– Да. Отчёт по охране за время моего отсутствия. Каждая минута, записи видеокамер. Кто, где и когда. С твоими личными комментариями. А ещё, навскидку, напомни, кто из охраны заносил Аде еду?
Пока Зафар заметно пугается, я сама пытаюсь понять, что это значило. Халид пытался проверить, чтобы действительно никто не нарушил его приказ? А то вдруг кто-то пожалел меня и весь его план провалился.
– Ну так…
Зафар не успевает договорить, как Халид бьёт его. Легко, не напрягаясь. Без показательного замаха или угрозы. Быстро, чётко. Было бы даже красиво, не будь в этом действии столько жестокости.
Я не вскрикиваю и не отвожу глаза. Не раз наблюдала подобные драки весь подростковый возраст. Не редко и сама участвовала. Но это не похоже на драку, скорее избиение Зафара.
В какой-то части души мне хочется остановить мужчины. Приказать отпустить и оставить в покое. Но это Халид раздаётся приказы и принимает решении. И Ян научил меня не лезть в мужские разборки.
– Никогда не вставай между двумя бойцами, ежик, - друг трепал меня по волосам, пока я забавно фыркала. – Держись в стороне, а то сама отхватишь ни за что.
И я стою, пока Халид наносит ещё один удар, поднимая Зафара за шкирку. Встряхивает. Господи, они кажутся горой и песчинкой. И да, пускай охранник не сильно щуплый, но против Халида он мелкий совсем.
– Ты что о себе возомнил? Подумал, что имеешь право что-то решать по отношению моей гости?
Хм. Значит, Халид считает меня своей гостьей? Гости могу уйти, а не страдают в одиночестве. И явно не рискуют в любой момент проститься с жизнью, если хозяина дому так захочется.
– Приказа не было, Халид, - мужчина вытирает кровь с разбитой губы. Подбирается, но заметно трусит перед дальнейшими действиями. – Ты запер её и велел никого к ней не пускать. Откуда мне было знать…
– Уточнить не судьба? У тебя Лука выше в иерархии. И телефон, Зафар, давно придумали. Почему Ада должна страдать из-за твоего кретинизма? Я ошибок не прощаю, ты знаешь. Мне нужно повторять?
Кажется, повторение в значении Халида значит смерть. Потому что Зафар бледнеет, но мне его ни капли не жаль. Значит, по его вине я была в заточении два дня. Ошибки совершают многие, да.
Но я уверена, что Зафар не по глупости не просто так принял такое решение. Что-то за этим скрывалось. Призрение ко мне, обидела чем-то или просто всех девушек считает недостойными внимания.
– Не повторится, Халид. Неправильно тебя понял, просчет исправлю.
– Исправляй, иначе ведь я могу так ошибиться в сторону твоей сестры. Свободен.
– Мог заставить его извиниться, - склоняю голову на бок, наблюдая, как охранник пулей вылетает из спальни.
– А тебе нужные пустые извинения?
– Ни капли. Но его бы это унизило, извиняться перед твоей шлюхой. В следующий раз бы подумал.
– Значит, ты приняла роль моей шлюхи?
– Нет. И не приму, хоть продолжай дело Зафара. Но мне не поменять то, что остальные думают обо мне.
– А ты не хочешь извиниться? В своих беспочвенных обвинениях? Я бы до такого не опустился, Ада. Ты моя женщина и я могу воспитывать тебя, но не пытать.
– И в чём разница?
– Пытают сломанными костями, а воспитывают…
Халид делает шаг ко мне. Заставляю себя оставаться на месте, хотя кожу жжёт от желания спрятаться в ванной. Закрыться и надеяться, что ничего не произойдёт. Но вскидываю голову и не пытаюсь отстраниться.
– Тебя можно воспитывать очень приятными способами, - шепчет, словно гипнотизируя. – Например не давать кончить. Снова и снова. Пока полностью не изведёшься подо мной.
Ну конечно.
Ничего другого я и не ожидала от мужчины. Очередная пошлость, очередной намёк на моё место.
– Но для начала, - мужчина охватывает моё запястья, дёргая к себе. – Пойдём накормим тебя.
Глава 40. Ада
– Ох, как же так, - Нигяр хлопочет на кухне, пока я жадно пью воду, прислонившись к холодильнику. – Я ведь не знала… Ох, додумался же Зафар.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Её слова кажутся фоновым шумом, который сливается в одно. Отхожу к окну, когда женщина что-то достаёт из продуктов. Удивительно, между забором и домом метров пятьдесят расстояния. Может, все сто. Вот только там, за пределами Халида, свобода и никакого контроля. Здесь – всё время на стрёме. В ожидании, когда снова что-то пойдёт не так.
Мужчина приказал (сказал и попросил – не для него) подать поздний ужин и ушел к себе в кабинет. Судя по тому, что туда же скользнул Зафар, выяснение произошедшего продолжалось.
Я не из тех нежных девочек, кто будет жалеть охранника. И уж точно не из тех самоубийц, кто ворвётся в кабинет и скажет остановиться. Во мне, наверное, не осталось сострадания и жалости к другим. В конце концов, как и других не было этого самого по отношению ко мне.
Зафар правда же мог позвонить Халиду, уточнить у Луки, раз отвечал за всё. Но он не сделал этого и точно не просто забыл о том, что «гостья» Халида сидит голодной.
Жестокость за жестокость.
Только так удавалось выживать в детском доме. Я стала совершеннолетней семь лет назад, начала жить по-другому. Но некоторые привычки слишком прочно сидят внутри. В самой крови, клеточках ДНК и РНК, чтобы просто отмахнуться и забыть.
– Ох.
Тарелка выскальзывает из рук Нигяр, разлетаясь на сотни мелких осколков по полу. Звон отдаёт эхом в ушах, когда женщина всё убирает, продолжая сокрушаться. Кажется, она опасается, что за мой голод получит и она.
– Нигяр, оставь это. Я сама нагрею еду. Можешь отдохнуть.
– Нет, Ада, как же так? Я сама подам ужин. Не пристало гостье заниматься этим.
Гостья. Как же. Хотя, когда я попала сюда впервые, придя под ручку с Лукой, Нигяр тоже не подпускала нас к еде. Меня и ту девушку, жену Шамиля. Роза, кажется. Всё, что нам разрешалось, это подать тарелку и отойти к стеночки, не мешая.
– Халиду я всё объясню. Мне не сложно.
И даже нужно. Чем-то занять себя после стольких дней бездействия. Не люблю ни уборку, ни тем более готовку. Но сейчас даже на это согласна. Вытесняю Нигяр, доставая тарелки и переворачивая кусочки мяса на сковородке.
Пахнет потрясающе. Слюнки текут, едва не захлёбываюсь. Будь мне сейчас лет пятнадцать, точно бы украла даже недожаренную говядину, наслаждаясь вкусом. В конце концов, какая разница на готовность, когда дико хочется есть. Постоянно.
– Я подам сладости, - в конце концов произносит Нигяр, явно недовольная моим самоуправством. – А потом…
– А потом я всё закончу сама. Спасибо.
Удивительно, столько времени была в изоляции, но сейчас шум утомлял. На самом деле, он всегда утомлял. В детдоме было очень шумно, постоянные ссоры и драки, выяснения отношений. В академии было так же. Студенты постоянно громко разговаривали, смеялись. К концу учебного дня у меня раскалывалась голова, а впереди ждала ещё ночная работа, связанная с Цербером.
На работе, где должны быть взрослые и люди, тише не становилось. Гул старой технике, перекрикивания между сотрудниками. А ещё вечная паника, когда приезжал кто-то вышестоящий или был отчётный период.
Кажется, в тишине я никогда и не была. Так, чтобы долго и по-настоящему. Только редкие моменты вечерами, когда мы с Яном собирались в моей квартире.
Друг как-то быстро влюбился, женился. И его квартира стала под запретом. Если бы я когда-то вышла за кого-то, то тоже бы не особо жаловала подруг мужа. Эгоистка и собственница в одном флаконе.
Яна ревновать не хотелось. Я всегда относилась к нему как к другу, никаких притязаний. Почти как брат, но брат у меня уже был. Где-то далеко, нарушив своё же обещание забрать меня из детдома.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Валере исполнилось восемнадцать лет девять назад, может, десять. И даже если он не мог забрать меня, потому что кто отдаст малолетке ребёнка? То брат мог бы хоть найти, навещать.
Но его не было.
Ещё одна причина ненавидеть обещания.
