Вечером, когда пришел Веня, Родю так и подмывало рассказать ему о своих предположениях, но он не рискнул это сделать. Родя знал, что уравновешенный, практичный Венька просто обзовет его фантазером, тем дело и кончится.
А позднее, когда Родя уже лежал в постели, ему вспомнилась такая подробность: подойдя к нему, Борька Трубкин почему-то назвал его «писателем». Выходит, что ему драли уши за его статью! Но почему же Борька так невзлюбил его за эту статью, которая его, Борьки, совсем не касается? Нет, тут что-то не так! Ну, а если предположить, что Борька действовал по наущению своего старшего братца? Тогда все сходится! Но тогда получается, что Левка Трубкин против воли поместил статью и теперь злится за это на Родю. А почему он поместил против воли? На это ответ был один: так ему приказала Зойка!
Додумавшись до этого, Родя покрылся испариной и помахал над собой одеялом, чтобы немного остыть. После этого он повернулся со спины на бок и постарался заснуть, и тут ему вспомнилось название телепередачи, которую вел профессор Капица: «Очевидное — невероятное». Десятки раз Родя смотрел эту передачу, но никогда не задумывался, почему она так называется. И вот теперь задумался. Он пришел к выводу, что такое название очень подходит ко всей этой истории с Зойкой: «очевидное» — это факты, которые он наблюдает своими глазами, но факты эти невероятные, такие, в которые трудно поверить.
Родя закрыл глаза, а в мозгу его всплывали то Семка с Борькой, то Зоя, то Веня, то Трубкин… И в том же мозгу, словно невидимый маятник, все время качались слова: «Очевидное — невероятное, очевидное — невероятное, очевидное — невероятное…»
Так Родя и уснул.
Глава двадцать первая
Зое пора было укладываться спать, но мама ее ушла ненадолго к соседям, бабушка лежала больная, а Зоин папа, Митрофан Петрович, любил в свободную минуту поболтать с дочкой.
Они сидели в кухне. Митрофан Петрович курил, расспрашивал Зою о школьных делах, а Зоя отвечала вяло и как-то очень уж внимательно смотрела на отца.
Митрофан Петрович был высок и широкоплеч, у него было мужественное лицо с высоким лбом, и этот лоб делала еще выше начинающаяся лысина. И Зоя думала о том, что вот сейчас этот крупный мужественный человек, которому на заводе подчиняется так много людей, вынужден будет подчиниться ее, Зонному, приказанию. И от этой мысли Зое стало как-то неловко, ей стало немножко жалко отца, и она все медлила заводить разговор о станке.
Митрофан Петрович погасил окурок в пепельнице и вдруг поднялся.
— Слушай, дочура, давай устроим маме сюрприз: она придет, а вся посуда перемыта. А то ведь, понимаешь, бабушка больна, и маме приходится везде поспевать: и за бабушкой ухаживать, и обед готовить…
Он надел поверх тренировочного костюма мамин пестренький фартук, а Зоя взяла кухонное полотенце. Она долго придумывала, с чего бы начать разговор, и наконец спросила:
— Папа, ведь твой завод, кажется, шефствует над Дворцом пионеров?
— Ну, мы взяли в свое время шефство. А что?
— Пап!.. А в чем заключается ваше шефство?
— Да ведь как тебе сказать… Я ведь лично не занимаюсь. Этим местком, должно быть, занимается… а скорей всего, комсомольская организация…
Зоя помолчала.
— Папа, а вот говорят, что твой завод шефствует только на словах, а не на деле.
Тут впервые Митрофан Петрович приостановил работу и посмотрел на Зою, держа в левой руке тарелку, а в правой — щетку.
— А кто же это говорит? Ну, давай конкретно!
— Между прочим, сам директор дворца Яков Дмитриевич. И между прочим, он сказал, что даже самая бедная мастерская подарила Дворцу пионеров станок, а такой большой завод, как у тебя, только обещаниями кормит.
Митрофан Петрович снова принялся за работу.
— Да-а… Тут, возможно, он и прав. Ты мне как-нибудь об этом напомни. А, доченька?
Зою такой ответ, конечно, не удовлетворил: ведь она сказала Маршеву, что попросит отца завтра же прислать станок.
Она попыталась сначала уговорить отца:
— Папа! Ну что тебе стоит завтра взять и прислать во дворец какой-нибудь станок! Ведь они ждут все-таки!
Митрофан Петрович снова оглянулся на Зою.
— Ишь ты, какой адвокат у Дворца пионеров нашелся! Ладно! Обещаю тебе над этим подумать… А вот насчет того, чтобы завтра… ты уж извини. У папы завтра дел выше головы, а тут надо давать распоряжения, чтобы подобрали подходящий станок да чтобы выделили такелажников для его погрузки, не говоря уже о транспорте. Нет, дочура, давай уж до будущей недельки подождем, а там посмотрим, что получится. На-ка, вытирай вилку!
Зое стало ясно, что папа не принимает разговор всерьез, что раздумывать да смотреть, «что получится», он может и неделю, и месяц, и три… И Зоя поняла, что придется пустить в ход эликсир. Она помолчала, вытирая вилку, потом спросила:
— Папа, а что такое координатно-роскошный станок?
Митрофан Петрович засмеялся:
— Координатно-роскошный? Это что еще за чудо? Может быть, координатно-расточный? Или, точнее, координатно-расточной?
— Ну, координатно-расточной. Недавно по радио передавали, что твой завод наладил выпуск таких станков. С каким-то там управлением.
— С программным управлением. Впрочем, это и в самом деле роскошный станок: задал ему программу, и он сам проделывает все операции по расточке до нужных параметров.
Зоя не понимала, что такое программное управление, что такое расточка, что такое параметры, но она поняла одно: станок этот хороший и Яков Дмитриевич, пожалуй, будет рад получить его.
— Папа, слушай меня! — сказала она, повысив голос.
— Ну, слушаю, слушаю, — благодушно отозвался Митрофан Петрович, передавая Зое две ложки и вилку.
И тут Зоя отчеканила:
— Папа! Завтра утром отправь координатно-расточный станок в подарок Дворцу пионеров. Вот! Все-таки нужно шефствовать не на словах, а на деле.
— Глупышка ты у меня! — рассмеялся Митрофан Петрович.
Если бы он объяснил дочке, что такой станок стоит несколько тысяч, что за подобное разбазаривание ценностей его могут и под суд отдать, что, наконец, такой станок совсем ни к чему Дворцу пионеров, Зоя, конечно, отменила бы свое приказание. Но Митрофан Петрович ей ничего такого не сказал, он опять не принял всерьез дочкины слова. Однако минуты через две Зоя поняла, что ее приказание подействовало: оставшиеся ножи, ложки и вилки Зоин папа домыл молча, потом он, не снимая маминого фартука, сел боком к столу и стал курить, глядя в одну точку.
Вернулась мама и отправила Зою спать. Из-за болезни бабушки Зоя спала теперь в одной комнате с родителями. Она быстро уснула и не слышала, как отец все ходил и ходил за стеной у себя в кабинете, и не слышала, как мама несколько раз в течение ночи вставала, заходила к папе в кабинет, спрашивала его, почему он не ложится спать, а тот раздраженно отвечал:
— Оставь меня, Риточка, дай подумать!..
Зоя еще спала, когда ее мама кормила мужа завтраком. Он почти ничего не ел, все молчал, а лицо у него было желтое и под глазами повисли темные морщинистые мешки.
— Троша! Мне твой вид что-то очень не нравится. Ты как себя чувствуешь?
Митрофан Петрович потер кулаком лоб.
— Да неважно, по правде сказать.
— А что именно у тебя?
— Да с головой что-то.
— Может, дома останешься? Вызвать врача?
— Не надо, обойдется. — Он встал, подошел к окну, выглянул во двор. — Машина уже пришла. Пока, Риточка!
И в этот день Митрофан Петрович домой уже не вернулся.
Часа через три после того, как директор станкостроительного завода уехал к себе на работу, другой директор — Дворца пионеров сидел у себя в кабинете, положив локти на, стол, смотрел на сцепленные пальцы рук и думал.
Минут тридцать тому назад закончился какой-то странный эпизод. Дверь распахнулась, и, минуя молоденькую секретаршу Таню, в кабинет без стука вошел маленький толстый человек в плаще и фетровой шляпе.
— Товарищ Сысоев? — сказал он хмуро. — Я из отдела сбыта завода «Факел».
— Так! Очень приятно!
— Тут вашим пионерам шефы подарок прислали. — Он раскрыл пластмассовую папку и вынул из нее две бумаги. — Вот это вам сопроводиловка, а вот здесь распишитесь в получении.
В «сопроводиловке» директор прочел, что, в порядке шефской помощи, завод направляет дворцу координатно-расточный станок марки «Программа-75».
— А что это за станок?
— Последнее слово техники. Автоматики, точнее сказать. Станок с программным управлением.
Яков Дмитриевич был по образованию историк, но он интересовался техникой и примерно знал, что такое станок с программным управлением.
— Так ведь… должно быть… должно быть, очень дорого…
— Не дешево. Много тысяч стоит.
— Сколько?
— Много тысяч, — почему-то с недоброй усмешкой процедил человек из отдела сбыта. — Так что, будете принимать? — Последний вопрос он задал таким тоном, будто сомневался, что директор дворца примет станок, и Яков Дмитриевич совсем оторопел.
