А потому с ней надо, ничего не попишешь, как-то жить, как-то к ней прилаживаться. А она потому и живет, что к ней прилаживаются. Но вот стоило новому несведущему человеку взглянуть на безобразия, что называется, свежим глазом, и все стало на свои места.
— Андрей, как ни назови, а вот так за последние годы сложилась структура себестоимости в нашем строительстве жилья. Строим, скажем, обычный многоквартирный кирпично-монолитный дом. Значит, надо готовиться к следующему раскладу. О сказочных взносах за подключение к сетям сказал. Дальше. Десять процентов, а это около пяти с половиной тысяч рублей за квадратный метр будущего дома, уйдет за получение права на участок; пятьдесят два процента — около тридцати тысяч за метр — собственно стройка: строительно-монтажные и проектно-изыскательские работы; пять процентов — три тысячи двести за метр — стоят услуги государственных согласующих организаций; десять процентов — пять тысяч двести за метр — кредиты; пять процентов — три тысячи двести пятьдесят за метр — организация продаж. В итоге, себестоимость квадратного метра нашего дома составляет пятьдесят пять тысяч рублей. Из которых только тридцать пять тысяч сто рублей — расходы чисто строительные.
Откуда этот дикий дисбаланс: дом построить нам стоит почти столько же, сколько чиновным службам с партнерами-монополистами получить только лишь за дозволение такого строительства и указание его места с разумеющимся само собой подключением к магистралям тепла и света? Как раз незадолго до нашего разговора с Андреем я просчитал, что за какой-нибудь год себестоимость жилья нашей фирмы выросла почти в два раза, хотя стройматериалы — основа ее — подорожали всего на пятнадцать процентов. У других наших сотоварищей по стройплощадкам — та же история. Деловых, естественных причин тому не нашел, сколько не искал. Они явно просматриваются в другой области, что вовсе не секрет для строителей, поскольку все происходит у них на глазах.
С чего берутся накрутки на наши платежи тем же сетевым монополистам? Чиновники нам говорят, что она устанавливается региональной комиссией в зависимости от дефицита мощностей. А как величина этого дефицита определяется? Есть подозрение, что одним искрометным взглядом в потолок. Во всяком случае, суммы платежных взносов сразу, как тогда после моего сообщения о них Андрею, навевают мысль, что возможности мощностей существующих близки к нулю, их на наши взносы собираются строить заново, хотя на самом деле с ними все в порядке. А как земля подорожала до семисот долларов за квадратный метр? Она тоже дефицит? И технология подсчетов здесь та же. Но тут еще и особый случай. Мы покупаем не просто землю, а «возводимые улучшения», как выражаются те же представители власти. То есть, платим надбавку как бы за будущие квадратные метры будущего жилья. С чего вдруг? Кто такое мог придумать? А так вышло. Во времена еще Анатолия Собчака, когда строительный бизнес только начинал строить дома, закон о купле-продаже земли завис в Госдуме. Его долго и успешно саботировали коммунисты. Но участки под застройку надо было как-то отводить, и тогда решили на местном уровне символическую цену за них плюсовать, как за «возводимые улучшения».
Постепенно стала все больше «улучшаться» и цена. Поскольку процессом управляли сами его авторы, серьезному противодействию их растущим устремлениям неоткуда было взяться. А потом, когда служилые люди вошли во вкус, когда появился закон о купле-продаже земли, цена за «улучшения» и вовсе стала, что называется, «скакать». Примерно, так вышло и с другими нашими показателями непроизводственных затрат. У всех поборов тенденция при этом одна — исключительно к росту. И никто ей не мешает. Куда идут деньги? Только не на благо развития строительства и прочие общественные блага… Себестоимость при этом растет, еще немного, и сравняется с ценой, которой с учетом покупательной способности большинства российского населения расти особенно некуда. Наши чиновные и монопольные партнеры делают на этой истории пока свой неплохой бизнес и без особых забот о производстве, но, если и дальше пойдет так дело, нам не на что будет заводить новые стройки.
Явление это, к сожалению, получило в стране необыкновенно широкое распространение. И не только в нашей отрасли. Называется оно — «халява». От арабского «хальва» (с ударением на первом слоге). И переводится подходяще — сладкий. Есть у него, правда, и другие толкования. Во времена Владимира Ивановича Даля, например, в вятских, псковских и еще нескольких российских краях оно употреблялось, как бранное, что и зафиксировал знаменитый словарь. Но вот в наши годы это слово как-то все чаще звучит в его первоначальном, по-арабски сладком значении. Деловитые устремления поиметь что-то задаром овладевает массами, несмотря на предубеждения знающих людей, что «бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Другие знающие люди уверены, что это вовсе не обязательно. Главное, говорят, чтобы «все было в рамках закона». И нынешние великие и не очень комбинаторы усвоили это правило не хуже классика, развивая успешно метод в самых разных областях — от финансовых пирамид до неразберихи с ценниками в супермаркетах, или вот — дорогого дефицита тепловых и электрических сетей.
— Видимо, остаток жизни проведу я на даче, выслушав меня, сказал Андрей. — Не заработать мне денег на усадьбу, значит, не судьба.
— Это совсем неплохо, если учесть, что дача — совершенно особый феномен российской жизни, второе жилище и духовное пристанище горожанина.
— Да, Константиныч, сколько себя помню, с началом первых теплых дней моя жизнь связана с дачей. Став взрослым, я впервые осознал, что подобной, совершенно особой, и притом исполинской, инфраструктуры нет больше нигде в мире. Нет таких мегаполисов, половина населения которых переселялась бы на лето за город. Как это получилось, где истоки этого явления? Почему дачи оказались сугубо русским феноменом?
— А почему в Испании привилась коррида? Почему немцы чаю предпочитают кофе?
— Думаю, у нас все сложнее. В России долгие, темные, холодные зимы, после которых душа рвется на природу. У нас была относительно дешевая земля, во всяком случае, намного дешевле, чем в Европе. Дача стала неотъемлемой частью нашего быта и нашей культуры. Сколько в русской литературе написано рассказов, романов и пьес о дачах и дачниках!
В европейских языках нет слов, адекватно передающих понятие «дача». У французов это просто «загородный дом» или «второе жилище». У англичан — «сельский дом» и «летний дом». Есть еще «шребергартен» — крошечный лоскуток земли, пара деревьев, цветочная клумба, очаг для барбекю и микроскопический сарай для хранения инвентаря. Сюда приезжают, чтобы покопаться в земле или устроить пикник на свежем воздухе. В толковом словаре французского языка слово «дача»,
