведениями для себя. Уж не знаю зачем. Может быть, из ревности. Он ненавидел Бейкера. Так или иначе, нам стало ясно, что надо его остановить. Он грозил уничтожить наш ценнейший актив — без этих документов как нам воздействовать на Бейкера?
Мэгги стала думать. Боль в сломанных ребрах усиливалась. Ей необходимо было переменить положение, и она подвинулась на дюйм-другой, насколько позволяли ее путы.
— Вы сказали, что он работал на вас давно. А как же так вышло, что он знал об иранских деньгах?
— Это как раз подтверждает, что он на нас не работал. Потому что даже мы об этом не знали. По нашим сведениям, это самостоятельная инициатива Тегерана: муллы решили нагадить Бейкеру. Но этот Форбс был просто одержимый. Не удивлюсь, если он проследил путь каждого пожертвования Бейкеру.
— И вы убрали его с дороги. Подослали в стрип-клуб приманку, выманили его и убили.
Во ничего не сказал.
— Остроумный план, — продолжала Мэгги. — Вы убили Форбса, и в следующий момент вся блогосфера кричала, что Бейкер — это Тони Сопрано.
— Что ж, непредусмотренные последствия.
— Его едва не подвергли импичменту!
— Я думаю, все устаканилось и вернулось на круги своя, — возразил он.
— Вы хотите сказать… — Она затрясла головой, не в силах закончить фразу. Значит, даже эта история о сенаторе-республиканце и его лоббистке пошла от Во и его людей. Они повсюду. И тут на смену усталости и боли пришел гнев.
— А Стюарта за что? А Ника? Зачем было их убивать?
— Стюарт в телефонном разговоре с вами сказал, что предложит Бейкеру уйти в отставку. Мы не могли этого допустить, пока банковский билль не уничтожен.
— И вы убили его.
— В заключении коронера сказано, что он сам лишил себя жизни. Что же касается Ника, — продолжал он, — боюсь, что это ваша вина. Вы втянули его в это дело. Он узнал про полет этого судна, — он повел рукой, имея в виду самолет, — в Новый Орлеан. Он хотел напечатать об этом в газете. Мы не могли рисковать, ни в коем случае.
— Так почему вы не убили меня?
Во слегка улыбнулся. От его улыбки кровь стыла в жилах.
— Повторяю, дорогая Мэгги, вы принесете нам больше пользы живая. Вы будете работать на нас. Будете вести переговоры. Это ведь ваш конек? Мэгги Костелло, знаменитый переговорщик. Кроме того, вы близки к Бейкеру, вы из тех немногих, кому он доверяет. Через десять минут мы приземлимся в Вашингтоне, округ Колумбия, и вы отправитесь на встречу с президентом.
Вашингтон, округ Колумбия, понедельник, 27 марта, 20 ч. 16 мин.
Автомобиль плавно несся мимо мемориала Джорджа Вашингтона, воды Потомака поблескивали в лунном свете. У Мэгги отобрали телефоны, чтобы она не могла предварить свой приезд. Она должна была подойти ко входу для туристов и объяснить, кто она такая.
Во не мог ее отпустить без угроз. Стоя на летном поле и садясь в один из двух подъехавших к самолету блестящих лимузинов, он говорил:
— Мэгги, я верю, что вы оправдаете свою репутацию: достигнете лучшего результата, чем достиг бы я, и донесете до Бейкера все, что я сказал, так, чтобы Бейкер понял: выбора у него нет. А если вы начнете проявлять героизм, то оба поплатитесь. Жестоко поплатитесь. А также поплатятся те, кого вы любите.
С тем он и уехал, оставив ее под присмотром всего лишь одного телохранителя. Они подъехали к Белому дому, и телохранитель кивнул, предлагая ей выйти и отправляться выполнять задание.
Она вышла, приблизилась к посту охраны. Охранник кивком велел ей открыть стеклянную дверь и войти. Она стала объяснять, что зовут ее Мэгги Костелло, что раньше она работала в Белом доме и что Дуг Санчес ждет ее.
Он посмотрел список запланированных посещений и покачал головой. Она попросила позвонить Санчесу в кабинет. Ожидая, когда он спустится, она пыталась осмыслить все, что услышала во время этого гнусного полета. Размах и всеохватность их операций впечатляли. Они предусмотрели все.
— Мэгги! Ты ли это? — Это был Санчес.
Он выглядел так, словно много дней не спал. Он распахнул объятия. Мэгги позволила ему обнять себя, стыдясь того, что ей придется сейчас сделать.
— Что такое, ты ускользнула от правосудия, полностью изменив внешний облик? — говорил Санчес, ведя ее в кабинет пресс-секретаря. — Черт возьми, Мэгги, что случилось?
— Это очень долгая история, Дуг. И единственный человек, которому я сейчас могу ее рассказать, — это президент. Прости.
Он посмотрел на нее с таким сочувствием, что ей стало совсем стыдно. Потом предложил посидеть в его кабинете и пошел через коридор в секретариат президента.
Мэгги посмотрела на экран телевизора, настроенного на канал Эм-эс-эн-би-си.
«…ключевые слова этого часа — стратегия выхода. Партийные организаторы палаты представителей говорят, что республиканцы не набрали достаточного количества голосов, чтобы двигаться дальше. Демократы сплотились вокруг президента, и теперь главная забота республиканцев — найти выход из сложившейся ситуации, не потеряв лица окончательно».
Она вздохнула, понимая, что эта новость вызовет ликование во всем здании, и все будут думать, что всегдашняя удачливость Бейкера наконец к нему вернулась. Перед глазами у нее стояло ухмыляющееся лицо Во.
В дверях показался Санчес:
— Он готов тебя принять.
Вашингтон, округ Колумбия, вторник, 28 марта, 10 ч. 58 мин.
Совершенно неожиданно для себя Мэгги крепко проспала всю ночь. Бейкер дал ей лишь одно поручение, которое она целиком передала Ури. Он согласился выполнить его при условии, что она немедленно поедет домой спать.
Разговор с Бейкером вышел, мягко говоря, неловкий. Когда она произнесла имя Памелы Эверетт, он побледнел, забормотал, что всегда этого боялся. Начал объяснять, что́ произошло в ту ночь, потом сам себя перебил словами: «Нет, это первой должна услышать Кимберли».
Мэгги видела по его глазам, что осуждать его излишне: он сам судил себя как нельзя строже.
Он снял трубку и отменил до дальнейших распоряжений все встречи и все звонки, если только речь не идет о национальной безопасности.
С растущим недоверием он слушал, как она пересказывала ему слова Во о том, что он, Стивен Бейкер, их избранник.
— Вся моя карьера была сплошной обман, — побледнев еще больше, сказал он скорее себе, чем ей.
Потом она передала ультиматум Во: вето банковского билля или он все расскажет. Полагая это своим долгом, заставила себя рассмотреть возможные варианты развития событий. Оставив за скобками потрясение, старалась говорить о деле. Иными словами, старалась делать то, чему учил ее Стюарт.
Он слушал, задавал вопросы. В конце встречи просто кивнул и сказал, что ему нужно принять решение.
Они расстались, пожав друг другу руки. Президент поблагодарил Мэгги за прекрасную работу. Его последними словами были:
— Я понимаю, как я вас подвел, но я найду способ исправить это.
А теперь Санчес позвонил Мэгги и сказал, чтобы она включила телевизор. Президент вот-вот начнет обращение к нации.
Ее сердце ухнуло куда-то в пустоту. Может быть, он отложит рассмотрение банковского законопроекта, что обеспечит некоторый выигрыш во времени, чтобы успешнее противостоять Во? Или выберет другой, более рискованный сценарий, который она предложила вчера: наложит вето, как требует Во, чтобы потом тайно агитировать конгрессменов голосовать за его отмену.
Если он это сделает, она будет восхищаться его мужеством, но для нее это означает катастрофу. Для Ури тоже. А может быть, и для Лиз, и для Кэлама. «Вы поплатитесь, а также поплатятся те, кого вы любите», — сказал Во.
Впрочем, она понимала, что нельзя думать о собственной безопасности, когда на кону нечто гораздо более важное. Если Бейкер рухнет, что это будет означать для страны?
Какое решение он принял? Она не знала. Но вот он появился на экране, за столом, на фоне звездно-полосатого флага.
— Мои соотечественники! Американцы! Мы пережили тяжелую неделю. Со своей стороны, я прошу прощения за эти события. Я обещал привнести в Вашингтон дух спокойствия, но последние семь-восемь дней были довольно беспокойными. — И он улыбнулся своей ослепительной улыбкой. — Ночью я наконец узнал истинное значение событий, начавшихся с шокирующих разоблачений мистера Форбса относительно моего прошлого и финансирования моей предвыборной кампании. Продолжением этих событий стали необоснованные слухи, связывающие меня с его смертью, призыв к импичменту и якобы самоубийство моего ближайшего советника Стюарта Гольдштейна.
