кости. Всё это тоже можно правильно использовать.
Неожиданно вспомнив о старой находке Севы, я вытянул из офицерской планшетки спичечный коробок и высыпал на стол зубы той первой, потусторонней твари, которая вылезала из стены панельной многоэтажки с целью захватить комсомольское тело молодого и неопытного курсанта Строева.
— Лукич, посмотри, может и это на что-то сгодится.
Взяв один из полупрозрачных зубов, дед Щукарь покрутил его между пальцами, понюхал и посмотрел на просвет.
— Тут такое чудо не попадалось не разу, но я уже видел такие, правда давно, когда в ВЧК служил. Они кровь или другую жидкость в себя впитывают как губка. Я так мыслю, что годная это вещь, так что, если из обогатительного вернусь, так обязательно кое к чему применю вампирьи зубки.
Выдав своё экспертное заключение, Щукарь снова посмурнел и призадумался.
— Павел Лукич, а если к примеру сердечник автоматной или пистолетной пули, из золота или серебра сделать, толк будет? — спросил я, желая его отвлечь от тяжких дум.
— Я пробовал с карабином «СКС», так там это отлично работает. Вливаешь силу прямо в оружие и если её хватает, то почти половина золотых пуль успевает набрать мощи — с ходу ответил дед Щукарь, и раскрыв неприметный свёрток, высыпал на стол два десятка семёрки, подходящей к моему укороченному автомату Калашникова. — Только сразу скажу, этим постоянно пользоваться нельзя. Огнестрельное оружие быстро в негодность приходит, если оно неправильно подобрано.
— Что значит неправильно подобрано? — не понял я.
— А тут всё так же, как и с холодным оружием. Двустволка итальянская, что ты выбрал, выдержит только сотню сильных выстрелов, а потом из строя выйдет. Твой автомат понадёжнее, так что выдержит в два-три раза побольше. А самое хорошее оружие, надёжное и проверенное временем, это у меня вот тут — сказал дед Щукарь и сначала погладил свою длинную пехотную трёхлинейку, а потом достал из сундука «Маузер» в деревянной кобуре.
Осмотрев пистолет, я сразу заметил на нем золотую пластину с гравировкой, свидетельствовавшие что «Маузер» наградной и выдан специальному оперуполномоченному Павлу Морозову, главой особого отдела ВЧК, за проявленную стойкость в борьбе с контрреволюционным элементом и бандитами. А ещё я обнаружил несколько строчек, клиновидных рун, искусно выгравированных на стволе и рукояти пистолета.
— Годная вещь, с историей — сказал я, чувствуя идущую от оружия остаточную мощь.
— Да ещё с какой историей — подтвердил Щукарь. — Он ведь ещё до меня кровушки людской вволю пролил.
— Павел Лукич, а что ты насчёт этого скажешь? — спросил я и вытащив из кобуры своей пистолет, положил перед ним на стол.
Среагировав правильно, Щукарь взялся за оружие и скинув магазин, ловко проверил вороненый затвор и осмотрел ствол. Затем выщелкнув несколько тяжёлых патронов 45 калибра и осмотрел их.
— Это тоже годная машинка, и тоже видимо с историей. В последний раз, я такой Кольт в руках держал, во вторую мировую — признался дед Щукарь. — Так что для него тоже можно попробовать золотых или серебряных пуль наклепать. Но это всё потом, а сейчас нужно то что есть приготовить, да одёжу и амуницию правильную нам подобрать.
Открыв ещё один сундук, дед Щукарь вытянул ватные штаны с фуфайками, настоящий тулуп и фетровые сапоги с рукавицами и зимними шапками ушанками. Затем из сундука появились снегоступы, рюкзаки и кожаные пояса с крепкими цепями, смахивающие на монтажные.
Я сразу понял, что, назвав аномалию холодным местом, Щукарь имел ввиду именно холод, причем настоящий лютый холод, а не лёгкий холодок.
— Ну так что, Павел Лукич, может продолжишь ты свой рассказ, про родной край. И про то откуда тут все аномалии взялись? — тут же предложил я, увидев всё приготовленное к походу хозяйство.
— А почему не рассказать, конечно расскажу, раз уж начал. Тем более что тут, в моём доме, ничьи лишние уши этого точно не услышат.
Глава 19
Третий рассказ деда Щукаря. (Беда на прииске)
Деревня Артельная.
— Как только мы покончили с белыми недобитками и всякой местной бандотой, на Тринадцатом километре Советская власть навсегда утвердилась. — Начал свой новый рассказ Щукарь. — А так как годы были дюже трудные и голодные, молодому государству, для покупки хлеба, сразу же понадобилось местное золотишко. Вот тогда-то третья ипостась Артельной деревни и началась. Мы местные её принялись отстраивать. А на речке Золотянке, старательские бригады опять золото начали организованно мыть.
— И как успехи? — спросил я, и разложив перед собой выбранное оружие, принялся его разбирать и тщательно чистить, подготавливая к завтрашнему походу в обогатительный цех.
— Да если честно, то успехи были так себе — ответил на мой вопрос дед Щукарь. — Ведь к тому времени извилистое русло реки где основной прииск располагался, перемыли основательно, причём несколько раз, так что о прежних царских объёмах добычи пришлось надолго забыть. Шахты были взорваны, народу не хватало, да и необходимой техники в те времена тут попросту не имелось. К тому же возглавил всё это дело человек не того склада, нежели нужен был изначально. Как бы я тогда сказал, товарищ Яковлев был большое трепло и тыловая крыса. Из-за него я тогда решил подальше от прииска держаться и продолжил с роднёй отстраивать Артельную деревню.
— Значит после гражданской тут годы относительного спокойствия наступили.
— Ну не скажи. С одной стороны, действительно так, до Артельной, паровоз снова начал ходить, на Тринадцатом километре колхоз сильный организовался. Промысловики принялись кедровый орех колотушками колотить да пушнину заготавливать. Я со своими, ближайшую тайгу почти всю очистил от всякой мелкой потусторонней нечисти. А вот с золотишком народным всё никак не задевалось. Тогдашний голова прииска товарищ Яковлев много речей толкал на всяких съездах народных депутатов, много чего властям Советским обещал, но почти ничего не делал и от этого результата путного не было. И это всё продолжалось очень долго, пока из Москвы высокая комиссия не приехала вместе с учёными, инженерами и геологами. Они-то товарища говоруна на лыжи и поставили.
— Это как? — не понял я.
— А вот так. Толковые люди в сопровождении комиссией прикатили в кожаных плащах и правильных портупеях. Они быстро смекнули что тут что-то не так. А после обстоятельного расследования, выяснилось, что товарищ Яковлев часть золотишка прикарманивал, а сам прииск как будто специально не развивал. Вот его за расхищение и за вредительство под белые рученьки взяли и после суда по-быстрому расстреляли.
— А потом дело пошло?
— Должно было пойти, но не судьба. Десять лет тут усиленно трудились. В наш дальний угол, железнодорожников и строителей нагнали, ЖД ветку до самого прииска временную кинули и наконец технику начали завозить. Геологи на старом каменном русле богатый золотом грунт разведали. А инженеры со строителями именно тогда Обогатительный цех спроектировали. Фундамент заложили, и стройка должна была пойти полным ходом, но тут наступил сорок первый год.
— Значит война помешала.
— Она самая, гадина распроклятая. Прииск временно законсервировали, специалистов и инженеров перекинули на другие объекты, а большинство мужиков из работяг и местных воевать ушли, ну и я разумеется с ними в первых рядах.
— Ну и как Павел Лукич, пригодились тебе на войне твои особые умения?
— Ещё как пригодились — подтвердил Щукарь. Сейчас об том речь вести не буду, но за те четыре года насмотрелся я на всякое непонятное, что и в этих местах никогда не попадалось. И в штурмовой роте, и дивизионной разведке, и в отряде специального назначения, всякого повидал. Приживальцев тёмных встречал, способных мертвых поднимать. Звери всякие потусторонние на нас нападали. Места очень жуткие и дюже плохие попадались не раз. Много чего нам с товарищами пришлось чистить и изничтожить.
— Значит уже тогда всё потустороннее имелось в наличии.
— Конечно не так как в нынешние времена, но тоже всякого непотребства хватало. Но сейчас рассказ не об этом. Во время отечественной я много чего повидал и мне наконец стало понятно, что с нашими местами государству надо поаккуратнее себя вести, иначе большую беду можно породить. — Дед Щукарь тяжко вздохнул и принялся выставлять винтовочные патроны в рядок. — Я и рапорта писал куда надо и к цельному маршалу Советского Союза на доклад ходил, однако, когда вернулся в сорок седьмом сюда, обнаружил на месте старого прииска, лагерь для немецких военнопленных, большую стройку и карьерную добычу
