скоро слухи пойдут, что я премию в лесхозе получил и все поймут, что дело сделано. Плохо только одно, что это дело только так затравка, перед тем что нам предстоит попробовать в скорости сотворить. — Дед Щукарь надолго замолчал и начал откликаться только тогда, когда мы начали огибать старое, мазутное болото.
— Участковый ссучился — просто сказал я.
— А я тебе говорил, кто первым в деревню сунется с любой целью, тот со старателями кровно и повязан — подтвердил Щукарь, сразу поняв, о чем я.
— И что мы с ним делать будем?
— А что с ним в посёлке сделаешь, он же у нас представитель Советской власти? Придётся ждать дальше, до тех пор, пока он с настоящими заказчиками у нас не объявится.
— А я ведь поначалу хотел у него на учёт встать, помощи если надо попросить, да свою предложить — пробормотал я.
— Ничего лейтенант, я чую что у нас тут только самое интересное начинается — проговорил дед Щукарь.
Затем он, вытащив из пачки газет неприметный конверт с письмом без марки и без обратного адреса и потряс им перед моим носом.
Глава 17
Второй рассказ деда Щукаря (Родной край)
Железнодорожная ветка.
Где-то между Тринадцатым километром и деревней Артельная.
— Павел Лукич, а от кого письмецо? — не выдержав поинтересовался я.
— Бабка Матрёна прислала. А раз было что написать, значит может старая подсказать нам чего-то полезного. Да насчёт моего внучка Севки ситуацию прояснить.
— Так давай читай, чего тянуть — предложил я.
— Давай лейтенант сам читай. У тебя глаза молодые, да и тряска дорожная не помешает.
Не став кочевряжиться и говорить присказки насчёт чтения чужих писем, я разорвал конверт и развернул сложенный, тетрадный лист в клеточку. Затем перевернул его и уставился на несколько строчек короткого сообщения, написанные будто ребенком, неровными печатными буквами.
— Читай вслух — тут же нетерпеливо потребовал дед Щукарь.
— «Лукич извини, сама помочь в таком деле точно не смогу, уж слишком стара я стала, но кое-что подскажу. Бери своего непрошенного гостя в охапку и как можно быстрее дуй с ним в холодное место. Там сила нужная тебе поселилась. Если всё срастётся, то она сама сможет проход к твоему внучку приоткрыть. Только когда кусок хрусталя заработает, ни минуты не мешкайте и путь пробивайте, иначе второго шанса к внучку попасть, может и не случиться».
Тут ещё снизу подпись — «Матрёна».
Прочитав вслух, я увидел, как Щукарь резко посмурнел и начал нервно подгонять старого жеребца.
— Ну Павел Лукич, чего скажешь? — спросил я, решив прервать его затянувшееся молчание.
— Скажу, что моя старая подруга совсем сбрендила. В холодное место нас посылает. Да оттуда, уж почитай двадцать пять лет никто не возвращался. Да ежели тех потусторонних тварей что туда прорвались и теперича во льдах спят, случайно разбудить, то сюда смело надо будет танковую дивизию вызывать, иначе даже не знаю кто ещё сможет справиться с теми полчищами.
Распылившись на ровном месте, Щукарь явственно дал понять, что не просто не хочет идти в указанное бабкой Матрёной, некое холодное место, но и реально страшится его. Подобного я в нем раньше не замечал.
— А где оно находится, это место? — решил узнать я, чтобы хоть немного понять сложившуюся ситуацию.
— Обогатительный цех — явно нехотя ответил дед и я заметил, как его передёрнуло от нервного тика.
Вспомнив кирпичные стены большого цеха, которые я видел только издалека, я снова ощутил отголосок лютой стужи, действующий скорее на подсознание и истинное нутро, а не на человеческое тело.
— Лукич, а там реально так опасно?
— Опасность лейтенант, это не то слово. Опасно там люто и не меньше чем в старых, взорванных шахтах, откуда мелкие твари потихоньку просачиваются в наш мир. Однако та сила что в обогатительном цеху правит совсем иная и мне изначально совсем неподвластная.
— Значит ты Павел Лукич со мной в обогатительный цех не пойдёшь? — обыденно поинтересовался я и Щукарь резко натянув поводья, остановил послушного коня.
Затем он соскочил с телеги и топчась на месте, принялся нервно сворачивать цигарку. Закончив с этим, дед прикурил от собственного пальца и зло уставился на меня.
— Ничего ты лейтенант не понял. Да я если имеется хоть один шанс Севку с того света вытянуть, за ним, хоть гиену огненную не задумавшись прыгну. Но только я ведь всегда чуял, что если и догонит меня костлявая, то только в этом распроклятом холодном месте. Да и сама бабка Матрёна всегда настаивала, чтобы я туда ни в коем случае, никогда и носа не совал — признался Щукарь.
— Павел Лукич, так мы же бездумно и не полезем. Хорошенько приготовимся и только после этого, свои носы туда тихонечко сунем — предложил я.
— Да нет, так не пойдёт лейтенант, если Матрёна отписала, что тянуть с этим делом никак нельзя, значит придётся завтра с утра и залезать, причём сразу с головой — уверенно изрёк Щукарь и выпустив струю дыма, снова полез в телегу.
— Павел Лукич, ну а раз всё равно собираемся идти, может прекратишь туман напускать и наконец расскажешь, что такого странного в лагере для военнопленных случилось? И из-за чего после этого по округе аномалии начали как грибы вырастать?
Воспользовавшись моментом, я не просто попросил рассказать, а буквально потребовал ответа на давно мучившие меня вопросы. Выслушав меня Щукарь, нервно попыхтел самокруткой, а потом заговорил:
— Если уж и рассказывать, то начинать надо с самого начала — заявил он и тяжко вздохнул. — Всё началось ещё в те времена, когда сюда первые старатели пришли, задолго до моего рождения. Ещё при царе Александре втором, на речке Золотянке большой, золотой самородок охотники случайно обнаружили и из-за формы, прозвали его головой беса. Я сам его никогда не видел, но старики говорили, что он больше не на самородок был похож, а на отбитую башку золотого идола, которую сильно об камни побило да проточная вода обточила.
— Так может это и было некое литое из золота, древнее изделие? — предположил я.
— Об том не ведаю, но знаю одно, после того как эту самородную башку наши, в этих краях всякая чертовщина начала происходить. Поначалу просто охотников, да старателей, что золотой песок мыли, начали разорванными на части находить. Все долго кивали на зверье лесное, так что по одному и без оружия все пришлые и вовсе перестали ходить. Старатели рысей местных перебили, да и медведей с волками, почитай всех извели. Однако люди всё равно пропадать продолжили.
— А может это уже тогда, та тварь лютовала, которую мы недавно упокоили?
— Не лейтенант, там почерк совсем другой был. Да и кошек потусторонних в те времена в этих краях точно никто не видел. Тем более что я теперича точно знаю, это плохие люди старателей да охотников отлавливали и на куски лошадьми рвали.
— Как люди? Да зачем это им вообще понадобилось? — не понял я.
— Люд тут плохой собрался, одержимый одной очень тёмной идеей, а во главе их совсем паскудный человек встал. Хромым его все звали. Вот из-за своих идей и чинили они тут разбой, да устраивали ритуалы кровавые. Это выяснилось после того как сюда, известный царский промышленник Давыдов приехал. Именно ему концессию на добычу местного золота выдали и именно он придумал со станции Дальней первый железнодорожный путь сюда провести. В это время он и первую старательскую артель здесь организовал, для добычи золотишка, и поставил за нею присматривать своих приказчиков и наёмных казачков.
— Значит деревня Артельная уже тогда появилась?
— Не, деревенька наша ещё раньше сформировалась. А потом её достроили ссыльные, да бывшие каторжники, которых сюда через непролазную тайгу начали целыми партиями сгонять. Так что первая охраняемая зона с бараками, ещё тогда рядом с прииском появилась. Я по пути сюда, в семье ссыльных казаков и родился. И первые годы рос в родовом доме Морозовых, что на месте моего нынешнего стоял, до большого пожара.
— Значит ты Павел Лукич, тех плохих людей сам видел?
— Может и видел, но не помню. Мал ещё был. Но зато помню отлично большую перекладину и дюжину покойников, болтающихся в петлях. Считай лейтенант, что это первое моё яркое, детское воспоминание.
— Получается тех плохих людей переловили всех
