class="p1">Говорят, если заяц попадет в полосу света от фар, то так и будет бежать по прямой, как заколдованный. Пока не упадет без сил на дорогу. Так и я. Замерла испуганным зайцем, глядя на беснующееся в карих глазах пламя. Невероятно, но страшно мне не было. Скорее, я боялась спугнуть момент. Чего именно, я не знала и сама.
Волшебство момента закончилось неожиданно. Инзар, внезапно на что-то решившись, сделал шаг вперед. Меня словно волной накрыло его нетерпением. Я вздрогнула. Но повинуясь неслышному зову, качнулась ему на встречу. И в тот же момент инопланетник словно проснулся.
Неслышимый зов умер, рассеялся в космической пустоте. Вишневое пламя в мужских глазах погасло. А сам инзар с недоумением оглянулся по сторонам. Словно сам не понял, как сменил местоположение.
Я постаралась сделать вид, что ничего не заметила. Но сдержать вздох разочарования оказалось невероятно сложно. Разочарование накатило сильно и одномоментно. Горькое, как полынь. Жгучее, как перец чили. Словно меня лишила давно обещанного наследства любимая бабушка, и отдала его первому встречному на улице. Словно меня обманули в моих самых лучших ожиданиях.
Инзар с силой потер лоб, как будто пытался проснуться. И что-то пробормотал про то, что такое жертвование с его стороны никто не оценит. Я сделала вид, что не расслышала. Меня это вряд ли касается. В конце концов, меньше буду знать, крепче буду спать. И дольше. И вообще, надо как-то осторожно узнать, что меня ждет. Как-то не хотелось верить, что братья действительно отдадут меня под суд за похищение ребенка.
– Мария, ты меня слышишь?
Я мрачно кивнула. Идиотский вопрос, с учетом того, что я стою напротив и беззастенчиво на него пялюсь. Но вслух я опять ничего не сказала.
– Я вообще-то зашел, чтобы сказать тебе две вещи. Во-первых, не бойся моего брата. Он к тебе больше не придет.
Интересно, почему. Я нахмурилась. Нет, это конечно здорово. Его чокнутого братца я действительно боюсь. Вряд ли я смогу с ним справиться. Но я не представляю, что такого должно произойти, чтобы ненормальный инзар добровольно отказался от игрушки в лице меня.
Мне часто говорили, что у меня очень живая мимика. Наверное, и сейчас что-то отразилось у меня на лице, потому что инзар слегка улыбнулся и пояснил:
– Сейчас на борту его невеста. Он постоянно будет рядом с ней. В противном случае, отец ему устроит «веселую» жизнь. Это почти политический брак. Было приложено очень много усилий, чтобы его устроить. И отец не позволит Дэньерану из-за его глупых выходок сорвать сделку века.
Слушать вот такие рассуждения о свадьбе и создании семьи, словно о договоре купли-продажи, было до крайности неприятно. А как же любовь? А как же счастье?
– А во-вторых, я проверил все твои слова. И теперь точно знаю, что ты не лжешь.
Осознание услышанного пришло где-то на третьей секунде. Я все еще переваривала странные рассуждения инзара о свадьбе брата, когда в мой мозг пробилась светлая мысль о том, что…
– Пашка!!! – Я даже подпрыгнула на месте от озарения, не заботясь о том, что обо мне подумает инопланетник. – Как он там? Денег хватило? Или он еще в клинике?
Меня не заботило то, что я прервала мужчину на полуслове. Я хотела услышать новости. Я даже загадала: если у Пашки все хорошо, значит, и я выберусь из этой передряги без особых потерь. Ну не звери же в конце концов эти инзары! Во всяком случае, некоторые из них.
В карих глазах инопланетника мелькнуло что-то, очень похожее на неприязнь. Губы инзара поджались. Словно он нечаянно вступил в нечистоты. Я замерла. Чего это он? Не нравится, что я беспокоюсь о своем женихе? У них такое не принято? Ах да! Договорные браки. Если у них у всех вот такие или похожие ситуации, как у Дэньерана, тогда не удивительна реакция инопланетника на мои слова.
– Должен тебя огорчить, Маша. В той клинике, куда ты перевела деньги, Павла нет, и никогда не было. И вообще, ты перевела деньги на частный счет, а не на счет лечебного учреждения.
Наверное, мне было бы проще поверить в то, что я могу летать по космосу без скафандра и космолета, чем в то, что Пашка не поступал в клинику. Я растерянно смотрела на неодобрительно поджавшего губы инопланетника и пыталась до конца осознать услышанное. Но оно упорно не желало быть осмысленным.
– А как же… Неужели меня обманул врач и присвоил себе деньги, которые я перевела? Я рисковала зря, выходит… Пашка остался инвалидом…
Что-то горячее больно стиснуло мне сердце так, что кровь, казалось, хлынула горлом, перекрывая мне кислород. Дышать стало совершенно нечем. На глаза навернулись слезы. Выходит, все, что я пережила, все мои жертвы оказались напрасны! Господи! Ужас накрыл с головой. Я попыталась вспомнить, что мне тогда говорил излишне любезный доктор. Но воспоминания отказывались приходить в голову. Словно кто-то их начисто стер влажной губкой. Как меловую надпись на специальной доске.
Смахнув мешающие смотреть слезы, я подняла глаза на стоящего напротив инопланетника:
– Но Пашка хотя бы жив? Вы же наверняка и на астероиде побывали? Что говорят врачи? Уже поздно перевозить его на Землю?
Карие глаза напротив потемнели почти до черноты. Твердые, четко очерченные губы, сжались в тонкую линию. Инзар нахмурился:
– Как тебя родители называли? Твое имя сокращается?
От неожиданной смены темы у меня даже слезы высохли:
– А это тут при чем?
– Ответь на вопрос.
– Я маленькая была, когда они погибли. Машей называли, помню. И Мышонком.
– Мышонком? – Смоляные брови в удивлении поползли на лоб. – Это что-то значит?
– Мышь – это такой маленький зверек с глазками-бусинками, усиками и длинным хвостиком.
– Ясно. Детское прозвище. – Инзар скрестил руки на груди. – Маша, присядь.
Мне очень не понравилось его распоряжение. Но по виду инопланетника было сразу понятно: это не просьба, это приказ. И я неохотно подчинилась, присев на самый краешек койки.
Инзар устало потер переносицу:
– Маша, твой Пашка не поступал ни в какую клинику. Человек, найденный в твоей, разрушенной взрывом, квартире, не является Павлом Лебедевым. Мужчина очень сильно пострадал, чудом выжил, и стал полным инвалидом. У него обгорело все тело, получен сильнейший ожог носоглотки. Поговорить с ним невозможно. Но по результатам медицинской экспертизы, на которой я настоял, этому мужчине где-то от пятидесяти до шестидесяти пяти ваших земных лет. А твой жених, на сколько
